Экспертиза любви - Ирина Степановская

— А по какому поводу эксгумация была? — Саше еще ни разу не доводилось самостоятельно провести эксгумацию. Хоть он и понимал, что удовольствие это небольшое, но вот хотелось попробовать хоть разок.

— Я в отпуске был, когда какого-то мужика там, в деревне этой, застрелили. А хирург, который вместо меня должен был вскрыть, вообще ни хрена не умел. Я потом с ним даже не здоровался. Меня из-за этого козла чуть не убили. Шутки, что ли?

— Так все-таки, чем закончилось? — не выдержал и Соболевский.

— Пыж[4] в печени нашел. — Извеков сказал это как бы между прочим, но Саша видел, что он был этим очень горд, хотя и старался не показать. — Следователь, тот самый, что в бронежилете, этому пыжу так обрадовался, чуть не плясал. Пыж-то был самодельный. Из газетной бумаги. По нему и нашли убивца. У него дома в коробке — патронов еще было штук пять. Так даже текст газетный на этих бумажках совпал. Но между прочим, как я вскрывал, если б кто видел… Кино про это надо снимать, а не каких-то «Интернов». Холодища на улице была — сорок градусов. Труп был — хуже, чем из финского холодильника. Промерз насквозь до состояния вечной мерзлоты. Благодаря этому, кстати, пыж и сохранился. Но вы представляете, как найти пыж в совершенно промерзшей печени?

— А как ты действительно вскрывал при такой температуре? — заинтересовался Хачек.

— Х-х, так и вскрывал, — горделиво пожал плечами Витька. — Не отложишь же труп оттаивать — все расползется к чертовой матери, вообще ничего не найдешь. Приказал санитару, чтобы приносил мне горячую воду в ведре каждые пятнадцать минут.

Руки прямо в перчатках засовывал в воду, чтобы погреть, и так вскрывал. Как застынут — опять погрею в воде — опять вскрываю. Чуть ревматизм так не заработал.

— Но пыж нашел, — почесал себе ус Хачмамедов.

— Нашел, — подтвердил Витя.

— Это хорошо. Молодец, — сказал Хачек. — Но вернемся к нашим баранам. Что мы имеем на сегодня? — Он открыл свою замечательную папку, в которую складывал постановления на экспертизу.

— Сегодня дежурит Извеков. А посему…

— Что он мне даст — огнестрельное или бабульку? — прикинул Саша. И тот и другой случай не вызывали у него сомнений, но с бабулькой было бы еще быстрее, чем с мужиком с развороченной головой.

— Бабушку с механической асфиксией берет… — Хачек сделал эффектную паузу, хотя эффекта от него никто не ждал, случаи были несложные, — …берет Попов. А мужика с огнестрельным ранением — Соболевский.

— O’key, — пожал плечами Игорь Владимирович. — Тогда я первым иду в секционную.

— Я одежду вашего мужчины уже осмотрел, — сказал ему Саша. — Следователю отдал один вещдок. Нашел в кармане. Похоже, этот случай как-то связан с моим. Убийство в ночном клубе.

— А кстати, по нему что-нибудь прояснилось? — посмотрел на Сашу Хачек.

— Проясняется, — мрачно подтвердил Саша. — Труп не тот. Кто именно погиб — неизвестно, повреждения не колотые, а скорее всего, причиненные тупым предметом, и предмет этот…

— Обух топора, — съязвил Витька.

— Будете смеяться — кнопка. Одна или несколько.

— Отпад, — удивился и Соболевский. — Всякое бывало, но чтобы убить — кнопкой?

— Ты в своем уме, твою мать? — побагровел Хачек.

— Физикотехники подтвердили, — сказал ему Саша. — Кнопка, знаете, какого размера, между прочим?

— С гриб, — предположил Извеков.

— С крышку. От средней такой кастрюли. Эмалированной.

— Нормально, — вскинулся Хачмамедов. — Я представляю, как будут ржать журналюги, если расследование этого дела попадет в печать. У нас же сейчас свободная «прэсса». Я уже вижу заголовки газет. И в каждом заголовке фигурирует слово «кнопка».

Саша промолчал. Хачмамедов тоже заткнулся, покрутил шеей, подумал.

— Чего только не бывает. Покажешь мне эти кнопки.

— Пожалуйста, они у физикотехников.

— Я сам к ним зайду.

— Как скажете. — Последние два дня у Саши даже не было настроения дразнить начальника. Он встал и тоже стал переодеваться для работы в секционном зале.

— Душ у нас в отделении когда-нибудь отремонтируют? — вдруг спросил Витька. — Чтоб помыться можно было после работы?

Хачмамедов вместе со своей папкой направился к выходу.

— Лето уже прошло. А зимой сильных запахов не бывает.

— Однако… — пробурчал Витек.

— А чего тебе намываться-то? — усмехнулся уже в дверях Хачек. — Ты же у нас женатик. Это вот Игорю Владимировичу надо беспокоиться…

Соболевский, услышав, что говорят о нем, выглянул из-за дверцы своего шкафа, за которой он переодевался. Он всегда, в любую погоду надевал сразу два комплекта медицинской одежды. И приплачивал санитару за стирку, так как по нормам полагался один комплект в неделю.

— Не по адресу, Владимир Александрович. Я на свидания сразу после работы не хожу. Домой захожу помыться.

— Ну-ну! — хмыкнул, глядя на него Хачмамедов, и отправился дальше по своим делам.

Вопреки Лениным ожиданиям, с утра ей вовсе не пришлось мыть полы. Рябинкин встретил ее в коридоре.

— У нас проблема, — сказал он Лене прямо с места в карьер, довольно сухо с ней поздоровавшись. — Мне сейчас позвонили из деканата и сказали, что мы должны сократить наш курс на два занятия. Якобы им только накануне сообщили об этом из министерства. Сокращение идет по всем кафедрам.

— Почему? — спросила Лена. Ей вообще-то было наплевать. Сократить так сократить. Хоть наполовину.

— Вводят какой-то новый предмет. Связано что-то с инновациями. Что-то вроде «Новые технологии в медицине». Я точно не запомнил. — Петя выглядел весьма озабоченным, и Лене искренне захотелось как-то облегчить ему работу.

— Чем я могу помочь?

— Тащите с Людмилой Васильевной все методички в учебную комнату. Когда их разберете, будем решать, какие две темы выкинуть из учебного плана.

— Хорошо.

В принципе, это была совсем несложная работа. Лена справилась с этим делом быстро. Заодно отобрала те папки, которые или выглядели непрезентабельно, или в них не было каких-то страниц.

— Все готово, — сказала она Рябинкину часа через полтора. Людмила Васильевна как раз заканчивала вместе с помощниками из Средней Азии домывать вторую комнату.

— Сейчас иду. — И действительно Петя сразу пришел и сел за преподавательский стол. — Итак, Лена, что мы имеем по методичкам?

— Десять теоретических занятий, три секционных и одно итоговое. Какие будем сокращать?

— Надо подумать, — сказал Петр Сергеевич. — Во-первых, скажите честно и сразу — вам деньги нужны?

— Деньги всем нужны, — удивилась Лена.

— Тогда секционные занятия сокращать не имеет смысла. Насколько я знаю, в прошлые годы с Бюро у нас был своеобразный бартер. Их двое сотрудников совмещали у нас, а мы, вскрывая вместе со студентами их трупы, совмещали у них. Но это было в прошлом году. Как будет в этом, не знаю. К Хачмамедову я по этому поводу еще не ходил.

— Это к тому красному таракану? — уточнила Лена.

— К нему.

Лена тоже задумалась.

— А совмещая в Бюро, мы должны нести ответственность, как все их сотрудники, и подчиняться этому… как его?

— Таракану. Владимиру Александровичу. Это естественно. Его же сотрудники будут подчиняться требованиям университета, и в частности мне.

Лена честно сказала:

— Я боюсь там совмещать. Я же пока ничего не знаю.

— Придется учиться в самое ближайшее время. Не далее как завтра. Когда к нам придут на занятия первые четыре группы. Две секции возьмут на себя совместители. Две возьму я. Вы должны будете присутствовать на всех четырех.

— Одновременно? — ужаснулась Лена.

— И одновременно, и последовательно. Группы у нас будут идти и с утра, и после обеда. По две. Секционная здесь на четыре стола. Два отдадут нам. Два останутся свободными на всякий случай для Бюро. Случаев в это время года бывает немного. Я смотрел прошлогодний отчет. Когда у нас идут группы, мы почти все случаи из Бюро забираем. Их эксперты в это время имеют возможность передохнуть.

Лена осторожно спросила:

— А кто в этом году из экспертов будет у нас совмещать?

— Извеков и Соболевский.

У Лены чуть-чуть блеснули глаза.

— Вы, кажется, говорили, что они будут сидеть со мной в одной ассистентской?

— Я подумал, что если тебе это неудобно, то они могут сидеть и на своих рабочих местах, там, где сидят сейчас у себя в отделении. — Рябинкин сам не заметил, как перешел на «ты».

— Нет, я ничего не имею против, — быстро сказала Лена.

— Ну посмотрим. — Пете вообще-то все это было не важно. Важными были учебные дела. Он твердо поставил себе цель — сделать из этого свинарника, который ему достался, одну из лучших кафедр в институте. Жизнь в столице ему не нравилась так же, как и Лене. А в этот город за лето он просто успел влюбиться. Значит, здесь надо оставаться и работать. Работать. Он не боялся работы. Он любил ее. В глубине души он считал большой удачей, если не сказать фантастикой, что он, никому до этого не известный парень, получил в заведование кафедру. А уж что к этой кафедре должно приложиться — уважение ректората, интерес со стороны студентов, и самое трудное — имя в самом Бюро и в близких к ним полицейско-прокурорских кругах, — это уже зависело от него самого. Петя Рябинкин, так же как Саша, как Хачмамедов и как Витька Извеков, тоже по-своему любил судебную медицину. А имя в любом деле значило многое. Нет, Петя не был банальным карьеристом. И никакой он был не последний из могикан, как предположила Лена. Наоборот, среди многих людей старой, не по возрасту, а по психологии, закалке он, наоборот, снова поверил, что в нашей стране при определенной доле везения можно многое сделать без блата, без богатых родителей, своими знаниями и своим трудом. Он был уже намного младше по возрасту тех, кто распиливал государственные недра, и уже не намного, но все-таки младше и тех, кто начинал с фарцовок и поднимался на техническом дикарстве нашего народа. Он не имел склонности ни к технике, ни к разного вида гаджетам, но он любил свой предмет, свою науку и считал необходимым заставить если не любить, то хотя бы уважать этот предмет еще и студентов. И одновременно заставить уважать себя и своих сотрудников. И поэтому он искренне огорчился, что не может, как он понял, включить Лену в число своих единомышленников.