Возмездие Мары Дайер - Мишель Ходкин

24

ПРЕЖДЕ

Лондон, Англия

Тетя Сара сдержала обещание. Она относилась ко мне, как к собственному ребенку. Может, даже лучше. Она всегда втайне мечтала о дочери: девочке, которая будет покорной и нежной, в отличие от Эллиота и Саймона, грубых мальчишек, постоянно возящихся в грязи и лупящих друг друга палками.

Я кушала с ней за каждой трапезой. Она расчесывала мне волосы и делала прически, хотя у меня были для этого служанки. Я была ее индийской принцессой, подарок, который ей неосознанно подарил муж, чтобы составить компанию после своей смерти. Практически каждое мгновение я проводила с ней, а она обучала меня правилам.

Например, что, когда и как есть. Что и как надевать. Как себя вести. Как обращаться к женщинам, мужчинам, титулованным мужчинам. Различиям между слугами, дворецкими и лакеями; какие бывают служанки. Тетя Сара объяснила, с кем меня могут видеть в обществе, и что я могу делать на людях.

Мы вместе завтракали утром, вместе ходили в гости днем, а перед сном она учила меня танцевать и играть в карты. Никогда не думала, что моя жизнь будет такой. Я привыкла ко вкусу тщательно приготовленной, роскошной еды, к чистым скатертям, которые мне не нужно было стирать. Ходила на прогулки с тетей Сарой. Проводила время с мальчиками. И три раза в неделю, в строжайшем секрете, встречалась днем с профессором.

В нашу первую встречу меня поразил его знакомый вид. Он был темным и красивым, и я могла поклясться, что видела его прежде, но он не упоминал об этом, а спрашивать было бы грубо.

Мистер Гримсби без церемоний загнал его в дом и поклонился, когда я пришла. Я сделала реверанс, и он улыбнулся. Мы должны были заниматься в библиотеке, и мужчина показал нам дорогу.

Она была моим самым любимым местом в доме. Я любила ее запах, тишину, как пыль кружилась в тонких лучах света. Зайдя туда, ты будто попадаешь в другой мир.

Мы сели.

— Ну, Мара, — обратился он ко мне на английском с легким намеком на незнакомый акцент. — Расскажи мне все, что ты знаешь.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Задавай неправильные вопросы и получишь ненужные ответы. Я позволю тебе задать три, прежде чем мы начнем занятие.

Мне никогда не бросали столь прямой вызов, не с момента приезда в Лондон, по крайней мере, и я была в смятении.

— Кто вы? — насторожено поинтересовалась я.

Профессор улыбнулся, показывая все белые зубы.

— Я личность. Человек. Мужчина. Я был отцом и сыном, мужем и братом, а теперь я твой учитель. Это действительно то, что ты хотела спросить?

Я раздраженно выпалила:

— Почему вы кажетесь знакомым?

— Потому что мы встречались раньше. Это три. А теперь…

— Стойте! Вы не ответили на мой первый вопрос, — я скрестила руки на груди.

Профессор вновь улыбнулся.

— Я знаю твое имя, потому что мистер Гримсби объявил о твоем приходе перед тем, как ты зашла.

Я прищурилась.

— Как вас зовут?

— Имя несет в себе силу. Это четвертый вопрос, а мы договаривались о трех, но, из практичных целей, я отвечу. Можешь звать меня Профессор. А теперь, начнем.

Большинство дней профессор рассказывал мне о мироздании и о людях. Какие страны жили в мире, какие города воевали. Он обучил меня истории мира и вселенной, математике и науке. Но периодически мы занимались чем-то другим. Он играл со мной в карты, и не так, как тетя Сара. Я никогда не понимала правила игры. Он просил меня снять колоду, а затем раскладывал карты со странными номерами и картинками. Иногда давал мне разные предметы, как перья или камни, а один раз даже меч, который достал из своей трости, и просил меня написать истории о них. Иной раз он выдумывал мне проблемы и спрашивал, как бы я их решила. Мужчина никогда не отвечал на поставленные вопросы о вещах и картах или хотя бы об их предназначении. Просто говорил, что я исчерпала свои три вопроса впустую. В будущем я буду более осторожной. В такие дни я ненавидела его.

Все остальное время я была куклой для развлечения тети Сары: меня одевали, со мной играли. Моя собственная кукла была спрятана, но не забыта, в сундуке под кроватью. Я смутно помнила прошлое — дни, проведенные с сестрой под палящим солнцем, или ночи с дядей, когда он показывал мне звезды. Я стала домашним животным, как Дэш — фоксхаунд покойного господина Шоу, которого отправили в крыло прислуги с тех пор, как он проникся ко мне мгновенной неприязнью.

Я наблюдала, как менялось мое отражение в зеркале над мраморным камином, одновременно со временами года за окном. В саду зацвели розы, во мне зацвела женщина. После целого года скорби по мужу, тетя Сара заговорила о представлении меня обществу, чтобы начать поиски подходящей для меня пары.

Она и слышать не хотела, что самые влиятельные семьи Лондона не воспримут меня всерьез из-за цвета кожи или отсутствия семьи и собственности.

— Ты достаточно красива, и у тебя миловидное личико! С твоими-то полными губами и чернильными волосами… а глаза, они такие экзотические! Ты редкая красавица, Мара, и я гарантирую тебе величайшее приданное — да любой мужчина будет настоящим счастливчиком, если ты выберешь его. — Она поддела медальон с волосами мужа, висевший вокруг шеи.

Но профессор не поддержал эту идею. Вообще-то, он негативно реагировал на любое упоминание замужества или моего выхода в свет. Тетя Сара не была кроткой женщиной, но профессор был достаточно убедителен, чтобы уговорить отложить на время ее планы. Но от женитьбы ее было не отговорить.

Я сказала ему, что не против. Я видела леди и джентльменов в паре, мило сидевших в Гайд-парке. Почему не я? Естественно, я не осмеливалась так ему ответить. Он и сам был не женат. Профессор не верил в природность жизни с одним человеком. «Животные не находят себе пару на всю жизнь, а мы животные, кем бы там мы не притворялись», — любил он поговаривать.

Но меня все равно представили обществу и обручили шестью месяцами позже. Мой жених был милым и скромным, и он любил меня. Наша помолвка длилась три месяца. В ночь нашей свадьбы, прямо перед рассветом, он умер.

25

Глаза Джейми округлились, когда он увидел нас со Стеллой. Я была слишком слабой, чтобы стоять самостоятельно. Девушка перебила его прежде, чем он успел хоть что-либо спросить.

— Маре плохо, ты за рулем. — Она кинула ему ключи и помогла мне сесть на заднее сидение.

Я была благодарна за помощь, но в то же время чувствовала отвращение к себе. Хотя, я даже не могла найти в себе нужно количество ненависти. Была слишком усталой, слишком напуганной, слишком больной, чтобы сделать что-либо еще, кроме как упасть на сидение и закрыть глаза.