Экспертиза любви - Ирина Степановская

Людмила Васильевна при ней что-то спросила Рябинкина по поводу откидывающихся шкафов — Лене захотелось знать все досконально: и как и где Рябинкин закажет макеты, и сколько уже заказано, и когда будет выполнен заказ — ведь уже занятия на носу? Она ужасалась и радовалась. Ужасалась, как много еще не сделанного, радовалась, что уже многое удалось подготовить. При этом Лена вовсе не выглядела ни пьяной, ни даже хорошо опьяневшей. От природы матовая кожа ее лица лишь слегка зарумянилась. Людмила Васильевна, тоже, кстати, хорошо выпившая, даже нашла Лену весьма хорошенькой. И удивилась про себя, как это она этого с первого разу не заметила.

Лена до этого случая разведенный спирт никогда не пила — ну не приходилось. Она, в принципе, и водку-то особенно не пила. И компании у нее такой «водочной» не было, да и поводов как-то не находилось, чтобы здорово напиваться. Поэтому если бы кто-нибудь на трезвую еще голову предложил Лене пересчитать тридцать граммов чистого девяностошестиградусного медицинского спирта на концентрацию водки и сказал бы ей, что она вот так, почти одним махом, способна выпить больше чем полстакана, она бы, наверное, не поверила. Однако сейчас она сидела с Людмилой Васильевной и Рябинкиным за одним обеденным столом и переживала за провальное начало учебного процесса на кафедре.

— Да кто вам сказал, что начало провальное? — изумился Рябинкин. — В учебные комнаты осталось только методички разнести — и все в порядке. А то, что макетов пока нет, так и занятия по осмотру трупа на месте обнаружения пока проводить не будем. Оставим напоследок. Макеты и сделают через неделю. Хотя бы частично. Все равно будет не так плохо, как в то время, когда вы учились.

— Кто же вам так быстро макеты сделает? — спросила Людмила Васильевна.

— Не вам, а нам, — с достоинством поправила ее Лена.

Людмила Васильевна покосилась на нее. Осторожнее надо наливать этой девушке, решила она. А то, не ровен час, случится с ней как с предыдущим заведующим…

— Я часть макетов уже давно заказал! — с какой-то даже ребяческой гордостью похвастался Петр Сергеевич. — Завтра их привезут, после обеда. Таким образом, три шкафа мы сразу заполним. Останутся еще три.

— А сразу нельзя было? Кредит бы на эти цели в банке оформили. — Людмила Васильевна скептически поджала губы. — Делать вам нечего, свои деньги тратить. Будь я вашей женой, я бы вас на порог после этого не пустила.

Петр Сергеевич посмотрел на лаборантку и улыбнулся.

— Вот поэтому, Людмила Васильевна, я и не женюсь.

— А где же вы их заказали? Ведь это сложное дело, наверное? — удивилась Лена.

— Представьте себе, здесь, в городе. В мастерской при краеведческом музее. Там работает старый мастер. Он всю жизнь изготавливал макеты для музея. Лиса в заснеженном лесу выслеживает мышь. В поле гуляют фазаны — в общем, флора и фауна этого региона в натуральную величину.

— И моего сына, когда он в четвертом классе учился, как раз водили всем классом на экскурсию в этот музей. И я с ними ходила, — вспомнила Людмила Васильевна. — Я ж в родительском комитете всю жизнь была! Так я эти макеты помню. Они там уже лет двадцать как выставлены. — И Людмила Васильевна принялась на пальцах высчитывать сроки.

— Мне кажется, я тоже их помню, — Лена вдруг запрокинула голову и рассмеялась переливчато, взахлеб. Белая шишечка на ее горле слегка зашлась, как у птицы. — В краеведческий музей, наверное, школьников со всего города водят.

— Завтра у нас будет три макета. — Нос у Пети даже заблестел от гордости. — Огнестрельное, автотравма и повешение. Если эти получатся хорошо, завтра же сделаю следующий заказ.

— Да вы проказник, — Лена сама себе казалась обворожительной. — Еще вчера морочили мне голову с этими макетами, а сами, оказывается, уже все решили! — Рябинкин посмотрел на нее с удивлением.

— Я хотел узнать ваше мнение. Но решение было уже принято независимо от вас.

— Ну и какое же это решение?

— «Огнестрельный» макет будет условно называться «Случай в Техасе». — Рябинкин со значением поглядел на Лену и на Людмилу Васильевну.

— Это про Кеннеди, что ли? — весело изумилась Лена. — Обалдеть.

— И жена в машине будет? — спросила Людмила Васильевна.

— Будет. В розовом костюме, как полагается, — успокоил ее Рябинкин.

— Тогда и мне надо будет тоже такой же сшить, — высказалась Лена. — И шляпку. Таблеткой. Чтобы было полное соответствие. Преподаватель и макет — в одном тоне. Прихожу на занятие — а у меня на голове розовая таблетка. Студенты падают со стульев от восторга. Ой! — И Лена неожиданно икнула.

— Ну а дальше? — не утерпела Людмила Васильевна.

— Автотравму сделают по документам автокатастрофы с Михаилом Евдокимовым.

— Губернатор-юморист? Тоже соответствует. — Лене казалось, что она само остроумие. — Методичку к этому шкафу нужно переделать. В юмористическом духе.

— В третьем шкафу — повесившийся Есенин. Как я и говорил.

— А у Есенина методичка в стихах. — Лена внезапно помрачнела. — Фантастика.

— Почему?

— Потому что этого не может быть никогда. Мы же не хотим превратить занятие в цирк?

— Елена Николаевна! — Лаборантка строго посмотрела на Лену.

— Жаклин Кеннеди в розовой шляпке в нашей учебной комнате? Полное дерьмо. Так не бывает.

Людмила Васильевна с намеком взглянула на Рябинкина.

— Макеты сделаны, назад хода нет. Я уверен, что занятие будет проходить на самом высоком уровне, — сказал Петр Сергеевич. — Все, встаем. Пора немного проветриться и за работу.

— Вы, Лена, методички донести сможете? — Людмила Васильевна взяла целую охапку папок с методическими рекомендациями и вручила Лене. — Если сможете — несите. Во вторую учебную комнату. Шагом марш! — И Людмила Васильевна, развернув к дверям, придала ей нужное направление.

Лене ударил в нос запах бумаги, клея, картона.

— А-а-а-а! Апчхи! — Пахли пылью и влагой только что протертые методички. — А-а-а-а! Апчхи! — и все методички посыпались на пол из Лениных рук. — Апчхи!

— Ой, извините! — От чихания Лена как-то вмиг протрезвела. — Я соберу. Апчхи! Апчхи! — Она полезла в сумку за носовым платком. — Апчхи! — приступ чихания был силен, как никогда в жизни. — Апчхи! — Сумка вырвалась у Лены из рук и, перевернувшись, шлепнулась на пол. На пол полетели и расческа, и томик Светония, и платок, и кошелек… — Апчхи! Апчхи!

— Идите умойтесь. — Людмила Васильевна подвела Лену к раковине за руку, как маленькую. Господи, она еще и больная! Вот наградил бог ассистенткой. — При аллергии помогает.

— Да у меня никогда не было аллергии. Апчхи!

— Умывайтесь! — Лаборантка кинула Лене в руки чистое полотенце. Петр Сергеевич уже собирал с полу нехитрый Ленин скарб. Подняв обернутого в газету Светония, он не удержался и заглянул под обложку.

— Ого, что за книжки вы читаете.

Лена чувствовала себя несчастной. Полотенце пахло прачечной.

— А я их не читаю. Я на них гадаю. Апчхи. — Но это последнее апчхи после умывания было уже не таким сильным, как раньше.

— Ничего себе гадание, — удивился Рябинкин. — Про кофейную гущу слышал, по ромашке еще…

— Есть такое, — подтвердила Людмила Васильевна. — По печатному тексту. Хоть по газете.

— Это как?

— А вы раскройте книжку, там, где страницы замяты, и сами увидите, что мне сегодня с утра Светоний нагадал. — Лена сложила мокрое полотенце. — Куда его?

— Оставьте там, — кивнула в сторону Людмила Васильевна. Петр Сергеевич помотал книжку в воздухе — чтобы легче определить, где страницы действительно замялись.

— Ткните теперь в любое место. Только глаза закройте.

Рябинкин глаза закрывать не стал, но к Лениному удивлению впялился в то же самое, так поразившее ее в троллейбусе место и… «…Когда же он увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так он был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон…» Это про кого?

— Про Цезаря. — Лена смотрела на себя в зеркало над раковиной и думала, как хорошо, что она сегодня не стала краситься. Вот бы сейчас возилась с потекшими глазами!

— Гая Юлия?

— Да. — Она достала расческу.

Людмила Васильевна с завистью посмотрела, как Лена распустила свои пышные волосы, расчесала их и снова закрутила в пучок, заколола заколкой.

— …двадцатью тремя ударами… — пробормотал Петя. — Я что-то такое недавно слышал.

— Известная история, — Лена уже совершенно пришла в себя, только в желудке было неприятно от выпитого.

— А сколько было заговорщиков? — спросил Рябинкин. — Тоже двадцать три? По числу ран?

— Нет. Двенадцать или тринадцать. Когда первые раны были нанесены, они обезумели от восторга, что убивают Цезаря. И били куда придется. Но, видимо, все равно его боялись. Потому что врач, который лечил Цезаря и потом его же вскрывал, сказал, что только одна рана была смертельной.