Луна в мышеловке - Грушенька Светлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тяжело для первого раза, я знаю, – заметил он уже намного мягче, будто угадал ее мысли. – Обычно я не начинаю с полной фиксации, но я просто не смог устоять. Меня лучше не провоцировать… – Его ладони вновь охватили ее лицо, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза. – Ты в порядке?
– Д-да… кажется, – пролепетала онемевшими и непослушными после жесткого минета губами и заморгала, не в силах смотреть в его потемневшие в прорезях маски холодные глаза. Затем опустила взгляд вниз, на собственную грудь, и ужаснулась, заметив на ней отчетливые мазки крови.
– Что это… к-кровь… – прошептала растерянно, пытаясь выпутаться из обезоруживающих мужских объятий. Виктор нахмурился и взглянул на свою руку, пальцы которой тоже были немного вымазаны в крови.
– Прости… Кажется, я увлекся… – пояснил он. – Это не месячные. Ты указывала в приложении последние дни своей менструации. Сейчас не время для кровотечения. Но не волнуйся, – тут же скривился в более теплой усмешке и ласково мазнул большим пальцем по ее подбородку. – Ты по-прежнему девственница. Я не слишком сильно тебя повредил. И наш договор остается в силе. Я лишу тебя невинности, только когда ты сама этого захочешь. Как видишь, развлекаться мы можем и без этого. А пока что иди прими душ. Ванная там. – Он указал рукой на нужную дверь в глубине комнаты и еще раз поцеловал в висок. – Я принесу твое платье. Через полчаса мы продолжим ужин.
Застегнув брюки, мужчина направился к двери и вскоре исчез за нею. Вовсе не хотелось дожидаться его возвращения. Почти не чувствуя рук и ног, Лали заставила себя скользнуть на пол и пройти в ванную комнату. Тело казалось ватным и будто бы чужим.
Глава 7
Рассеянно обведя помещение безразличным взглядом, подошла к зеркалу и осмотрела себя, избегая встречаться глазами с собственным отражением. Сглотнула, коснувшись кровавых разводов на груди. Зажмурилась, тяжело дыша. Щеки вновь обожгли слезы, руки задрожали. Словно марионетка, машинально переставляя ноги, медленно прошла к огромной ванне, больше похожей на бассейн, выложенный изумрудной плиткой с серебряными узорами. Забралась внутрь, села на дне, прижав к груди колени, закрыла слив и выкрутила оба крана до конца. Шум мощного потока хлынувшей теплой воды немного успокаивал, а еще под него можно было выть в голос, не опасаясь, что ее услышат.
Что такое она только что сотворила?! Почему делала все эти ужасные вещи?! Как могла она получать от них удовольствие?! Как она могла хотеть этого человека?! Это безжалостное животное?! «Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!» – повторяла по-грузински без остановки, будто это приносило облегчение.
Уткнулась лицом в колени, чтобы подавить всхлипывания. Только в груди уже начала подниматься ненависть. Она убьет его, убьет, убьет, убьет! Исполосует ногтями его лицо, вонзит их ему глубоко под кожу, искусает его в кровь, чтобы он почувствовал то, что чувствовала сейчас она – невыносимую боль унижения, которая рвала на части!
Задыхаясь от рыданий, завыла вновь, рыча проклятия и ругательства, вонзая ногти в собственную кожу и даже не чувствуя боли. Совсем забывшись в своем злом отчаянии, не заметила постороннего присутствия в комнате, а потом и прямо у себя за спиной. Когда по воде мелькнуло то ли смутное отражение, то ли тень, резко подняла голову, попытавшись вскочить, но не успела. Смогла лишь метнуться к другому концу маленького бассейна и развернуться, только ее как раз успели ухватить за плечи мощные мускулистые руки. Оплели ее всю, как паутина, притянули к разгоряченному мужскому телу.
На этот раз нашла в себе силы толкнуть, ударить, оцарапать. Однако руки не отпустили, они лишь сжали крепче, переместившись на талию и ниже, но она принялась отчаянно, без разбора, бить, царапать, кричать и толкать изо всех сил, пытаясь вырваться из ненавистных тисков.
– Только попробуй еще раз ко мне прикоснуться, чудовище! Отец с тебя шкуру спустит живьем! Твое тело скормят собакам! Ты! Ничтожество! Сволочь! Урод! Тварь! Ненавижу!
Ничего не соображая из-за удушающей, опустошающей ярости, даже не заметила, что кричит по-грузински. Рванулась изо всех сил очередной раз, пытаясь встать. Однако Виктор уже поймал за запястья ее руки. Скрутил. Развернул к себе спиной. Зажал, растянувшись на дне и укладывая ее на себя. Крепко прижался щекой к ее щеке. Зашептал что-то горячо и совсем близко, только она не слушала.
Рванулась вновь, замотав головой и забив ногами по воде, но, измотанная и выжатая до последней капли, больше не смогла сдвинуться с места. Все силы иссякли, осталась только беспомощная жалкая злость, за которую она хваталась, как за спасательный круг.
– Да успокойся же, черт возьми! – зарычал мужской бас в самое ухо.
– Не смей на меня кричать и отпусти немедленно! – зарычала в ответ срывающимся голосом, пытаясь выкрутить запястья из его железных пальцев.
– Выпущу, когда придешь в себя и скажешь, в чем дело! – гаркнул так же требовательно и властно, ничуть не ослабляя хватку.
– В чем дело?! В чем дело?! – завопила, как безумная. – В тебе! Ты меня уничтожил! Ты! Я тебя ненавижу! – зарыдала вновь, потому что больше не могла объясняться. Все тело затряслось, мокрые волосы прилипли к лицу, завыла в голос, больше не скрывая свою слабость. Нет, она больше не могла, не хотела быть терпеливой, сильной, сдержанной. Она хотела кричать, плакать, выть, выплеснуть наружу все, что накопилось в сердце за эти ужасные дни в его логове, рядом с ним. Позволила слезам завладеть собой, отдалась им без оглядки, утонула в них с головой.
Понятия не имела, сколько прошло времени, когда слезы наконец иссякли, вымотав ее до изнеможения. На смену истерике пришла апатия и полная беспомощность. Теплая вода уже подобралась к груди, приятно расслабляя все тело. Виктор ослабил хватку, чтобы закрутить кран, погрузив комнату в полную тишину. Затем осторожно убрал волосы с ее плеча и щеки, чтобы вновь сжать ее в объятьях, на этот раз хоть и крепких, но все же нежных.
– Теперь говори, – произнес своим обычным приказным тоном, давая понять, что не
