ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ - Эустахий Чекальский

— Привык-то привык, но неожиданности всегда возможны, — машинально отвечает скрипач.

Официант принес бутылку бордо. Вот и два бокала изрядных размеров. Генрик наблюдает, как официант откупоривает бутылку. Льется красная, чистая густая струя с терпким запахом. Официант приподнял бокал вверх, посмотрел на свет, как бы восхищаясь цветом вина.

— Пожалуйста! — маэстро подвинул бокал своему собеседнику.

— Выпьем за ваш успех.

— Ну и за ваш, хотя я все же утверждаю, что для чувства радости и счастья, здравый смысл не всегда необходим, — упрямо повторяет Генрик.

— Вы пессимист, а это нехорошо.

— Оптимист ли, пессимист ли, все одинаково умирают, — философствует скрипач.

У вина хороший букет, оно легко пьется. Пока что действие его не очень чувствуется. Но каждый глоток приносит облегчение. На дне бокала сидит веселый чертик легкомысленности и забытья.

— Великолепное вино. Давно не пил такого… — наслаждается блондин. В Лондоне такое вино найти можно, а вот в Бургундии в ресторане его не найдешь. Может быть где-нибудь в подвале…

— О, я рад, что пью вино в обществе такого знатока, как вы.

Генрик притворялся более спокойным, чем это есть на самом деле. О своем собеседнике он ничего не знает, хотя его лицо ему знакомо.

— Вино это почти польский напиток, шляхетский напиток, только я не для вина путешествую по этому свету.

— Вы мне можете сказать откровенно, что вас заставило уехать из Польши? Ведь нигде на свете нет мест лучше наших. Нигде нет такого приятного ветерка, нигде так приятно не журчат ручейки, нигде на свете нет таких берез, дубов, лиственниц, сосен, как у нас. Здесь, например, я не вижу ни подсолнечников, ни мальв.

— Вы не только музыкант, но и поэт.

— Вы шутите. Нехорошо покидать родную землю. Чего ищут люди на чужбине?

— Вы это как, мне или себе задаете вопрос? Ведь это и есть поиски смысла жизни.

— Если можно было бы знать в чем смысл жизни. Я вижу этот смысл в звучном аккорде, мелодии, звучащей в моем сердце.

— Французское вино превосходно. После второго бокала мы наверное найдем смысл жизни в существовании, — продолжает незнакомец, переводя разговор на более легкие темы.

— Что же, вы человек ученый, политик, практик, а я только музыкант… виртуоз. Я ничего другого не хочу знать, — говорит скрипач.

— Это нехорошо. Каждый поляк должен быть гражданином своей страны.

Генрик наполняет бокалы, но рука его уже стала неуверенной.

— Я не могу быть всесторонним, я служу родине своим искусством. Всегда и всюду, по мере моих средств, я выполняю обязанности, лежащие на мне. Я сын офицера.

Бордо красное и ароматное, как цветы, наполняет бокалы. Развязывает языки, располагает к откровенности.

— А я… в глубине австралийского материка, на островах, в Тасмании ищу путей, чтобы увековечить имя поляка и не унизить его, — бросает в пространство неожиданный собутыльник.

В это время сэр Томас Гемптон беседовал с управляющим кредитно-экспортной конторой, располагающей точными сведениями о финансовом положении многих деятелей Европы. Насколько сэр Томас был низким, приземистым мужчиной, настолько его собеседник мистер Гентцер обращал на себя внимание высотой своего худого тела и лицом, покрытым экземой.

— Меня интересует, что стоит семья Венявских из прежней Польши, а теперь России?

— Мой двоюродный брат Гентцер — импрессарио знаменитого скрипача, который теперь очень популярен в Лондоне и дает концерты даже в домах, близких ко двору. Фамилия скрипача Венявский. Если речь идет о ком-нибудь из этих Венявских, то я могу вам дать совершенно точные сведения.

— Вот именно, — меня интересует его отец, врач.

— А что, он хочет купить в Англии медицинский инструмент? Больничное оборудование? Оборудование операционного зала или амбулатории? Скажу сразу, дело можно начинать.

— А вы не знаете, что стоит его имущество и в чем он держит капиталы? В земле, в городских домах или в акциях?

— Извините меня, сэр! Может быть речь идет о браке вашей дочери с этим скрипачем?… — После минутной паузы спросил мистер Гентцер. — Я читал в газете, что они помолвлены. Я не поздравлял, извините, пожалуйста. Пока в Таймсе нет официального объявления, я не считаю, что вопрос решен.

— Этот молодой человек иностранец. Приходится призадуматься.

— Вы правы, сэр. Я знаю от моего двоюродного брата, что Венявский в прошлом году за свои концерты во Франции, Германии, Австрии, Бельгии и Голландии получил 120 тысяч франков, не считая того, что он зарабатывает концертами в России.

— Что вы говорите? Неужели скрипач зарабатывает столько?

— Не всякий. Однако мой двоюродный брат охотно платит ему 1500 франков за каждое выступление.

— Неслыханно, просто невероятно!

— Его брат Юзеф — пианист, и тоже очень хорошо зарабатывает концертами, — добавляет мистер Гентцер. — Поляки — талантливый народ.

— Зятем лучше иметь человека менее способного, зато солидного.

— Конечно, но это также немалое удовольствие иметь в семье талантливого, знаменитого зятя.

— Если бы это был англичанин, а то поляк, а по паспорту русский…

Сэр Томас Гемлтон с трудом преодолевал свои привычки и взгляды, хотя сам женился на дочери известного пианиста Осборна, а его жена когда-то училась пению и по всей вероятности была бы украшением оперы, если бы не вышла замуж. Гости бывающие в их доме, это — знакомые лэди Гемптон до ее замужества. Благодаря этому, в их салоне играл сам Мейербер, а жирный Россини убеждал сэра Томаса, что жизнь ничего не стоит, если человек не умеет себе приготовить макароны с pasta sciuta или зажарить рыбу на свежем прованском масле.

— Вы думаете, — не раз говаривал сэру Гемптону шутник Россини, — что мои оперы пользовались бы таким успехом на всех сценах мира, если бы не моя веселость. Только французская и итальянская кухни дают благодушие, любовь к людям и остроумие. Вы, лондонцы, отравляете себя говядиной, кониной, свининой, да и то не умеете их приготовить как следует, — недожариваете, недовариваете. Я вас приглашаю ко мне, в Париж, на завтрак. Я уверен, что вы станете не только моим сторонником, но и поклонником. Конечно не моей музыки, но — моей рыбы, варенья, телячьих котлет. Я вас жду у себя, уважаемый сэр Томас.

Сэру Томасу Гемптону этот музыкант очень понравился, но Венявский?…

СОН И ЛЕГЕНДА

Из французского ресторана Генрик возвратился в пансион с некоторым трудом… После выпитого вина ноги не очень слушались. Скрипач добрался до своей комнаты и прилег на диван. Сразу же уснул. Сказались вино и усталость.

Сон успокоил его, позволил ему на время забыть все неприятности, но не надолго. Генрику надо было повторить всю концертную программу. Он запер двери на ключ и старательно проигрывал номер за номером. Правда, он знал все эти произведения наизусть, но на репетициях всегда играл по нотам, чтобы как можно точнее придерживаться текста композитора.

Но сегодня, совершенно помимо его желания, как бы продолжая знакомую мелодию, из-под его пальцев стали появляться совершенно новые музыкальные фразы, новые темы, отражая состояние его души, его печальное настроение. Он сыграл раз, затем повторил. Из отдельных музыкальных фраз возникла стройная, законченная мелодия. Произведение, родившееся в глубинах его сердца, требовало отделки, придания ему определенной формы. Это была простая, лирическая песнь тоски, жалоба любящего сердца. Лист нотной бумаги, остро отточенный карандаш и… новая композиция закреплена на бумаге. Это уже не игра воображения. Сначала вступление, потом Анданте соль-минор, Аллегро модерато соль-мажор и снова Анданте соль-минор. Что это, каприз? Нет, это результат работы над программой послезавтрашнего концерта и его собственных переживаний, почти готовое крупное произведение! И снова лист нотной бумаги…

Теперь в мелодии чувствуется легкий ветерок люблинских равнин, ласковый и милый. Да. Инструментовка должна быть не слишком сложной. Она будет проста, как мелодия его тоскующего сердца. Дальше, дальше!

Венявский забыл обо всем: о времени, об окружающей его действительности. Он целиком поглощен процессом творчества. Неужели это только легенда, а не сон о любви. Если так, пусть же это произведение называется… «Легенда» — рассказ о мечте страдающего сердца, об избавлении от неуверенности и тоски.

Утром мистер Гентцер, импрессарио, узнал от композитора сенсационную новость. На концерте будет исполнено новое произведение Венявского — «Легенда».

— У меня все билеты распроданы. Давайте, оставим эту новость на следующий концерт.

— Нет, это произведение я сыграю именно завтра. Мне необходимо только прорепетировать его с оркестром, — потребовал композитор.