Адриан. Золотой полдень - Михаил Ишков

Присутствовавший на претории грек, любимчик Адриана, командовавший отрядом фессалийской конницы, совсем в духе своего покровителя высмеял эти бредовые задумки, объяснив, что с помощью такого дешевого трюка, как караван с войсковой казной, арабов не проведешь. В отношении других предложений, он высказался в том смысле, что если всей силой навалиться на крепость, зачем надо было начинать хитроумнейшую комбинацию с арабами? Зачем посылать «в пасть льву нашего храброго Лонга»? Римская доблесть всегда славилась остротой мысли и гибельными для врага уловками. Если мы ударим по Гатре в лоб, мало того, что враждебные бедуины обложат нас со всех сторон, — те, кто сегодня прикидывается нашими друзьями, завтра вполне могут переметнуться на вражескую сторону. Действовать следует иначе — задеть варваров за живое, стравить их между собой, поставить в такие условия, чтобы ни у кого и мысли не было о возможности примирения. Одним словом, пусть страсти возобладают над разумом.

— Как этого добиться? — заинтересовался император.

На этот вопрос ответил Адриан. По — видимому, он и его сторонники уже обсудили эту задумку в своем кругу.

Наместник пригласил императора и Лонга к окну. Когда те приблизились, Адриан указал на Снежного и, обращаясь к префекту, спросил.

— Лонг, как ты поступишь, если украдут твоего коня? Будешь искать? Бросишься в погоню?

— Конечно! — воскликнул префект.

— Вот так и надо действовать! Правда, — добавил наместник, — при том засилье в Сирии и в приграничных провинциях сторонников Хосроя никакие привычные меры сохранения тайны не дадут результат. То есть на какое‑то время нам удастся обмануть их, но скрыть цель передвижения войск и, главное, конницы в пределах всего театра военных действий невозможно. Как только они поймут, что мы отрезаем их от источников воды и пастбищ, арабы сразу смекнут, что дело нечисто. Важнейшая задача — убедить неприятеля, что мы отводим коннице вспомогательную роль сопровождения пехоты и отражения наскоков летучих арабов. Мы должны заставить врага поверить, что римляне, желая проявить доблесть, — он благожелательно кивнул в сторону трибуна, внесшего это предложение, — первым делом ударят по Гатре.

— Другими словами, — перебил племянника Траян, — ты предлагаешь повторить нашу ошибку двухлетней давности, когда мы вступили в Месопотамию?

— Да, август.

Лонг слушал наместника в пол — уха. Странно, но он заранее уверился, что ничего хорошего от этого претория ему ждать не приходится. Тем более, если план операции разработал Публий.

И как в воду смотрел.

Завершая, Адриан заявил.

— Спора нет, легионную конницу и вспомогательные конные отряды необходимо свести в несколько крупных соединений — без этого невозможно разгромить противника, однако успеха можно добиться только в том случае, если мы отважимся на неординарное, неожиданное для неприятеля решение. Только так мы сможем скрыть смысл сведения конницы в несколько крупных ударных отрядов, сосредоточения ее по началом одного человека.

— Что ты предлагаешь? — спросил император.

— Командующим отдельным корпусом должен быть назначен незначительный по чину командир.

Услышав это предложение, сердце у Лонга дрогнуло. Опыт подсказал, что без него и на этот раз не обойдутся.

Между тем Адриан продолжал втолковывать императору.

— …врагу следует дать понять, что в предстоящей кампании от конницы многого не ждут. В отличие от энергичного Лузия, проявившего себя в Египте Турбона, новый командующий должен вести себя пассивно, поменьше бывать в доверенных ему войсках, из Антиохии не высовываться. Выполнение приказа он должен перепоручить своему заместителю.

Траян прервал племянника.

— Кого предлагаешь? Говори прямо.

— Август, кто, кроме префекта Лонга, имеет достаточно высокий авторитет и невысокий чин, чтобы сыграть эту роль. В заместители ему я предлагаю Катилия Севéра. Для большей убедительности желательно пока повременить с утверждением Лонга в сенаторском достоинстве.

Это заявление окончательно сразило Лонга. Мало того, что наместник Сирии назвал его «незначительным командиром», так молокосос еще и загорелся желанием покорить Индию? Ему срочно понадобился триумф, наименование Парфянский или Индийский? Он жить не может без Индии? Там, как утверждают знатоки, бесчисленное количество безупречно красивых вещей, ему будет на что полюбоваться. К тому же в подручные ему опять подсовывают дружка Адриана Катилия Севéра! Неужели он сам не в состоянии подготовить конницу к войне?!

Император обратился к Лонгу.

— Справишься, Ларций?

— С чем, наилучший?

— С досугом. Будешь сидеть на вилле, по три раза на день посещать баню. В Антиохии будешь появляться с роскошным эскортом. Сможешь вволю пинать сапогами этих грязных сирийцев. Ну, пару раз проведешь конные учения неподалеку от города.

— Государь, это дело для какого‑нибудь ходячего трупа, а не для боевого командира!

В зале воцарилась редкая, звенящая тишина. Брови у императора поползли вверх. В этот момент первым не выдержал Адриан. Он заржал так, что сумел перекрыть смешки, которые стремительно побежали по залу. Спустя мгновение улыбнулся и Траян. Потом император внезапно посерьезнел, нахмурился и предупредил префекта.

— Думай, что говоришь!

— Мне хотелось бы взяться за живое дело, — перебил взрывы хохота Лонг.

— Это разве не живое дело! — повысил голос Траян. — Вспомни своего наставника Помпея Лонгина, он очень ловко умел проворачивать подобные делишки. Шейхи глаз с тебя не спускают. Адриан прав, если ты будешь при ставке, для них это будет верный знак, что конница в начале кампании будет играть вспомогательную роль. Что касается Севéра, я не против. Никто не отстраняет тебя от участия в подготовке кампании. Поволочись за какой‑нибудь горожанкой. Но главное, держи под присмотром сарматов и тяжеловооруженную конницу. Держи их в строгости, они в любой момент должны быть готовы к бою. Даю слово, Ларций, что в бой сарматов и панцирную конницу ты поведешь сам. Не беспокойся, у ходячего трупа хватит сил, чтобы наградить тебя по заслугам.

Лонг склонил голову.

Дождавшись паузы, Адриан вновь поднял вопрос о союзе с арабами как главном условии успешного продвижения на восток. Для достижения этой цели ничего не жалко, даже патрицианку. Он уже говорил, что у него есть одна на примете, можно хоть сейчас познакомиться со знатной дочерью Рима. Она сидит у него взаперти.

Император насупился и подозрительно глянул на племянника.

— Опять за старое? — спросил он.

Адриан изменился в лице и поспешил объяснить — в этом деле, государь, нет ничего личного. Взаперти — это значит в темнице. Если, добавил он, нам удастся выдать эту красотку за шейха, даже в качестве десятой жены, полдела будет сделано. Она грамотна, получила воспитание, обучена музыке, так что вполне сгодится. К тому же, заверил он дядю, она — государственная преступница, так что никакого ущерба римской чести не будет. Если желаете, могу приказать привести ее, но лучше познакомиться с ней в, так сказать, привычной для нее обстановке. Чтобы она прочувствовала и перестала ерепениться.

Император хмуро глянул на племянника и недоверчиво спросил.

— Она что, ерепенится?

Адриан развел руками.

— Она из почитателей распятого в Палестине мошенника, но какого‑то варварского, нелепого толка.

Траян ответил, что у него сейчас нет времени знакомиться со шлюхами, «сидящими у тебя взаперти, тем более со шлюхами нелепого толка».

Тогда, предложил Адриан, пусть со мной отправится Лонг. Ему ты вполне можешь довериться. Император задумался и ответил, что если Лонгу приятно «любоваться непотребством», пусть идет. Потом доложит.

Недоумевающий префект, вновь очутившийся в положении невесты, сосватанной без ее ведома, — возмутился.

— Это, наилучший, приказ или просьба?

— Ты о чем? — не понял император.

— О непотребстве. Меня, боевого префекта, заставлять нюхать…

Он не договорил. Не дали договорить — присутствующие на претории, глядя на его вытянувшееся лицо, на обиженно выступившую вперед нижнюю челюсть, покатились со смеха.

У Лонга слезы на глазах выступили.

— Ничего, — решительно приказал император, — понюхаешь. Может, Адриан врет и желает сплавить уродину подальше. Потом доложишь.

«Боги, мои боги, зачем я так спешил в Азию!» — молча возопил Ларций, когда он в компании Адриана, в сопровождении начальника караула вышел из Большого дворца.

Они направились к казармам, обогнули угол каменной кладки и приблизились к огороженному железной сеткой клочку земли, на котором сидели несколько десятков грязных, усталых донельзя, людей. Адриан подозвал префекта поближе к сетке, указал на молодую женщину, сидевшую на камне вдали от своих единоверцев.