Гунны. Грозные воины степей - Эдвард Томпсон

Переправившись через Рейн, Аттила захватил много городов, и, вполне возможно, в некоторых из них жители сами открывали городские ворота, будучи уверены, что он пришел как друг. 7 апреля пал Мец, и Аттила направился на Ценаб (Орлеан). Еще неизвестно, куда бы он направился, если бы не Сангибан, преемник Гоара, короля тех аланов, которых Аэций расположил в районе Ценаба, чтобы они не спускали глаз с соседней территории, где находились багауды. Сангибан вступил в тайную переписку с гуннами и обещал сдаться Аттиле и передать в его подчинение Ценаб (Орлеан). Узнав об этом, Аэций и Теодорих поняли, что должны первыми занять этот город. Они едва не опоздали. Гунны обложили город и почти вошли в него, когда подошли союзники, которым все-таки удалось заставить гуннов отступить. Нам неизвестно, как именно удалось заставить гуннов отступить. А вот в чем можно не сомневаться, так это в том, что Аттила, обойдя город, отошел на так называемые Каталаунские, или Мавриакские, поля, равнину в Шампани к западу от города Труа и левого берега верхней Сены. Трудно сказать, в каком точно месте встретились армии противников, хотя этот вопрос, не представляющий никакого значения, является предметом бесконечных споров. По свидетельству Иордана, Каталаунские поля занимали огромные пространства, но в любом случае ясно, что битва происходила на местности, идеально подходящей для маневров гуннской конницы, около города с неизвестным названием Maurica, расположенном в 8 километрах от Труа. Дата, как и место сражения, неизвестна, но, как предполагает автор «Краткой биографии Св. Анания», Аттила отступил от Орлеана 14 июня. Тогда, возможно, прав Бюри, предположив, что битва состоялась приблизительно 20 июня.

Сражение началось около девяти утра, и обе стороны прилагали усилия захватить холм, возвышавшийся над полем битвы. Бой не имел решающего значения. Каждая армия сумела захватить часть холма, но ни одна не дошла до вершины. Внизу на равнине на правом фланге войска римлян и их союзников располагались вестготы во главе с Теодорихом, на левом – сам Аэций с римлянами. Между ними, в центре, находился Сангибан с аланами, чья преданность была довольно сомнительна, поскольку, по выражению готского историка, любой с готовностью примет неизбежное, когда трудно сбежать с поля боя (кроме того, в центре войска Аэция находились франки и другие союзные племена. – Ред.). Аттила и его гунны занимали центр боевого порядка его войска, напротив дрожащего от страха Сангибана; остготы левого фланга войска Аттилы – против своих родственников, вестготов, гепиды – против римлян Аэция. Начав сражение, гунны потеряли часть холма, которую успели занять. Иордан пишет о «жестоком, упорном, затянувшемся сражении», но точный ход сражения нам неизвестен. (Сражение начали гунны. Они прорвали центр войска Аэция, затем перенесли удар против вестготов, но контрударом левого фланга римлян были опрокинуты. После этого Аэций с римлянами начал теснить гепидов и гуннов и вскоре овладел господствующей высотой, что и решило исход битвы. – Ред.) Король готов Теодорих погиб, и его тело нашли только на следующий день. Сражение продолжалось всю ночь, пока, наконец, Аттила не отступил в лагерь, окруженный, как валом, телегами. Иордан просит нас поверить, что потери с обеих сторон достигли 165 тысяч человек, но многие современные историки не соглашаются с этой цифрой. Его информация не делается более достоверной, когда он пишет, что это «не считая 15 тысяч гепидов и франков; эти, раньше чем враги сошлись в главном сражении, сшиблись ночью, переколов друг друга в схватке – франки на стороне римлян, гепиды на стороне гуннов»[73].

Спустя несколько лет на Востоке прошел слух, что был такой жестокий бой, «что не уцелел никто, кроме командующих с обеих сторон и немногих их приверженцев, но призраки тех, кто пал в бою, продолжали сражаться три дня и три ночи так яростно, словно были живыми, и явственно слышался звон скрещивающихся мечей».

На следующий день после сражения в лагере Аэция произошла такая история. Смерть короля привела вестготов в неописуемый гнев, и они решили продолжить бой и окружить лагерь Аттилы, чтобы в нем вождь гуннов встретил свою смерть от голода. У готов явно были шансы на успех, и Аэций решил, что гуннов действительно можно окончательно уничтожить. Позже готы рассказывали, что Аттила приготовил погребальный костер из седел и решил, что бросится в него, если враг прорвется в лагерь. Аэций хотел избежать такого финала. С давних пор гунны были его друзьями, и благодаря наемным гуннским войскам Аэций имел возможность управлять вестготами. Он все еще надеялся, хотя это и может показаться странным, что гунны еще сослужат ему службу в будущем. Аэций понимал, что если сейчас гунны будут окончательно уничтожены, то у Западной Римской империи встанет вопрос о защите империи от Вестготского королевства. Поэтому Аэций посоветовал сыну покойного короля Торисмуду срочно возвращаться в Тулузу, чтобы помешать братьям в его отсутствие захватить трон. Торисмуд последовал совету и увел своих воинов. Затем Аэций проявил заботу о молодом франкском принце (Меровее. – Ред.), к которому относился по-дружески. Он обратил внимание принца, что на обратном пути Аттила будет проходить вблизи от территории франков. В отсутствие основной армии гунну не составит труда помочь взойти на престол старшему брату, который в прошлом году обращался за помощью к Аттиле. Поэтому Аэций посоветовал молодому принцу срочно возвращаться домой. Франк тоже последовал совету, данному Аэцием. Таким образом, Аэций позволил Аттиле отступить из Галлии. Двуличность римского патриция проявилась в следующем году.

4

В 451 году на дунайской границе было не столь спокойно, как надеялся Аттила, когда заключал договор с Анатолием и Номом весной прошлого года. Несмотря на гуннское посольство, выступившее с угрозами в адрес правительства Восточной Римской империи, Маркиан не изменил первоначального решения, связанного с отказом платить дань варварам. В ответ на угрозу Аттилы начать войну Маркиан направил к нему посла, некоего Аполлония, сторонника Зенона, который, как мы помним, вмешался в переговоры Хрисафия с Аттилой. Аполлоний был братом того самого Руфа, которого Зенон женил на дочери Саторнила. Но Аттила отказался принять его, тем самым публично выразив неуважение Маркиану. Гунн, собиравшийся отправиться в Галлию, пришел в ярость, когда узнал, что Аполлоний не привез дань, а просто приехал на переговоры. Однако, согласно Приску, Аттила передал послу, «чтобы он выдал ему подарки, привезенные к нему от царя, грозя убить его, если их не выдаст». Аполлоний не растерялся и ответил, что передал бы подарки, если бы был принят Аттилой, как и положено послу, а если его убьют, то не получат подарков – они только смогут снять одежду с убитого. Аттила позволил уйти Аполлонию, так и не встретившись с ним. Отношения между Восточной Римской империей и Аттилой резко ухудшились, и это всего через год после того, как Анатолий получил подарки от Аттилы.

В сентябре 451 года Аттила наглядно продемонстрировал свой ответ Маркиану. Небольшой отряд гуннов совершил набег на Восточную Иллирию. Аттила просто хотел показать Маркиану, что ждет императора в будущем, когда начнется новая кампания. Обеспокоенность положением на северной границе помешала Маркиану провести большой собор в Никее, как он первоначально планировал; вместо этого епископы провели собор в Халкидоне (4-й Вселенский собор, созванный в г. Халкидон (в Малой Азии, напротив Константинополя на другом берегу Босфора) в 451 г. в целях борьбы с монофизитством, которое было осуждено как ересь. – Ред.). Но и им Маркиан не смог уделить должного внимания. Все его внимание было сосредоточено на границе, и он решил начать военные действия против гуннов, совершающих набеги через границу. Нам не известно, насколько успешными были его действия, но император наверняка был доволен их результатами.

Летом 452 года Аттила опять отложил запланированное нападение на территорию Восточной Римской империи. Он думал, что отложил наступление всего на год, но, как показало время, отложил его навсегда.

Абсолютно неясны мотивы, которыми руководствовался Аттила, предпринимая в 452 году поход в Северную Италию. Единственно, в чем мы можем быть уверены, – он не чувствовал никаких обязательств перед Аэцием, позволившим ему сбежать из Галлии в прошлом году. Он начал кампанию в Италии, пребывая в ярости на западных римлян, на которых возложил вину за провал в Галлии. Аттилу, конечно, устроил распад вражеской армии после сражения на Каталаунских полях; теперь он считал, что легко может победить каждого врага по отдельности. Он собрал такую же большую армию, как в 451 году, и, перейдя через Альпы, вторгся в Италию. Так началась кампания 452 года[74].