Мстительное сердце - Патриция Мэтьюз

«Так что же мне делать?» – думал Квинт.

Работы ему не найти. Жители Уильямсберга уже не верили, что он может добросовестно проработать целый день. Никто его не жалел, никто не верил его жалобам на то, что спина у него в ужасном состоянии.

А Ханна… неужели кто-нибудь поверит ее обвинениям?

Покачав головой, Квинт сел на кровати; внезапно настроение у него улучшилось. Кто же поверит обвинениям девушки, работающей по договору, если ее даже не было дома, когда произошел несчастный случай? Даже если в настоящее время она проживает в таком прекрасном поместье.

Тут-то и зарыта собака. Раз Ханна живет там, у нее не может не быть доступа хоть к каким-то деньгам. Когда немного утихнут ее горе и гнев, она, конечно же, отнесется к его мольбам благосклоннее. Конечно же, она не позволит умереть с голоду своему бедному старому отчиму!

И, вытянувшись на кровати, Квинт принялся составлять хитроумные планы, как выудить у Ханны денежки.

Глава 8

– Жил-был на Юге человек, которого звать Великий Джон-Победитель, – рассказывала Бесс. – Это быть, как вы говорить, реальный человек. Он быть раб на одной из ихних плохих плантаций. Белые в тех краях быть такие злые, что их даже змеи не кусать. Они кусать только ниггеров. Белые в тех краях быть такие злые, что убивать ниггера на спор – упасть его тело вперед или назад. Если упасть не туда, куда надо, они идти и бить старую мать мертвого ниггера…

Продолжая свой рассказ, Бесс украдкой посмотрела на Ханну. Перед Бесс полукругом расположились все дети, жившие в поместье, и еще слишком маленькие, чтобы работать на плантации. Сама Бесс сидела на ступеньках кухни. Ханна, увлеченная рассказом не меньше, чем дети, сидела, обняв за шею Дикки.

Бесс порадовалась. С тех пор как девушка съездила в Уильямсберг и узнала, что мать ее умерла и похоронена, а ей об этом ничего не сообщили, – с тех пор Ханна хандрила и могла расплакаться в любой миг.

По мнению Бесс, смерть матери была благом для Ханны. Скорее всего тайна негритянского происхождения Ханны умерла вместе с ее матерью – теперь никто не проведает, что в девушке течет кровь чернокожих. Конечно, это ничтожество, эта белая шваль Сайлас Квинт ничего об этом не знал, иначе ни за что не женился бы на матери Ханны.

Поняв по недоумевающим взглядам своих слушателей, что она молчит, Бесс откашлялась.

Один из детей спросил:

– А почему его звать Великий Джон, Бесс?

– Потому что, детка, как я уже говорить, этот человек и вправду жил на свете. Иногда в рассказах его называть большим человеком, самым большим в округе. Те, кто видеть его, иногда говорить, что Джон не больше обычного мужчины. Но все равно – он быть очень высокий. Я очень хорошо помнить одну историю, которую рассказывать о Великом Джоне, – продолжала Бесс. – Вроде бы хозяин плантации, где Великий Джон быть раб, он был азартный человек, и он всегда втягивать Великий Джон в такие дела, где мог заключить на него пари. А Джон всегда выигрывать для старого маста, но делать все по-своему. Ну вот, однажды старый маста говорить с другим белым человеком, и они похваляться рабами. Тот, другой белый человек говорить: «У меня есть такой ниггер, он может побить всякого ниггера!» А хозяин Джона говорить: «Моего Джона не побить. Ставить пятьдесят фунтов за него против вашего».

Ну вот, тот, другой белый, он соглашаться, и они решить, что бой быть в субботу после полудня в городке, через месяц ровно. В тот день люди приходить и приходить отовсюду, прямо как на ярмарку. Даже губернатор, его хозяйка, его дочка – все приходить. И много-много крупных сделок заключать в тот день.

Хозяин той, другой плантации привозить своего ниггера рано, часа за два до начала боя. Люди рассказывать, что это быть очень большой ниггер! Такой большой, что ночью ему нужно пригибаться, а то удариться головой об звезды. Полдюжины белых леди только увидеть его – и сразу падать замертво. Когда хозяин Джона видеть этот ниггер, он понимать, что проиграть свои пари. Этого ниггера никто не осилить!

А Джон, он не показываться, пока до начала боя не оставаться несколько минут.

И этот, другой ниггер быть совсем голый и готов к бою, а Джон выходить разодетый, будто он король всех колоний. На нем быть черные сапоги, ярко-красные штаны, белая рубаха с кружевным воротником и чудная шляпа, а в руках – трость с золотым набалдашником. Он насвистывать и улыбаться, прикасаться пальцами к шляпе и тянуть время.

А потом он сделать такое, что у всех дух захватить. Подходить прямо туда, где сидеть губернатор с женой и дочкой, размахнуться и ударить эту девочку прямо по лицу. Один раз, потом еще. И все белые приходить совсем в ужас, и наверняка Джон повесить бы на самом большом дереве. Но тут случиться кое-что еще.

Этот, другой ниггер, – ну, тот, с кем Джон должен драться, – увидеть, что делать Джон, и пускаться наутек. Он убежать совсем из нашей страны, и никто никогда его больше не видеть.

Бесс замолчала, ожидая обычных вопросов. Вопрос задал кто-то из детей:

– А почему убежал другой ниггер, Бесс?

– Как же, детка, – ответила она и расплылась в улыбке, – когда он увидеть, что случиться, он понимать: раз Великий Джон такой плохой, что может ударить дитя белой леди, значит, он такой плохой, что может побить его в любой день недели. А когда белые, значит, разобраться, что Великий Джон перехитрить всех, особенно того, другого ниггера, они переставать злиться. Они все много смеяться. Особенно радоваться, кто ставить на Великого Джона. Хозяин Джона радоваться, ведь он выиграть свои пятьдесят фунтов, и он отдавать губернатору половину своего выигрыша, и губернатор не так сердиться, что Великий Джон ударить его ребенка. Да, именно так, сэр, маста радоваться на своего Великого Джона – так радоваться, что даже не бить его целых несколько дней!

Когда дети разошлись, Ханна подошла к Бесс и, наклонившись, прошептала ей на ухо:

– Большего вранья, чем твой рассказ, я в жизни не слышала!

– Господи, золотко, я говорить правду – это такая же правда, как то, что днем светло, – ответила Бесс серьезно. – Ты обижать старую Бесс, когда говорить такое!

Ханна засмеялась, покачала головой и пошла прочь. Она направилась к конюшням. Прежде чем девушка успела сделать несколько шагов, она услышала раскатистый смех Бесс. Ханна устремилась дальше, не переставая улыбаться.

В тот день у нее было не так горько на сердце, как все время с тех пор, когда она узнала о смерти матери. Горе не оставило ее, но ей удалось спрятать его в тайниках души. Однако гнев на Сайласа Квинта по-прежнему пылал в сердце, не ослабевая. Ханна был убеждена, что ее мать убил Квинт. Но поскольку не было доказательств и никто ей не поверил бы, она никого не посвящала в свои мысли, а хранила это, просто дала себе клятву, что в один прекрасный день отыщет способ отомстить этому презренному человеку за убийство Мэри Маккембридж!