Кит на пляже - Винко Мёдерндорфер

год были в центре для бездомных, принесли им еду и одежду. Я познакомилась с девушкой, которая там работает. Завтра прямиком пойду туда. Может быть, там можно будет на какое-то время поселиться. А потом – в Америку или Индию. Ещё успею решить. У меня полно планов. Я швыряю вещи в рюкзак: носки, несколько футболок, ещё один свитер, мой любимый… Потом вспоминаю, что мне его купила мама. Сразу же бросаю его обратно в шкаф. Только носки и бельё возьму. А телефон? Кладу его в ящик. Но сразу же достаю снова: мало ли. Не знаю зачем, но возьму его с собой. Вижу, что пришла куча сообщений. Разумеется, все от Барбки. Очень много. Не открываю их; выделяю все и стираю. Потом ещё некоторое время держу телефон в руке и раздумываю. Если взять его с собой, мне всё время будут звонить. Если убрать звук, он будет вибрировать; если убрать вибрацию, я всё равно увижу, сколько неотвеченных звонков у меня было, каждый раз, когда стану смотреть на экран. Кроме того, с телефоном в кармане меня будет легко найти. Нет никакого сомнения, что мама с папой свяжутся с полицией, и меня смогут обнаружить по сигналу моего телефона. Я видела такое по телевизору. Почти в каждом полицейском сериале так бывает. Я убираю телефон поглубже в ящик. Не стану его брать с собой.

Натягиваю на плечи рюкзак, надеваю шапку, шею обвязываю шарфом. Ещё раз осматриваю свою комнату. Она мне никогда не нравилась. Ну, нравилась, но не очень. Немножко нравилась. Но не очень. Буду ли я скучать по ней? Нет, не буду. Никогда в жизни больше её не увижу и не буду об этом жалеть. Я гашу свет и открываю дверь комнаты.

Перед моей дверью, в коридоре, сидит Игорь. Он пытается обуться. И уже оделся. Поверх своей синей морской пижамы он натянул куртку. На полу рядом с ним лежит груда его одежды, нарукавники для плавания и очки, тоже для плавания.

– Игорь и Ника едут на море! – говорит он, пытаясь надеть ботинок. Разумеется, левый ботинок он натягивает на правую ногу, причём поверх тапка.

Так мой план развалится! Больше всего мне хочется заорать.

– Ты что делаешь? – громко шепчу я.

– С Никой на море, – отвечает он.

– Тсс-с-с-с! – шепчу я и прикладываю палец к губам, чтобы Игорь понял: надо вести себя тихо, ему тоже следует шептать. К моему огромному удивлению, он тоже прикладывает палец к губам и серьёзно шепчет «тсс-с-с-с». Потом возвращается к своим попыткам надеть ботинок.

Что мне делать? Раз уж он стал одеваться, он всё решил. Дауны очень упрямые. Уговорить его вернуться в кровать не удастся. Он вбил себе в голову, что едет со мной на море, и точка. Будет выступать всё громче. Разбудит родителей. Папа поднимется наверх и всё увидит. Снова всё это начнётся: уговоры, попытки убедить… Потом мама ещё припрётся… А мне уже хватит этого всего. До сих пор я исполняла их желания, а теперь хочу что-то сделать, как я хочу. Если сегодня ночью я не сбегу, это никогда не произойдёт, всё будет по-старому, ничего не изменится… А сейчас есть опасность, что Игорь вмешается в мои планы. Я развернусь и пойду спать. Как будто я изменила себе. Как будто у меня опустились руки. «Никогда не сдавайся, – много раз говорил мне папа, – особенно если думаешь, что права». А я права.

Я принимаю решение. За одну секунду. Хватаю Игоря и кое-как втаскиваю его в свою комнату. Его одежду тоже из коридора тащу к себе. Зажигаю свет. Снова прижимаю палец к губам и шепчу:

– Тсс-с-с! Понял? Мы должны вести себя очень тихо. Это наша тайна.

Игорь воодушевлённо кивает:

– Тихо, тихо, тихо, это тайна…

Одеваю его; надеваю всё прямо на пижаму. Огромный кит-кашалот, который улыбается человеческой улыбкой, пропадает под шерстяным свитером; поверх него я надеваю ещё один свитер. Надеваю на него носки. И ботинки. Игоря труднее одеть, чем манекен в витрине. Манекен, по крайней мере, стоит тихо, а Игорь всё время как-то шевелится.

– Подожди тут. И тсс-с-с! – говорю я; он кивает и так и стоит, кивая.

Тихо, не зажигая в коридоре свет, захожу в его комнату, из шкафа вытаскиваю куртку, шарф, шапку, варежки. Одев его окончательно в своей комнате, я шепчу:

– Пошли. Но дай мне честное слово, что будешь меня слушаться.

– Честнослово, – говорит он и снова протягивает мне руку. Я переплетаю свои пальцы с его пальцами, короткими и толстыми; он трясёт меня за руку и повторяет: – Честное, честное, честное. – Это ему кажется ужасно забавным. Кроме того, он искренне верит, что нарушить обещание нельзя ни в коем случае. Я думаю, что мы не верим в честное слово так сильно, как дауны. Этому у них стоило бы научиться.

Выпутавшись наконец из его хватки, я смотрю на часы. Полтретьего. Немножко погуляем, потом пойдём на железнодорожную станцию, она ночью тоже работает, попьём чаю. Среди бомжей и пьяниц никто не обратит внимания, что Игорь какой-то не такой. Там все не такие. А ранним утром я его отвезу в школу. Она уже в шесть открывается, и родители начинают приводить туда своих деток. Они меня знают. Я оставлю его там и буду свободна.

Мы тихо спускаемся по лестнице.

Я знаю, что камера над входной дверью нас зафиксирует. То есть утром мама с папой увидят, что Игорь со мной. Так что они не будут сильно нервничать. По крайней мере, меньше, чем могли бы. И это хорошо. В конце концов, думаю я, пока мы с Игорем медленно пересекаем двор, чего бы им не понервничать? Пусть нервничают! Собственно, я и хочу, чтобы они нервничали! Они ещё никогда из-за меня не нервничали. Я была само совершенство. Без изъянов. Да-да, пусть понервничают.

Мы стоим на улице перед воротами. Я показываю Игорю на чёрный глаз над ними и говорю:

– Помаши рукой!

Он машет.

Мы оба машем.

И уходим.

Кит на пляже

Мы идём медленно. Игорь держит меня под руку и радуется. Когда он радуется, это сразу заметно. Он начинает громко смеяться, иногда подскакивает, и, если его вовремя не остановить, он будет плясать, кричать и размахивать руками. Поскольку вокруг тихая ночь, это было бы нежелательно. Нехорошо, если нас среди ночи полиция привезёт обратно домой. Поэтому я ему говорю:

– Тсс-с! Честное слово, помнишь?

Я напоминаю ему про обещание, и он сразу утихает. Повторяет за мной:

– Тсс-с! Честнослово.

Холодно. Хорошо, что мы хотя бы тепло оделись. Я смотрю на Игоря. Щёки у него красные. Он тоже смотрит на меня.

– Гуляем. Я и сестра, мы гуляем.

Когда он был ещё совсем маленький, я с ним любила играть. Мне очень быстро стало понятно, что он не такой, как все. Это не был симпатичный брат, как у Мишель. Он косил, у него