Нерадивый ученик - Томас Пинчон

Она искала и нашла в нем женские черты, которые раньше видели только собратья-шпионы. Он не стал вдаваться в расспросы о том, как она узнала. В окно она его заметить не могла. Он сказал:

– Сегодня днем он был в германской церкви, играл Баха, как будто Бах – это все, что у нас осталось. Так что, возможно, он знает.

Она склонила голову, на верхней губе – усы от пивной пены. На другой стороне канала раздался слабый свист экспресса, уходящего в Александрию.

– Вы любите Гудфеллоу, – рискнул предположить Порпентайн. Он никогда еще настолько не уходил в эти сферы: здесь он турист. Сейчас он с радостью воспользовался бы каким-нибудь Бедекером.

– Да. – Ее шепот почти утонул в новом завывании аккордеона.

Так сказал ли ей Гудфеллоу… Порпентайн поднял брови, она покачала головой: нет. Занятно понимать друг друга без слов, лишь с помощью мимики.

– Как бы то ни было, я догадалась, – сказала она. – Можете мне не верить, но я должна признаться. Это правда.

Как далеко можно углубиться, прежде чем… Безнадежно. Вопрос Порпентайна:

– Чего же вы от меня хотите?

Она: наматывает кудряшки на пальцы, на него не смотрит. Помолчав немного, отвечает:

– Ничего. Только понимания.

Если бы Порпентайн верил в черта, он бы сказал: тебя подослали. Вернись и скажи ему, им, что это бесполезно. Аккордеонист узнал в Порпентайне и девушке англичан.

– Если есть у черта сын, – задиристо пропел он по-немецки, – значит это Палмерстон.

В кафе сидели несколько немцев, они заржали. Порпентайн вздрогнул от неожиданности: песне было лет пятьдесят, не меньше. Оказывается, кое-кто ее еще помнит.

Петляя между столиками, подошел Варкумян – опоздал. Увидев его, Виктория попрощалась и ушла. Отчет Варкумяна был кратким: ничего не происходит. Порпентайн вздохнул. Оставалось одно. Устроить в консульстве панику: пусть будут начеку.

Итак, на следующий день они взялись за Кромера по-серьезному. Порпентайн проснулся в дурном настроении. Он прилепил рыжую бороду, напялил жемчужно-серый цилиндр и заявился в консульство под видом ирландского туриста. Там всем было не до шуток: его выставили. Гудфеллоу придумал кое-что получше. «Бросаю бомбу», – крикнул он. К счастью, его представление о снарядах было ничуть не лучше его меткости. Вместо того чтобы благополучно шлепнуться на газон, бомба через окно влетела в консульство, отчего одна из глупеньких уборщиц впала в истерику (хотя бомба, конечно, была липовая), а Гудфеллоу чуть не арестовали.

В полдень Порпентайн пришел на кухню отеля «Виктория» и застал там полную неразбериху. Встреча в Фашоде состоялась. Ситуация обернулась Кризисом. Раздосадованный, он выскочил на улицу, остановил экипаж и помчался на поиски Гудфеллоу. Через два часа он обнаружил его спящим в номере отеля, где они до этого расстались. В ярости Порпентайн вылил на голову Гудфеллоу кувшин ледяной воды. В дверях показался ухмыляющийся Бонго-Шафтсбери. Порпентайн швырнул в него пустым кувшином, но тот успел исчезнуть в коридоре.

– Где генеральный консул? – добродушным сонным голосом поинтересовался Гудфеллоу.

– Одевайся, – взревел Порпентайн.

Они разыскали любовницу секретаря, которая лениво валялась на солнышке и чистила мандарин. Она сообщила, что Кромер собирался в восемь быть в опере. Что будет до этого, она сказать не могла. Они отправились к аптекарю, у которого для них ничего не было. Когда они мчались по саду, Порпентайн спросил, что делают Рены. Гудфеллоу ответил, что они, кажется, в Гелиополе.

– Какого лешего на всех нашло? – возмутился Порпентайн. – Никто ничего не знает.

До восьми делать было нечего; попивая вино, они сидели на террасе кафе. Египетское солнце уже миновало зенит, но шпарило вовсю. Тени было не сыскать. Страх, который подкрался к нему позапрошлой ночью, теперь расползался в стороны по челюстям и подступал к вискам. Даже Гудфеллоу, похоже, нервничал.

Без четверти восемь они подошли по дорожке к театру, купили билеты в партер, уселись и стали ждать. Вскоре появился консул со свитой – они устроились совсем рядом. С двух сторон выплыли Бонго-Шафтсбери и Лепсиус, обосновавшиеся в ложах; образовался угол в 120 градусов, вершиной которого был лорд Кромер.

– Вот черт, – сказал Гудфеллоу, – надо было сесть повыше.

Четверо полицейских вышли в центральный проход и взглянули на Бонго-Шафтсбери. Он указал пальцем на Порпентайна.

– Осспади, – простонал Гудфеллоу.

Порпентайн закрыл глаза. Да, это он прошляпил. Вот что бывает, когда плохо подготовишься. Полицейские окружили его и неподвижно встали.

– Ладно, – произнес Порпентайн.

Они с Гудфеллоу поднялись и были препровождены за пределы театра.

– Будьте любезны ваши паспорта, – попросил один из полицейских.

Сквозняк донес из-за спины первые такты увертюры. Они шли по узкой дорожке, двое полицейских сзади, двое – спереди. О знаках, конечно же, условились не один год назад.

– Я хочу видеть британского консула, – сказал Порпентайн и повернулся, доставая старый однозарядный пистолет. Гудфеллоу уже держал под прицелом двоих других.

Полицейский, потребовавший их паспорта, побагровел.

– Нас не предупредили, что они будут вооружены, – возмутился другой.

Полицейских обезвредили четырьмя последовательными ударами по макушке и оттащили в кусты.

– Глупый ход, – буркнул Гудфеллоу, – нам еще повезло.

Порпентайн уже бежал назад к театру. Они взлетели по лестнице через две ступени и принялись искать пустую ложу.

– Сюда, – сказал Гудфеллоу.

Они проскользнули внутрь. И оказались практически напротив ложи Бонго-Шафтсбери. Значит, они находились рядом с Лепсиусом.

– Пригнись, – сказал Порпентайн.

Они пригнулись и стали наблюдать за происходящим через зазор между двумя небольшими позолоченными балясинами. На сцене Эдмондо и студенты насмехались над пылким романтиком де Гриё. Бонго-Шафтсбери проверял механизм своего миниатюрного пистолета.

– Приготовься, – прошептал Гудфеллоу.

Рожок форейтора возвестил приближение дилижанса. Экипаж с шумом и скрипом въехал на постоялый двор. Бонго-Шафтсбери поднял пистолет.

– Лепсиус. Соседняя дверь, – сказал Порпентайн.

Дилижанс дернулся и замер. Порпентайн прицелился в Бонго-Шафтсбери, затем медленно перевел ствол вниз и вправо, пока тот не указал на лорда Кромера. Порпентайн подумал, что может сейчас все завершить и не придется больше беспокоиться о судьбах Европы. На мгновение он ощутил болезненную неуверенность. Насколько все они серьезно настроены? Можно ли противостоять Бонго-Шафтсбери, подражая его тактике? Кромер и впрямь стал дичью, как говорил Гудфеллоу. Манон помогли выйти из экипажа. Де Гриё так и замер, уставившись на нее, и прочел в ее глазах свою судьбу. У Порпентайна за спиной кто-то стоял. В момент зарождения безнадежной любви он резко оглянулся и увидел Молдуорпа – тот казался разбитым, невероятно старым, на лице отвратительная, хотя и сочувственная улыбка. Порпентайн запаниковал, повернулся и наугад выстрелил не то в Бонго-Шафтсбери, не то в лорда Кромера. Он не мог с точностью сказать, в кого из них целился. Бонго-Шафтсбери спрятал пистолет в карман и исчез. В коридоре кто-то дрался. Порпентайн оттолкнул старика, выбежал из ложи и