Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет - Дэвид Гриффитс

И надежды этих дворян, и опасения Щербатова оказались беспочвенны: Екатерина удивилась, узнав о том, что московские дворяне получили винные откупа, и тут же велела контракты приостановить. Двумя указами она приказала строго применять все законы, касающиеся рыночной продажи вина{321}. Во избежание неверного толкования Екатерина воспользовалась случаем, чтобы распространить все существующие предписания и на тех купцов, кто недавно получил дворянство, как отмечалось ранее. Если говорить коротко, то никому из дворян не разрешалось вступать в винные торги. Однако оставался неразрешенным более широкий вопрос: уместно ли позволять дворянам записываться в гильдии, уплачивать соответствующие налоги и пользоваться обычными преимуществами купцов — уже за исключением немного постыдной торговли вином? Екатерина теперь решила, что существующее законодательство, взятое в совокупности с ее публичными высказываниями по этому вопросу, дает достаточно указаний, чтобы местные власти, согласуясь с Правительствующим сенатом, приняли ожидаемую резолюцию. В мае 1790 года императрица потребовала, чтобы московские власти представили в Сенат доклад и свое мнение о том, уместно ли дворянам состоять в гильдиях; и только если в Сенате не будет единогласия в этом вопросе, она сама примет решение{322}.

Вердикт московских чиновников, основанный на всестороннем изучении екатерининского законодательства, но прежде всего — на екатерининском «Большом наказе», был следующим: торговля действительно несовместима с образованием, честью и обязанностями дворянина. Применение статьи 31 Жалованной грамоты дворянству, описывающей пользование «городовым правом», власти ограничили, распространив ее действие лишь на государственных чиновников, не являющихся потомственными дворянами. Что касается статьи 92 Жалованной грамоты городам, то власти заявили, что поскольку в ней прямо не говорится, что дворянин имеет право записаться в купеческую гильдию, то таким правом он и не обладает. Следовательно, дворянин должен был ограничиться использованием только тех прав, которыми он наделен в прямой форме по Жалованной грамоте дворянству, так как «по точной силе и разуму законов» долг каждого дворянина — служить отечеству: либо в армии, либо на местных выборных должностях. Во время, свободное от службы, дворянин, как от него ожидало сенатское постановление, посвящает себя хозяйству в своем поместье, стремясь к его процветанию. Для этого у дворян уже более чем достаточно привилегий, рассчитанных на то, чтобы приносить пользу не только отдельному дворянину, но и обществу в целом.

Правительствующий сенат одобрил этот вердикт (бесспорно, вердикт императрицы) и тем самым законодательно запретил дворянам записываться в купеческие гильдии или пользоваться их правами{323}. Сенаторы, без сомнения, знали о взглядах императрицы и явно желали ей угодить, так что самой лучшей защитой их решению служило предъявленное ими толкование (единодушное) статьи 31-й Жалованной грамоты дворянству и 92-й Жалованной грамоты городам. Как бы то ни было, вопросы казались решенными раз и навсегда. Священная традиция служилого дворянства с ясно очерченными границами, которая рассыпалась на Западе, была сохранена в России.

Екатерининский способ решения этой проблемы не смог пережить ее правление. В 1796 году императрица скончалась, Павел вскоре отменил ее основные законодательные меры, и дебаты о правах дворян на занятия торговлей оказались вновь открытыми. Решать их судьбу теперь пришлось Александру I. Во время его царствования Россия вошла в группу европейских стран, осознававших потребность в более гибкой социальной структуре. (Во Франции, где зародился спор о «торгующем дворянстве», последние препятствия для занятий дворян торговлей были ликвидированы в 1767 году.) В серии указов, основанных, как ни странно, на законах своей бабки, Александр постановил, что служба как на уровне государственном, так и на местном, а также заботы о процветании сельской экономики — отнюдь не единственные законные занятия дворянина. Со временем царь представил собственную трактовку Жалованных грамот дворянству и городам, изданных Екатериной, и, ссылаясь на них, не просто позволил неслужащим дворянам записываться в гильдии и участвовать в торговле, но и стал поощрять их к тому, чтобы те из них, кто не был занят на действительной службе, могли вносить больший вклад в «общее благо»[117]. Койе был реабилитирован, но поздно.

Хотя сравнительно легко осуждать Екатерину за избранный ею способ решения вопроса о «торгующем дворянстве» — путем укрепления устаревших структур, — необходимо сказать, что нет данных, которые позволяли бы предполагать, что многие дворяне действительно были готовы порвать с традицией и заняться торговлей или что участие дворян в торговле в XVIII веке ощутимо способствовало бы преодолению экономической отсталости, от которой Россия страдала уже в начале XIX века. Ведь на самом деле дворяне не проявляли активного интереса к регулярным занятиям торговлей, что видно из подавляющего большинства дворянских наказов депутатам Уложенной комиссии. Но если принять во внимание ограниченность рынка земли и отсутствие практики продажи должностей, то в России XVIII века было очень мало возможностей с выгодой использовать избытки капитала[118]. Если к этому обстоятельству прибавить еще и постоянное увеличение расходов на подражание западноевропейскому образу жизни{324}, то вполне оправданным выглядит предположение, что некоторые из наиболее предприимчивых дворян с удовольствием пустились бы в торговлю, будь то по убеждению или из необходимости. Как мы уже видели, в Уложенной комиссии были дворяне, которые требовали права торговать; и неслучайно самые настойчивые требования исходили от дворян Москвы и Ярославля, проживавших на территории, входившей до 1775 года в Московскую губернию, которая отличалась самыми заметными в России темпами роста экономической активности. Другие дворяне, если судить по жалобам купцов в Комиссии, занимались торговлей, не имея официального разрешения (однако даже примерное число этих дворян узнать очень трудно). Были, однако, и те, кто ухватились за екатерининские Жалованные грамоты, чтобы заняться торговлей, которая, как они посчитали, была для них теперь открыта. Таким образом, нельзя отрицать, что в определенной степени заинтересованность в занятии коммерцией у дворян все же существовала.

И пусть этого ограниченного числа дворян было недостаточно для бурного роста торговли, их вполне хватило бы, чтобы компенсировать утечку талантов и капитала, связанную с небольшим, но постоянным оттоком купцов, оставляющих свое занятие ради получения дворянского звания. Ведь Екатерина, исключив дворян из прямых форм торговли и серьезно ограничив права крестьян в этой области (со временем все более ужесточавшиеся требования для записи в городское сословие сделали для крестьянина этот переход почти невозможным, а Жалованная грамота городам позволяла крестьянину продавать только то, что было произведено в его деревне), не сделала следующего логического шага — не запретила переход купцов в дворяне и не сделала купеческое сословие совершенно закрытым. Хотя императрица не решилась все же зайти слишком далеко и удовлетворить просьбу ряжских купцов о пожаловании дворянства всем купцам, занимающимся оптовой внешней торговлей{325}, она продолжала жаловать дворянство по императорскому указу или пользуясь системой гражданских чинов Табели о рангах. Таким образом, отток таланта и капитала продолжался, так как богатые промышленники, откупщики, поставщики государства и обычные купцы получали от благодарного государства дворянские грамоты и тут же бросали занятие, давшее им видное положение{326}.[119] Приняв во внимание этот отток, усиленный естественным сокращением вследствие банкротства купцов, нам приходится объяснять «недостаток купеческого капитала» начала XIX века отчасти и чрезмерно жесткой государственной политикой Екатерины{327}.[120] Во имя развития торговли требовалось перенаправить деньги и таланты обратно в торговлю через дворян и крестьян, чтобы восполнить, как предлагал Койе, уход удачливых предпринимателей или же сделать этот переход еще более сложным, если не невозможным, за что последовательно выступал князь Щербатов. Императрица, однако, отвергла оба подхода, последствия чего стали видны в XIX столетии.

Отказ от екатерининской политики был, конечно, неизбежен. Представление императрицы об идеальном социальном устройстве основывалось на статичной модели, в которой каждая юридически определенная категория населения обладала своими ясно изложенными и только им принадлежавшими правами, привилегиями и обязанностями. Здесь ее принципы находились почти в полном согласии с принципами ее бывшего критика князя Щербатова. Они оба разделяли мнение Монтескье, де Лассе и Сен-Фуа о том, что дворянство, хребет монархии, выполняет назначенную ему роль, служа государству, прямо или косвенно. Они полагали, что коммерция не являлась допустимой формой косвенной службы; более того, как мы видели, в «торгующем дворянстве» они видели отчетливую угрозу существующему порядку из-за его возможного влияния на государство, на само дворянство, на купечество и сельское хозяйство. Екатерина II и князь Щербатов опасались, что «торгующее дворянство» будет ставить личные интересы выше сословных обязательств, вследствие чего у дворян ослабнет чувство долга перед государством и в результате окажутся подорваны сами основы монархии — такой, как ее определил Монтескье, чьим определением Екатерина была удовлетворена. Кроме того, позволение торговать будет разъедать традиционные преимущества другой корпорации в государстве, другой опоры монархии — купечества. Если «торгующее дворянство» начнет пользоваться преимуществами, каких нет у неблагородных: монополией на право владения землей и крестьянами, а также более высоким социальным положением, — то это окажется губительным для купечества. Если купечество не выполняло свою функцию должным образом (признаки тому были налицо), то его надо обучить справляться со своими обязанностями, а не покушаться на его права[121]. Действительно, если нарушаются привилегии купечества, то не следует ли ожидать, что кто-то потребует преимуществ, связываемых с дворянством? И где этот процесс остановится? Наконец, и Екатерина и Щербатов считали, что сельское хозяйство является самой основой экономики государства, а дворянство — институализированным управляющим этого сектора[122]. Дворянство, таким образом, являлось необходимым звеном между государственной и местной экономикой. Участие дворянства в торговле, как были убеждены Екатерина и князь Щербатов, возможно лишь за счет и без того малокровной сельской экономики. Таким образом, в мировоззрении (Weltanschauung) императрицы, не разделявшемся наиболее предприимчивыми дворянами Москвы и окрестных уездов, едва ли оставалось место для более нового, модерного, понятия — «торгующее дворянство».