Молёное дитятко (сборник) - Бердичевская Анна Львовна

Бригадир гобеленщиц сказал:

— Нашего лентяя зовут Бесо, Бесик. Хороший был охотник. Но однажды крысы здорово его покусали. И все. Забастовку почти год держит. А крысы только что по нему не ползают.

Кот зевнул и растянулся на гобелене-образце. Девушки его окружили, защебетали, как птички, принялись расхваливать по-грузински, гладить. Он не возражал. Но тут из сумки Анзора раздалось грозное урчание — Василиса почувствовала кота. Бесо немедленно встрепенулся, глаза его расширились, и оказалось, что кот еще и голубоглаз! «Вот черт…» — восхитилась Фаина. А кот подошел к сумке. Оттуда раздавались угрозы уже в самом нижнем регистре. Бесик еще больше оживился и стал с сумкой разговаривать. Фаине стало жаль его…

— Слушай, Анзор, нам пора, не находишь?

— Да, Фаечка, конечно. Только покажем девушкам нашу Василису-охотницу, — ответил Анзор и отважно переложил сумку себе под ноги. Попросил всех отойти, «чтобы не смущать кису», и начал расстегивать молнию. Кот крутился рядом, пытаясь первым увидеть Ваську…

Он первым и получил по морде. Да так, что улетел в дальний угол. А Васька тут же впилась зубами в ботинок растерявшегося доктора. Она прокусила ботинок насквозь. Анзор заорал, обезумевшая от собственного преступления кошка начала с воем метаться от гобелена к гобелену, разрывая нитяную основу. Гобеленщицы завизжали, их бригадир схватил швабру и стал гоняться за Василисой, которая скрылась почти под потолком за одной из вентиляционных труб.

«Бежим!» — подумала Фаина, но, взглянув на Анзора, поняла, что ему не скоро придется бегать. Доктор развязал шнурки, ботинок был полон крови. Все девушки склонились над ним, наступила сосредоточенная тишина, как в операционной. Только голос хирурга — самого Анзора — отдавал негромкие команды: «Вода. Йод. Тампон. Ножницы. Еще тампон. Бинт…»

Но это не все. Внезапно над головами девушек завыла сирена, все в подвале повернули головы вверх и налево, где под потолком пряталась Василиса. Рискуя жизнью, по мокрым трубам к вентиляционной отдушке пробирался Бесо, глухо урча. А из-за отдушки на него с ненавистью смотрела и выла, как сирена при пожаре, Васька. Кот приближался, и приближался, да вдруг и прыгнул, чтоб оказаться рядом с кошкой… В тот же миг он получил пять раз по морде, шмякнулся на пол и, преследуемый кошкой, дунул от нее во мрак ближайшего тоннеля.

Анзор сказал, что ему необходимо сделать себе противостолбнячный укол, и они с Фаиной смылись, чувствуя себя аферистами.

Через несколько дней Фаина с девочками уехали из Тбилиси на весенние каникулы в Челябинск. И в двадцатом веке к себе домой, в Тбилиси, они так и не вернулись. Не смогли.

Через три месяца после отъезда Фаи Анзор тоже уехал, как и собирался, в Германию, но потом перебрался в Португалию, откуда написал Фаине. Он не женился на подруге юности, зато сдал европейский экзамен на врача-реаниматолога, получил работу в государственной клинике в Лиссабоне. Перевез к себе маму и папу. Потом туда же переехало еще десятка два друзей Анзора. Так в Португалии впервые появилась грузинская диаспора. Впрочем, и в Испании, и в Германии, и во Франции, и в США появились грузины…

Анзор написал Фае письмо, позвал ее с девочками к себе. Вспомнил Ваську… Написал, как навестил известный подвал, когда на улицах Тбилиси уже вовсю стреляли. Во дворе дома, у подвала с гобеленовой мастерской бегало несколько новеньких черных голубоглазых котят с белыми метками на лапах и хвосте. У Василисы получилось во время войны стать счастливой матерью. Девушки-гобеленщицы, несмотря ни на что, собирались в мастерской, приносили с собой термосы с кофе и, хотя их бригадир да и все заказчики разъехались, ткали свои прекрасные гобелены, пока оставались запасы шерсти и шелка. Гобеленщицы рассказали, что Василиса долго не подпускала к себе кота, а Бесик с ума сходил. Но однажды утром девушки пришли в мастерскую и увидели последнюю военную схватку кота и кошки. Бесо Василису победил на глазах всего коллектива. Они оба и после довольно часто дрались и пели свои рулады, но их схватки носили исключительно любовный характер. Еще Анзор написал Фаине, что не только поэтичные девушки, но и все во дворе очень уважают Василису, потому что она чуть не каждое утро выкладывает у входа в подвал убитых крыс, соседи спорили — сколько будет сегодня. «Нашу страну, как и вашу, спасут женщины». Так Анзор закончил свое письмо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

От тети Тони и Томы писем нет как нет. Это значит, надеется Фаина, что жизнь их протекает в деятельном покое и довольстве, так что писем писать некогда, да и не о чем.

Не все дома

(1991)

Анаит была царского рода, а Гия просто хорошего. Но это совершенно не важно. Анаит с Гией учились в одной школе. Она была отличницей, закончила десятый класс комсоргом школы, поступила на журфак Московского университета, вступила в партию, еще что-то солидное закончила и вернулась в родной город собкором по всему Закавказью газеты «Советская культура». Гия был футболист. И всегда оставался футболистом, только перешел со временем на тренерскую работу. Делал футболистов из нахальных мальчишек.

Анаит была принципиальный собкор, ее очень уважали и в Москве, и на всем Кавказе. А Гию очень уважали все, кто любил футбол.

Тоже немало.

У них родились дочь-отличница, вся в маму, а потом сын Баграт.

Баграт не был ни отличником, ни футболистом. Он был очень большим, сильным и неторопливым. Не торопился учиться, жениться, и в армию попал позже срока. В армии он все-таки увлекся, к папиной радости, спортом, и к двадцати шести достиг серьезных успехов в классической борьбе.

Борцовский талант Баграта только-только начал расцветать (он даже одного знаменитого турка припечатал лопатками к ковру на международных соревнованиях). Почти сразу после этого Баграт полюбил соседскую девушку, а осенью на радость всем женился.

В том же году классическая борьба повсеместно на Кавказе полностью утратила значение. Война клубком змей вылезла откуда-то и заползла в каждую семью. Стало не до классической борьбы.

Вышло так, что Анаит сразу полюбила нового, всенародно и демократически избранного президента (99,4 % избирателей проголосовали «за»). «Я ему верю!» — говорила Анаит мужу. Гия крутил головой. Он понять не мог: как она, ленинка-интернационалистка, могла поверить прохиндею, провокатору и, главное, фашисту. Но что тут скажешь? Женщина. И потом, президент-то был профессор. Анаит перед людьми культуры и науки всегда преклонялась. Может, потому?..

Анаит отвечала: нет. Она просто прозрела. И все.

Гия не спорил. Себе дороже.

Все родственники и Гии, и Анаит были кто за, кто против этого президента и даже иногда ходили послушать мнение народа на площади: на ту, где был митинг «за», или неподалеку, где был митинг «против». На митинге «за» было шумно. Ораторы требовали выгнать всех иноземцев и перевешать всех коммунистов-ленинцев. Многие из ораторов были кто коммунистами, кто инородцами, но на трибуне они о таких мелочах не помнили. Энергичные тетки в черном с портретами президента, выли, как по покойнику, словно нанятые специально для похорон плакальщицы. Все это само по себе было и не важно, но только чувствовалось, что эти тары-бары не просто так. Пафосную ахинею, да еще с таким энтузиазмом и на людях нормальные граждане могут нести только со страху. Чего же они боялись, что прикрывали шумом-гамом?..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Оппозиция на своей площади стояла молча. Тоже как-то страшновато.

Гия ни там, ни там почти не бывал. Он продолжал ходить на стадион и тренировать своих мальчиков-футболистов каждый день, хотя зарплату ему давно не платили. Так что он и не заметил, как президент вдруг надумал расстрелять и разогнать своим галдящим митингом при поддержке своей же неплохо вооруженной «гвардии» — другой митинг. И кругом велел развесить листовки с фамилиями и адресами «врагов нации». Гия с изумлением обнаружил в списках несколько своих самых уважаемых родственников, а также людей очень знаменитых — режиссеров, художников, академиков. Царские фамилии родственников жены там тоже встречались. Анаит по этому поводу сказала: «Провокация! Это оппозиция пишет и распространяет сама, чтоб дезинформировать мировую общественность». Но кое-кого из этого списка действительно стали «брать» по ночам гвардейцы президента… Изгнанная с площади молчаливая оппозиция, не стерпев разгона и арестов, вдруг многократно возросла числом и тоже, к удивлению Гии, взяла да и захватила казармы гвардии президента. Вооружилась и окружила президента с его охраной в Главном доме. Началась многомесячная осада, над городом повис серный смог от перестрелок и вонь от бронетехники, работавшей на мазуте. Мальчиков-футболистов родители перестали отпускать на тренировки.