Лирические произведения - Семен Кирсанов

РИМ В СНЕГУ

Мы в Рим приехали,                                когдашел снег стеною с неба,хоть создан                   Римский календарьбыл без учета снега.

На Форум                 он валил с утра,и в барельефы втерся,и завалил                     собор Петра,устлал            кварталы Корсо.

Так, видимо, на новый Римразгневался                     Юпитер,что стал он видом снеговымпохож             на старый Питер.

И тут повысыпали вдругвсе гимназисты                           Рима, —снежками целиться в подруги попадать,                     и мимо!

И не сердилась                           божья матьв районе Ватиканана то,            что снег пустились мятьпрохожие в сутанах.

Мы показали                    высший классигры             под крики «браво».По вкусу             римлянам пришласьмосковская забава.

И каждый брошенный комокбыл свеж             и полон света,и он осмыслить нам помог,что мы —             одна планета.

А снег лежал,                    куда ни кинь,и, обратясь к ухабам,стояли          статуи богиньподобно снежным бабам.

Но сердце мне                        щемила мысльо бедности озябшей,о шеях           без куниц и лис,без выпушки под замшей.

И ветер              изменил свой путь.С утра по тротуарамтеплынью                  с моря стало дутьи пахнуть банным паром.

И таил снег,                     теплом гоним,и оползал с колонны,и оказалось,                    что под ним —Рим         был вечнозеленым.

От дуновенья теплоты,летящей             с океанов,пылали яркие цветына клумбах                  у фонтанов.

Пар подымался,                           словно дым,от гордых пальм тропических…Так я узнал                      типичный Римв условьях нетипических.

В РЕДАКЦИИ «LʼUNITÀ»

Не церковь,                   не музей,не камень обелиска —тут просто дом друзейнезнаемых,                   но близких.

Я в теплой теснотестолов, листков, заметок;я — в Риме,                  в «Уните́»,в редакции газеты.

Тут собрался народиз самой гущи буден;тут дел невпроворотнасущных,                нужных людям.

Тут угощали наснапитком вроде виски,печенье,                  суетясь,носили машинистки.

Тут, плотный и земной,одетый не по-графски,за дружбу                 пил со мнойрабочий типографский.

И хлопал                по спинес понятным смыслом ласки,чем объяснял вполнеслова по-итальянски.

Товарищ репортервел разговор с поэтом;догадкам был простор —что в слове том,                               что в этом?

И нет,         не интервьюдля прессы и вещанья —от сердца                  оторвулисток я на прощанье.

Прощались, погостив,с объятьями, как братья,хотелось унестив руках                   рукопожатья.

Потом мы вышли                               в Римк Ма́риа Маджио́ре,где мокрый снег покрылее простор,                  как море.

Светилась темнотаот трубок газосветных,светилась                     «LʼUnitа́» —название газеты.

За снегом мокрых спинзвучал              еще знакомейпонятный шум машин,печатающих номер.

Звучал, звучал в мозгу,как музыка,                     незримо…

Я увезу в Москвувот этот вечер Рима.

DROITS DʼHOMME[3]

Какие главные правау подданного Лондона?Трава!           Прежде всего трава,ему бесплатно поданная.

Трава         у банков и церквей,колледжей и коттеджей,чтоб лежа думать о своейневесте и надежде.

Трава без надписей:                                 «Не мять!»Их нет.           Не обнаружено.Напротив, на траве лежатьне только можно —                               нужно.

Вот человек.                    Потертый твидоклеили заплаты,и выдает сей внешний видабстрактивизм зарплаты.

Но и в потертом рукавеесть некая столичность;свободно                  спящий на траве,он — Индивид,                             он — Личность,

Возможность лечь                             глазами ввысь,под звезды небосвода,наводит лондонца на мысль,что вот она —                      Свобода,

что при британском гордом львене так уж люди серы, —по отношению                          к травевсе господа, все сэры!

Трава уравнивает ихв правах,               законом данных,но что до прав,                          совсем других,здесь много грустных данных.

Одним приносит                           сталь и медьбольшие обороты,но есть свобода — не иметьни дома,             ни работы.

Зато — трава!                            Зеленый мех,где,       точно на открытке,так поздравительно                                 на всехвзирают маргаритки.

Свидетель жизни островной,пусть я сужу пристрастно,но,    Liberty[4]               одной травойты обошлась прекрасно!

А так — хорошая трава,по ней приятно ходится.

Британии               сии праванедорого обходятся.

ДОМА

Дома стоят, как люди, —                                         разные.Одни хлопочут перед садом.Другие —                 брошенные, праздные —молчат — им ничего не надо.

Одни —             дымят из труб обугленных,а в дождь готовы перепиться.Другие —              как старухи буклями —свисают серой черепицей.

И есть дома                    с душою запертой,и есть с душонкою прожженной,и есть распахнутые                                 запросто,и есть дома-молодожены.

И есть дома —                      одни остались имвикторианские боскеты;стоят вдвоем они                                 до старостии держат белые букеты.

А есть еще                     дома бездомные,с отчаяньем в высоких окнах;пустуют             комнаты огромные,как руки старых безработных.

Дома живут,                      дома стареются,каминным сердцем пламенеют,дома грустят,                      дома надеются,дома робеют и не смеют.

А то им вместе                        слиться хочетсяи шумно выйти на дорогу,сходя с ума                   от одиночества,хотят раскрыться и не могут,

И кисеею                  закрываются,прикрыв глаза после обеда…А люди            на траве валяются,припав щекой к велосипедам.

НА ТРАВЕ