Бомаск - Роже Вайян

— Поди устали. По кручам карабкаться не то что на грузовичке ездить.

— Ну понятно, — ответил Бомаск.

— Ничего. В приятной компании время незаметно идет, — заметила хозяйка и хитрым взглядом посмотрела на итальянца.

— Мы отправились целым отрядом, но остальные на подъеме сдали.

— Бедняжка Пьеретта, нелегко ей живется! — продолжала хозяйка.

— Да, на фабрике работниц не кормят сосисками, а то растолстеют да обленятся.

— Ха-ха-ха, — рассмеялась старуха. — Вот уж шутник, право. Всегда что-нибудь выдумает. А только Пьеретте не век бедовать… У дяди-то, кроме нее, нету родни, он, верно, ей все и оставит.

— Я уж этого не увижу, — сказал Бомаск, — собираюсь в скором времени на родину вернуться.

— У вас там, может, семья есть? — спросила хозяйка.

— Какая ни на есть, у каждого есть, — ответил Бомаск. (Он узнал это выражение недавно, когда писал диктовку с Пьереттой.)

— И жена есть?

— И даже не одна.

— Ха-ха-ха! С вами по-серьезному, а вы все смеетесь. Может, и детки есть?

— Я вижу, вы любите.

— Что люблю?

— А это самое занятие.

— Какое занятие?

— Деточек делать.

Хозяйка закатилась смехом и долго не могла уняться.

— Куда мне, небось не молоденькая, — сказала она.

Красавчик посмотрел на нее, лукаво прищурив глаз.

— А вы тряхните стариной, глядишь, и помолодеете.

Старуха смеялась от души. Красавчик отпустил еще несколько шуточек и, расплатившись, вышел.

Он не спеша поднимался к Верхним выселкам. В огородах стеной стояли сорняки, заглушая овощи; стволы плодовых деревьев были покрыты мхом и лишайником, перезрелые вишни гнили на веточках. Он хорошо знал: здесь, на этой лесной прогалине, сады умирали от нехватки рабочих рук, а рук этих не было потому, что крестьянский труд уже не мог прокормить человека; но сам-то Бомаск был из такой страны, где рабочим рукам не хватает земли и где приходится крепко стеречь огороды и сады, так много кругом голодных ртов, и оттого все это запустение было для него особенно неприятно. Навстречу ему попалась компания молодых парней, они шли молча: ни смеха, ни песен, ни шуток. Никогда еще Бомаск не чувствовал себя таким чужаком во Франции… «Вот даже с Пьереттой… — думал он. — Ничего понять нельзя!..» Он вдруг страстно затосковал по родине.

Когда он проходил по Верхним выселкам, над его головой отворилось окно.

— Здравствуй, Красавчик!

Он поднял глаза и увидел Эрнестину с аккуратно уложенными кудряшками и в праздничном наряде — в белой шелковой блузке и красной безрукавке.

— Здравствуй, — ответил он.

— А у меня как раз кофе варится, — сказала Эрнестина. — Может, зайдешь?

Он вошел в ворота, в которые каждое утро въезжал на грузовичке, собирая молоко. Эрнестина выбежала на крылечко встретить его. В кухне никого не было.

— Что, разве мужа дома нет?

— Нынче у него на фабрике дежурство.

Он сел на скамью. Совсем близко от него Эрнестина варила на плите кофе, по капельке подливая кипятку в кофейник. Как очаровательна молодая миловидная женщина, когда она деловито хозяйничает на кухне. Она снует туда-сюда, быстрыми уверенными движениями берет то одно, то другое из знакомой до мелочей утвари; платье ее колышется, шелестит, задевая за ножки столов и шкафы, особенно трогательно шуршат шерстяные платья. Мужчина сидит, смотрит и думает, что стоит ему слово сказать, и это ласковое существо, что хлопочет сейчас ради него, скользнет к нему в объятия, но он молчит, он длит сладость ожидания. Красавчик обычно был чувствителен к такого рода незатейливым утехам. Но сейчас его мысли были далеко.

— Так ты, значит, теперь с Пьереттой гуляешь? — спросила Эрнестина.

— Что ты глупости говоришь!

— Я сама видела, как вы с горы спускались.

— Ну и что тут такого? Пьеретта Амабль — хороший товарищ.

Эрнестина подала на стол кофе и села на скамью рядом с гостем. Он молча выпил чашку, потом подошел к окну и, облокотившись на подоконник, стал смотреть на обвитые плющом развалины и миссионерский крест. Во дворе шел яростный петушиный бой. Два петуха, взлетая одновременно вверх, наносили друг другу бешеные удары и клювом и шпорами; в воздухе кружилось облако пыли и выщипанные перья; потом противники падали камнем на землю один против другого, подстерегали, хитрили, старались выклевать друг другу глаза. К окну подошла Эрнестина и облокотилась на подоконник рядом с Красавчиком. Вдруг один из петухов оставил поле боя, но удалялся он не спеша, степенным шагом, пытаясь сохранить достоинство.

— Удирает! — сказал Красавчик.

— Ну и драчуны эти петухи, чисто мужчины! — сказала Эрнестина.

Она не кормила как следует свою птицу. Жюстен был неважным хлеборобом, и в хозяйстве вечно не хватало зерна. Но Эрнестина не запирала свою живность, и куры ее бегали на воле, отыскивая себе пропитание в полях, на пастбище и даже в лесу. Неслись куры плохо, а петухи стали тощие, жилистые, сухопарые. Случалось, что какая-нибудь исчезнувшая курица, которую не видели несколько недель и уже считали погибшей в когтях ястреба, вдруг появлялась во дворе и за ней стайкой бежали цыплята, вылупившиеся в лесу. С каждым годом петухи становились все воинственнее, взлетали все выше, все стремительнее. В Гранж-о-Ване дичала даже домашняя птица.

Перелетев через каменный крест, с кудахтаньем, с шумом на землю опустилась стайка молоденьких кур — видимо, их вспугнул какой-нибудь хищный зверек. У этих кур были какие-то странные крапинки на перьях.

— Смотри, настоящие фазаны! — сказал Красавчик.

— А хорошенькие, правда? — воскликнула Эрнестина.

В противоположность селекционерам, которые добиваются чистоты породы, Эрнестина радовалась, когда в выводке появлялись цыплята с новым оттенком оперения.

— Говорят, когда куры забредают в лес, их топчут фазаны.

Она стояла вплотную к нему, прижимаясь грудью к его плечу. Он отстранился.

— Больше не хочешь? — спросила она.

Он пожал плечами.

— Так я и знала, что тебе все только забава.

— Я ведь тебе ничего не обещал, — сказал он.

— Не оправдывайся, — сказала она.

Он повернулся к ней и улыбнулся, чуть прищурив глаза, что придавало его взгляду выражение ласковой насмешки.

— Я не сержусь на тебя, — сказала она.

Отойдя от него, она села на прежнее место. Он сел напротив нее и положил обе ладони на стол. Она прикрыла его руки своими.

— А все-таки я тебя люблю. Очень люблю, — сказала она.

Приняв руки, она встала и выразительно взглянула на него. Он отвел глаза и, взяв лежащий под рукой нож, воткнул его в трещину стола. Эрнестина подошла к буфету.

— Выпьешь рюмочку? — спросила она.

— Не откажусь.

Она налила ему стаканчик виноградной водки. Он закурил сигарету.

— А меня что ж не угостишь? — спросила Эрнестина.

— Не люблю, когда женщины курят.

— А Пьеретта курит.

— Ну, это дело другое, — заявил он.

— Ты влюбился в нее, — сказала Эрнестина.

Он вскинул на нее глаза.

— Ты так думаешь?

— А ты, что ж, сам не знаешь?

— Не знаю, — ответил он.

— Скоро узнаешь, — прошептала Эрнестина.

Он поднялся.

— Ну прощай, — сказал он и, охватив ладонями ее лицо, крепко поцеловал в губы. Потом вышел и направился к дому Амаблей.

Вскоре собрались все: старуха Адель и Раймонда Миньо, толстый Жан и маленький Роже. Напились кофе со сдобными булками. Потом мужчины налили себе в теплые еще чашки виноградной водки — каждый сколько хотел. Говорили мало. Всем было как-то невесело.

В пять часов вечера Пьеретта стала собираться домой, Жан предложил довезти ее до Клюзо на своем мотоцикле.

— Поезжай, Пьеретта. Бомаск и без тебя найдет дорогу в горах, — сказала старуха Адель.

— Ноги у него длинные, — подхватила Раймонда, — один он скорее дойдет, не надо будет тебя поджидать.

— Ну конечно, — сказал племяннице старик Амабль. — Поезжай лучше на мотоцикле, все маленько подольше здесь посидишь, с сыном побудешь.

Пьеретта положила руку на плечо Красавчику.

— Нет, — сказала она, — я пойду пешком с моим другом.

И почти тотчас же они отправились.

Лишь только деревня скрылась из виду, Красавчик взял Пьеретту под руку.

— Оставь! — сказала она.

Он прошел вперед, и так как дорога становилась все уже и нельзя было идти рядом, то он и не стал возобновлять своих попыток.

3

Сначала они шли тропинкой, которая вилась по горе через пастбища до сосновой рощи, потом, петляя, спускалась к лесу и углублялась в него как раз в том месте, где они утром видели лису.

Они не спеша поднимались к сосновой роще, маячившей у них перед глазами с самого начала пути, иногда напрямик пересекали луга. Красавчик шел впереди с мешком за плечами — дядя и тетка Пьеретты надавали ей припасов на целый месяц: яиц, масла, сыру. Пьеретта молча шла позади своего спутника. Каждый думал о своем.