Мириал. В моём мире я буду Богом - Моника Талмер

Теперь я прекрасно понимал, почему мистер Джек и Кэмели Хьюгз были такого невысокого мнения о человечестве и не отождествляли себя с ним. Мне тоже следовало так поступать, чего бы на первых порах мне это не стоило.

Так я доразмышлялся до того, что стал казаться себе великомучеником, непризнанным гением, несчастным страдальцем, отданным на растерзание разъярённой толпе во имя её же блага. Это не уменьшило моего раздражения, но зато прибавило пафоса. Я героически жевал сухие бутерброды, запивая их слабым чаем, и витал в облаках, размышляя о своём предназначении.

И тут раздался звонок в дверь.

— Интересно, кто бы это мог быть?-Наигранно спросил Том, так, что все сразу поняли, что он знает ответ.

Том пошёл открывать и вернулся вместе с Диком, который придти вроде бы как не был должен. Все раскрыли рты и замерли, так сильно изменился Дик. Одет он был в новые джинсы чёрного цвета, должно быть, очень дорогие, и красивую стильную рубашку, через плечо небрежно перекинут новый пиджак, который он придерживал за петельку, в другой руке он держал солидный портфель, а на макушке красовались очки от солнца. По комнате разлился аромат дорогой туалетной воды.

Том и Дик остановились на пороге с торжественным видом, готовя какое-то важное сообщение. Я нутром почувствовал что-то недоброе. Мне всегда нравился Дик, единственный из всей нашей труппы, у кого никогда не возникало желания самоутвердиться за счёт кого-то другого. Он был всегда в хорошем настроении, всегда покладист и дружелюбен, но вместе с тем никогда никому не позволял себя использовать.

Все пришли в себя и зааплодировали. Дик картинно поклонился и достал из портфеля бутылку коньяка и пачку сигарет. Все ахнули.

— Внимание!-Возвестил Том.-У нас появилась одна хорошая новость, и её вам сообщу я. Дик будет сниматься в кино, его уже утвердили на роль.

— На какую? Где? Как? Кто режиссёр?-Посыпались вопросы.

— Рабочее название «Невинная игра», -скромно сообщил Дик -Снимает Рекс Гейран на «Эльдорадо».

Дик долго рассказывал о пробах, о киностудии, о Гейране. Все слушали, разинув рты, и хлестали дорогущий «Хеннеси».

— Один раз я даже видел Мерс Сейлор, -заявил Дик.-Она приезжала к Рексу на студию по делам. Ничего особенного, кстати, довольно посредственная девица.

У меня внутри от напряжения разъедало все внутренности. Рекс Гейран, Мерс Сейлор, и Дик! Дик, а не я!!! Господи, что же это?!

— Роль элементарная, между прочим. Даже не представляю, почему пришёлся по вкусу Гейрану именно я, -продолжал Дик.-Ну что нужно альфонсу? Шарм, обаяние, внешность. Любой смазливый парень смог бы изобразить такую ерунду. Как наш Гэл, например. Будь на пробах он, я уверен, остальным бы нечего было и браться.

— Гэл проворонил свой шанс, -заметила Робин.-Он считает, что всё случится само собой, и что-либо делать для этого необязательно.

Я был уже не в состоянии реагировать на такие мелкие шпильки. Я был уничтожен, и все мои надежды разлетелись в пух и прах. Я стал зрителем собственного позора — самоуверенный идиот, считающий свою исключительность залогом будущих удач, сидит и наблюдает, как всё, обещанное ему, досталось кому-то другому, которого вовсе не тревожили мысли о собственной исключительности. Я больше не был пригоден даже для роли великого мученика, — скорее, для роли козла отпущения.

Дик распространялся ещё очень долго и употреблял коньяк в больших количествах. Из своего нового пахнущего настоящей кожей портфеля он извлёк ещё одну бутылку. Курил он тоже непривычно много, и скоро в тесной комнате стало нечем дышать. В его манерах не появилось ничего нового, он вёл себя так, словно он достиг чего-то на вот этом вот уровне нашей задрыпанной труппы. Ему было безумно интересно делиться со всеми подробностями о личной жизни актёров, работающих вместе с ним, он долго восхищался личностью Рекса Гейрана, разглагольствовал о трудностях, которые могут возникнуть в процессе съёмки, делился переживаниями о том, что на него возложена колоссальная ответственность, и он чувствует сильное напряжение, и всё в таком роде. Его как бы впустили в этот мир, но он чувствовал себя в нём чужаком. Гораздо уверенней он вёл себя здесь, где был героем. Наверное, именно так он видел свой триумф — в новой одежде, с дорогим коньяком, в кругу друзей, раскрывающих рот от удивления и онемевших от восхищения.

Но ведь это было только началом пути, который мог привести к настоящему успеху, а почему-то складывалось ощущение, что для Дика этот путь уже пройден. Хотя…моя критика уже не имела силы даже для меня, я уже далеко не был уверен в истинности своих суждений. Возможно, в жизни всё бывает именно так, и она выбросила меня за борт именно потому, что я этого не учёл.

— Гэл, если хочешь, мы уйдём, -шепнула Тонита.

— Очень хочу, Тони, -ответил я.

Всё это было просто невыносимо. Сегодняшний вечер стал настоящей пыткой, и хуже всего было то, что самое страшное мне ещё предстоит — с экранов кинотеатров и с первых страниц газет отныне мне будет улыбаться счастливый Дик Стоун, и кто знает, как долго всё это будет продолжаться, и что станется со мной после долгих месяцев такой пытки.

Наш ранний уход выглядел как бегство с поля боя. Я потерпел поражение и даже не пытался это скрыть. Должно быть, я выглядел таким поникшим и сбитым с толку, что на прощание никто даже не отпустил никакой колкости в мой адрес. Если бы они только знали, что и я тоже проходил пробы на эту распроклятую роль! Они бы не меня не пощадили, это совершенно точно. Должно быть, выдержать это было бы уже выше моих сил.

На улице моросил дождь, было мерзко и сыро.

— Гэл, ты простудишься, -сказала Тонита.-Идём быстрей.

— Нет, Тони, иди домой одна, -сказал я.-Я немного погуляю и приду.

— Гэл…-голос у Тониты задрожал.-Ты… с тобой всё будет в порядке?

Я не мог ей этого обещать. Но я был безумно благодарен ей за то, что она не пыталась меня успокоить. Я обнял её так, словно мы расстаёмся навсегда.

— Прости меня, малыш, -прошептал я.-Ты поставила не на того парня.

— Я люблю тебя, -просто ответила она.-Мне всё равно. Пожалуйста, не забывай об этом. Ты нужен мне любой.

— Я пока не нужен даже сам себе, Тони. Если бы ты только знала, что я себе нафантазировал!

— Я знаю, Гэл, знаю. Но жизнь продолжается. Всё может измениться.

— Навряд ли я смогу это пережить.

— Сможешь, Гэл. Я помогу. Пожалуйста, возвращайся. Я не буду ложиться и буду тебя ждать. Мы поговорим, и тебе станет легче.

Я закрыл глаза. Я просто не мог видеть эту мокрую грязную улицу и серое небо.

— Иди домой, Тонита, -повторил я, -и жди меня. Я приду, когда мне станет легче.

Я отпустил её, и она медленно пошла по тёмной улице, не оборачиваясь. В том кошмаре, в который превратился сегодняшний вечер, ей не было места. Мне надо было пережить всё в одиночестве, чтобы найти какой-то выход, чтобы снова научиться дышать и думать.

Я долго бродил под дождём, смотря только себе под ноги и пытаясь выстроить в своей голове какую-то логическую цепочку. Я изо всех сил боролся с отчаянием, но сил становилось всё меньше и меньше. Когда я добрёл до парка, где ещё совсем недавно проводил целые дни, читая книги и размышляя, и сел на мокрую скамейку, была уже глубокая ночь. Дождь прекратился, и дышать стало легче.

Ведь это всё уже случилось, сказал я себе. Случилось, и я обо всём уже знаю. Мне должно стать легче, потому что должен пройти шок. Это — роль Дика, и время Дика, и я не в состоянии изменить что-либо. Почему я должен чувствовать себя полным ничтожеством из-за того, что кто-то просто идёт своим путём? Мне нужно идти своим, и когда-нибудь я узнаю, куда он должен меня привести. Мистер Джек, мистер С., Гам, да и все остальные клятвенно мне пообещали, что мои желания сбудутся, и я должен просто верить им и ждать своего часа. Даже если ради этого мне придётся пройти через настоящий ад. Они ведь не обманывали меня, а просто предупреждали, что я ещё не готов. Глупо было бы думать, что я буду ждать своего часа, ничего не делая. Мне зачем-то надо пройти через это, пережить и справиться с самим собой. Надо верить всё равно, во что бы то ни стало, и надо ждать. Если за это время я сойду с ума, созерцая физиономию Дика на каждом углу, это будут только мои проблемы.

Когда я поговорил с собой более-менее разумно, боль отпустила. В какой-то момент она просто перестала существовать, уступив место пониманию. Я повзрослел за эту ночь на несколько лет и поумнел на несколько жизней. Облегчение принесло за собой умиротворение и даже какую-то лёгкую радость превосходства. Я был уже не просто неудачным актёром, я стал человеком, пережившим сильное потрясение и сумевшим с ним справиться. Я изменился за этот вечер до неузнаваемости, я иначе посмотрел на мир, потому что мир иначе посмотрел на меня. Мы разглядели друг в друге кое-что интересное, и это должно было быть прекрасным началом.

Я ясно отдавал себе отчёт в том, что в будущем мне придётся нелегко, и что пережить всё это мне ещё предстоит. Но почему-то сейчас я ожидал этого почти с радостью, как будто именно этого мне хотелось всегда. Моя новая роль нравилась мне, несмотря ни на что, и я чувствовал, что она — моя. Только мне принадлежит то, что должно случиться со мной, и никто не в силах у меня этого отнять.