Время жить - Андре Ремакль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бросается в глаза, что все эти произведения вышли почти одновременно: "Вещи" Жоржа Перека, "Время жить" Андре Ремакля в 1965 году, "Квота, или "Сторонники изобилия" Веркора и Коронеля -- в 1966 году, "Молодожены" Жан-Луи Кюртиса -- в 1967 году. И еще не менее двух десятков французских писателей именно в эти годы создают книги, гневно обличающие пороки "потребительской цивилизации". Из них на русский язык переводились (помимо указанных выше): Эрве Базен "Супружеская жизнь" (1967), Анри Труайя "Семья Эглетьер" (1965), Симона де Бовуар "Прелестные картинки" (1966), Эдмонда Шарль-Ру "Забыть Палермо" (1966).
Разоблачение торгашеской сущности буржуазного общества и погони за выгодой, достигаемой ценой унижения человека, -- это тема не нова во французской литературе, имеющей богатую национальную традицию критики капитализма. Достаточно вспомнить творчество Бальзака, Стендаля, Флобера, Золя, Мопассана. Повести, представленные в настоящем сборнике (как и другие книги на ту же тему, вышедшие одновременно с ними), по-своему развивают эту традицию. Но их авторы не претендуют на раскрытие порочности системы в целом, а сосредоточивают внимание лишь на одном, совершенно определенном, конкретном явлении: они показывают губительное воздействие на личность и межличностные отношения массового психоза потребительства, умело созданного изощренным и мощным механизмом обработки умов и душ людей.
Заинтересованы были в широком развитии этой потребительской лихорадки в первую очередь хозяева монополий и банков, ибо такая вспышка приобретательства была крайне необходима для обеспечения высоких прибылей. И особенно в 50 -- 60-е годы, когда после войны Франция была вынуждена преодолеть в кратчайший срок послевоенное отставание от других капиталистических стран. Ей пришлось в области экономики догонять своих соперников по мировому рынку, предпринимать колоссальные усилия, чтобы не быть "съеденной". Благодаря научно-технической революции, а также беспрецедентному усилению эксплуатации трудящихся и бурному росту производительности труда удалось укрепить позиции французского капитала, обеспечить искусственный, хотя и кратковременный подъем производства, затормозившийся в 70-е годы в связи с кризисом. Этот скачок в экономике привел в 60-е годы к созданию большого количества материальных ценностей. Но уродливые формы распределения в условиях капиталистической системы затрудняли доступ к этим ценностям широким слоям населения, так как покупательная способность трудящихся не выросла в той же степени, в которой увеличились объем производства и прибыль крупных фирм. В результате производство товаров намного превысило возможность их продать.
В начале XX века при подобной ситуации избыток товаров приводил к кризису в его "классической" форме -- товары сжигались в топках паровозов, их топили в море. Теперь же времена изменились, и современный кризис принял новую, более сложную и завуалированную форму. Противоречия, вызванные перепроизводством, разрешаются не прямым уничтожением самих товаров, а путем создания в обществе всеобщею психоза потребления, своеобразной потребительской лихорадки, которая порождается прежде всего рекламой, занявшей огромное место в жизни Франции. Телевидение, радио, кино, журналы, газеты, стены зданий, платформы метро и улицы -- все стало полем битвы за покупателя.
Постепенно выработалась психология обязательного потребительства, так сказать, демонстративного потребления. Сложился твердый эталон человеческого поведения, своего рода социально-психологический стереотип, согласно которому жить -- значит покупать, приобретать вещи. Вне материального потребления нет ничего. Все остальное несущественно, второстепенно. Но чтобы эта психология работала на экономику, чтобы покупки осуществлялись постоянно и в массовом масштабе, принося тем самым прибыль, для этого разработана и тщательно продумана сложная и разветвленная система различных льгот: продажа в кредит, оплата небольшими взносами, разного рода премии за покупки и другие способы привлечения покупателей. Создана новая и подвижная шкала престижности, толкающая на приобретение предметов не так уж необходимых.
Для поддержания капиталистического производства на современном расширенном уровне, который обеспечивает нарастание прибыли, приходится непрестанно создавать все новые и новые потребности, желания, часто явно искусственные. При этом остаются неудовлетворенными многие насущные потребности: жилье, образование, здравоохранение и т. п. К тому же миллионы людей как бы "выпадают из игры", оказываются вне "потребительской цивилизации". Этот факт все чаше отмечается и в современных социологических исследованиях. Например, в книге Клода Жюльена "Самоубийство демократий" [Claude Julien. Le suicide des democraties. Paris, 1972] указано, что 10 миллионов семейств в 1971 году располагали доходом до 1500 франков в месяц, что означало тогда крайнюю бедность. А в исследовании Рене Ленуара "Исключенные" [Rene Lenoir. Les Exclus. Paris, 1974] говорится о 15 миллионах французов и трудящихся иммигрантов, так и не вошедших в "общество потребления". С годами они имеют все меньше шансов в него интегрироваться. Однако при отношении к потребительству как единственному мерилу человеческой ценности невозможность потреблять в соответствии с существующими критериями воспринимается личностью уже не просто как 6едность, а как отчуждение от эталонов, по которым живет общество. Человек ощущает себя как бы выключенным из нормальной жизни, отброшенным в сторону, погибшим.
Но и те слои населения, которые, хотя бы в долг, пользуясь кредитом, подключены к потреблению, испытывают постоянную неуверенность, нестабильность своего существования и все растущую неудовлетворенность, поскольку не могут соответствовать престижным и нарастающим нормам потребительства. Нет предела этим нарочито подогреваемым потребностям.
Способы их "подогрева" становятся невероятно изощренными. Так, например для того, чтобы стимулировать увеличение покупок, используется своеобразный "коммерческий психоанализ": тщательно с помощью специалистов по психологии "нащупываются" скрытые, подсознательные импульсы, желания, наклонности у потенциальных покупателей и изыскиваются эффективные меры воздействия на них, дабы побудить к приобретению предлагаемых товаров, даже им вовсе не нужных. Происходит таким образом тонкое, умелое одурманивание широких масс населения Франции. Задача состоит в том, чтобы у них не осталось ничего, кроме неукротимой жажды потребления. Вместо "разумного существа" (homo sapiens) капиталистам необходимо "существо потребляющее" (homo consomiens). Приходится делать огромные усилия, чтобы превратить человека в бездумного потребителя, в "раба вещей", чтобы он стал покорной, безотказно действующей "покупательной машиной". Цель этой операции -- не нужды народа и не интересы экономики страны, а активный поиск сбыта производимого товара ради обеспечения бесперебойного функционирования и обогащения монополий. Лихорадка потребительства, искусственно раздуваемая в стране, совсем не связывается с повышением жизненного уровня населения и его покупательной способности. Вот потому-то и пущены в ход самые изощренные стимулы с тем, чтобы вызвать рост потребления, ибо он не вытекает естественным образом из реального материального положения большинства французов.
Все мыслящие и чувствующие честные люди во Франции, в том числе и многие писатели, были глубоко возмущены таким оболваниванием людей. Они справедливо усмотрели в этом посягательство на достоинство личности, попрание человеческих ценностей, изощренную форму закабаления человека. Поэтому против "чумы" потребительства и выступило одновременно столько авторов.
Феномен "потребительской цивилизации" вызвал в 60-е годы обширную социологическую, документально-публицистическую и художественную литературу. Характерной чертой художественных произведений на эту тему стало стремление их авторов дать целостное, глобальное представление об "обществе потребления" с тем, чтобы полнее раскрыть его губительную для личности сущность. Писатели обратились поэтому к методам и приемам социологического исследования. В середине 60-х годов произошла смычка социологии и романа. Сложился такой тип повествования, в котором объектом рассмотрения и анализа становятся как бы типовые "модели" явления, и главное -- не сами персонажи, а то, что они воплощают, помогая создать такую "модель".
Повести, включенные в наш сборник, пример этой литературы, которая раскрывает основные черты потребительства и показывает, в чем именно заключается его враждебность человеческим ценностям. При всех различиях индивидуальных манер их авторов они составляют как бы единое целое, дополняют друг друга.
Веркор и Коронель в повести "Квота, или "Сторонники изобилия" в сатирически-гротескном виде представляют социально-экономические механизмы, создающие психоз потребления, знакомят с техникой превращения людей в "покупательные машины". Жорж Перек в повести "Вещи" подробно анализирует процесс воздействия на личность потребительской идеологии, вскрывает ее пагубные психологические последствия.