Колесо Перепёлкина - Владислав Крапивин

Вася размотал лопухи, и пошли в сад. За домом он был не виден, а когда повернули за угол, Вася ахнул. Столько здесь было всяких громадных цветов. Многие Вася до этого дня и не видел.

— Как в тропических джунглях! Сплошные орхидеи!

— Это дедушка разводит. Он цветовод высшего класса. И селекционер. Ну, ученый-ботаник. До пенсии учил в институте студентов…

Бочка была врыта в землю почти по кромку. Рядом с ней была тоже низкая лавочка, причем не простая, а буквой Г. Сидеть на такой вдвоем было самое замечательное дело. Мика сбросила сандалетки и первая уселась, опустив ноги в бочку. Вася бодро дрыгнул ногами, кроссовки улетели в траву, и он тоже сел, сунул ноги в воду. Не вода, а лекарство! Наверно от самых лучших, чистых, переплетенных радугами дождиков!

Посидели тихонько, подождали, когда вода станет совсем гладкой, глянули в нее, нагнувшись. Увидели себя. Неожиданно смутились. Вася вдруг вспомнил отпечатки двух ступней на бетоне, но сказать о них вслух почему-то не решился. А Мика сердито бултыхнула ногой.

— Не люблю зеркала!

— Почему?

— Потому что… все девчонки любят в них смотреться, а я не хочу.

Вася хотел сказать, что смотреться любят лишь красивые и что ей-то, Мике, это в самый раз. Но понял, что никогда не решится выговорить такие слова… Ну или когда-нибудь потом… А она бултыхнула уже двумя ногами. Брызги выше головы!

— Эй, ты что! Тебе хорошо в купальнике, а я в рубашке!

— Ну и что! Закрой глаза…

— Зачем?

— Закрой, закрой. Узнаешь…

Вася с замиранием закрыл. И, конечно же, получил в живот и грудь такой водяной залп, что с воплем кувыркнул назад.

— Ах, ты так! Без объявления войны! Ну, берегись! — Он присел на корточки, ладонями послал в Мику несколько могучих всплесков!

— Мама-а!! — Она радостно помчалась вокруг бочки. Вася с водой в пригоршнях за ней.

— Это что за праздник Нептуна? — Голос был «пожилой», но бодрый. Рядом с бочкой появился сутулый дядя с профессорской бородкой и в блестящих очках. В старомодной жилетке поверх полосатой рубахи.

— Дедушка! Ура!.. Дедушка, это Вася! Он приехал в гости! Ну, тот Вася, про которого я говорила!..

— Здравствуйте, Вася… — Пожилой господин протянул руку с очень длинными худыми пальцами. Темные, как у Мики, глаза искристо щурились за очками. — А я Сергей Сергеевич, дед вот этой неугомонной особы, которая подвергла вас водным процедурам…

— Он меня тоже!.. Дедушка, ты уже починил качели?

— Да… Надеюсь, вы будете пользоваться ими с полным соблюдением техники безопасности…

— С полным, с полным!.. Вася, идем, покачаемся!

Вася сбросил промокшую рубашку, подхватил из травы Колесо (а то опять обидится).

— Минуточку… — Сергей Сергеевич поправил очки и наклонился. — Вася, вы один приехали в наше отдаленное поместье?

— Один.

— И каким путем?

Вася хотел соврать, что на электричке. Но Мика тут же выдала его с головой.

— Дедушка, он на колесе! Вот на этом! Правда-правда! Он знаешь как на нем гоняет! Будто в цирке! Вася, покажи!

Васе куда деваться? В гостях упрямится неприлично. Встал на педали, сделал две петли вокруг бочки.

— Поразительно! — изумился Микин дед. — Но это, наверно, не безопасно?

— Да ну, я осторожно…

— Дедушка, у него очень устали ноги. Давай отвезем его обратно на машине! Ты ведь все равно собирался в город.

Сергей Сергеевич сообщил, что сделает это с удовольствием.

— А когда вы, Вася, собираетесь назад? Сегодня? Или погостите у нас несколько дней?

— Я бы погостил. Но дома начнется такой тарарам… — Вася, качаясь на педалях, грустно развел руками.

— Но, надеюсь, часом или двумя вы еще располагаете? Я приготовлю окрошку. Сегодня я сам хозяйничаю, Микина бабушка в гостях у подруги… Как вы относитесь к окрошке, молодой человек?

Вася сказал, что к окрошке он относится с восторгом. Дедушка у Мики был замечательный, Вася его совсем не стеснялся.

Потом Вася и Мика покачались на доске, подвешенной к перекладине между крыльцом и березой. Доска была большая, сидеть рядышком было удобно, и даже для Колеса нашлось место у Васи под боком.

«Хорошо, что обратно на машине, — подало голос Колесо. — А то у меня, признаться, спицы гудят…»

«Устало? — встревожился Вася. — А говорило, что никогда не устаешь.»

«Мало ли что говорило. Дорога вон какая длинная, а я не железное… То есть железное, но не от большого же велосипеда, а от детского…»

Вася погладил его по шине. А Мике сказал, не удержался:

— Значит, у вас машина. Небось не раз в город приезжали. Могла бы заглянуть ко мне…

— Мы не приезжали! Машина все лето была сломана, дедушка ее чинил. Он ее медленно чинил, потому что рука у него в последнее время опять часто болит. Он говорит: «Эхо розового детства»…

— А что случилось в детстве? — осторожно сказал Вася.

Мика сильно оттолкнулась от земли сандалеткой.

— Несчастный случай случился… Они с мальчишками пошли на стройплощадку, набрали там больших стекол, расставили среди кирпичей и давай стрелять по ним из рогаток. Сторож увидел, заорал, они — бежать. И прямо через стекла, потому что назад пути не было, сторож загораживал. Дедушка поскользнулся и рукой прямо на осколок стекла. Ему сухожилие перерезало и всякие там еще другие повреждения были… Лечили, лечили, а до конца не смогли вылечить. Пальцы потом всю жизнь плохо слушались… Ты наверно, заметил у него старый шрам вот здесь, выше ладони.

— Нет, не заметил…

— Ну, он есть… Это была такая беда. Дедушка ведь на скрипке учился, а после этого какая скрипка… Дедушка так переживал. Он, хоть и был сорви-голова, а скрипку любил больше всего на свете… Потом говорил много раз: «Я бы полжизни отдал, чтобы только вернуться к музыке…»

Помолчали. Покачались еще, уже не так размашисто, как прежде. Сергей Сергеевич с крыльца позвал «уважаемых леди и джентльменов» обедать.

Вася съел две тарелки окрошки и чуть не лопнул.

— Есть еще земляника с молоком, — неуверенно сказал Сергей Сергеевич. — Но я боюсь, что такое сочетание с окрошкой не очень благотворно скажется на ваших желудках.

Вася заявил, что его желудку ничего не страшно.

— Я соленые огурцы запиваю молоком, хотя мама говорит, что я самоубийца!

После обеда Вася влез в подсохшую рубашку, Мика обрядилась в вельветовые брючки и полосатую кофточку, а Сергей Сергеевич сменил жилетку на пиджак и выкатил из гаража обшарпанную «копейку».

— Надеюсь, старушка не подведет нас…

Старушка не подвела. По шоссе, что тянулось вдоль железной дороги, докатили до города за двадцать минут. Прямо к Васиному подъезду.

— Сергей Сергеевич, спасибо! Мика, заходи, когда снова приедешь!.. — И Вася помчался домой. Потому что соленые огурцы он запивал молоком без всяких последствий, а вот нынешняя смесь окрошки с земляникой и молоком повела себя как-то странно…

Скоро ослабевший, но довольный Вася лежал на диван-кровати и с бледной улыбкой поглаживал живот. Потом погладил Колесо.

«Мару, ну как? Спицы все еще гудят?»

«Дело не в спицах…»

«А в чем?»

«Так, вообще…» — в тоне Колеса явно слышалась меланхолия.

«Что-то случилось?»

«Ничего не случилось… А эта… Мика… она скоро опять появится, да?»

Вася сжал губы и рывком сел (в животе вновь подозрительно булькнуло). Поставил Колесо на колени. Видимо, пришло время решительного разговора.

«Слушай! Да, я подружился с девочкой Микой. Ну и что? Разве нашей дружбе это мешает? Они же совсем разные, эти две дружбы!»

«А я ничего и не говорю…»

«Ты не говоришь… но ты ведешь себя, как ревнивая барышня.»

«Выбирай выражения», — отозвалось Колесо тоном, очень похожим на мамин. Задергалось и уковыляло с Васиных колен за подушку. Вася дотянулся до него.

«Я выбираю. Чего ты… так… Вот если бы у тебя был еще один друг, разве я стал бы обижаться?»

«А не стал бы?»

«Ты спятило, что ли?! Конечно нет! Никогда в жизни… Если бы это было другое колесо…»

«А если… не совсем колесо?»

«А кто?» — Вася изо всех сил постарался спрятать опасливую нотку.

«Помнишь, я говорил про репродуктор?»

«Помню, конечно! Только… он же потерялся»,

«Он нашелся. Я нынче с ним опять установил связь. Когда ехал по рельсу. Рельс-то длиннющий, железный, и, наверно, сработал, как антенна. Я услышал, как репродуктор зовет меня…»

«А почему я не слышал?»

«Потому что мысли у тебя были о другом. К тому же, сигнал Гуревича был тихий, издалека».

«Чей сигнал?»

«Репродуктора. Имя у него такое — „Гуревич“. Он сам его себе присвоил…»

«Почему?»

«Ну почему, почему… Кому охота жить без имени? Сперва он хотел назвать себя Левитаном, был такой очень известный диктор во время давней войны…»

«Я знаю. А почему не назвал?»