Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

с башней, которая, казалось, вот-вот начнет вращаться. А на броне – имя человека, перевернувшего Россию и, как утверждали многие, уничтожившего ее, но теперь под рукой нового хозяина страна стремительно возрождалась и становилась грозной для врагов. И олицетворением этой грозности была призвана встать на Красной площади твердыня из гранита и мрамора.

Пользуясь предоставленной возможностью, Щусев в четыре раза увеличил надземное сооружение, поднял его на три метра выше прежнего, а подземную усыпальницу расширил и углубил в десять раз, полностью переосмыслил и переделал ее.

Для наглядности и полного понимания, что он хочет воздвигнуть, Алексей Викторович выполнил гранитный макет нового мавзолея. Зрелище оказалось настолько впечатляющим, что члены правительства единогласно и сразу согласились утвердить его.

Покуда Повелитель камней занимался разработкой детальных чертежей, на Красной площади уже вовсю развернулись подготовительные работы. Первым делом убрали трамвайные пути. Отныне трамваи навсегда перестали грохотать здесь, с Охотного ряда и площади Революции маршруты 16, 31, 38 и литерный «В» теперь сворачивали налево от Никольской башни Кремля и уходили на улицу 25 Октября, затем направо в Рыбный переулок и еще раз направо по Варварке, наконец, налево – к Москве-реке. Прощай, матушка Красная площадь!

Огромную стройку развернул под стенами Кремля трест «Мосстрой» под руководством прораба Певзнера. Площадку обнесли высоким забором, на котором, как голуби, постоянно зависали мальчишки – интересно же!

Деревянный мавзолей разобрали и увезли, на месте прежней крипты вырыли глубокий котлован, окруженный бараками для обработки, шлифовки и полировки камня. Каменщики приехали из Гомеля, лучшая бригада Фоменкова. Началась кладка, на плотный толстый пласт песка выложили слой кирпича, покрыли воском и написали: «Товарищ Ленин, ты всегда живешь». Вся бригада поставила свои подписи. Это легло в фундамент мавзолея.

– В моем проекте ничего подобного не было, – смеялся Алексей Викторович, пожимая руки рабочим при приветствии.

А накануне Щусев и Наджаров совершили целое кругосветное путешествие по многочисленным каменоломням, объехали Украину, Урал, Карелию. Отбирали не только лучшие сорта гранита и мрамора, но еще лабрадор и порфир.

В поездках бакинец рассказывал о своей жизни, как погиб его отец, спасая из ледяного горного потока двух юношей; как он выучил идеально немецкий язык, чтобы учиться инженерному искусству в Германии; как после революции благодаря давней дружбе с Авелем Енукидзе получил место в отделе загородных владений ВЦИК и в Управлении Кремля.

Щусев в ответ рассказывал:

– Мой отец умер от многочисленных болезней. А сразу за ним, на следующий день, удар сразил маменьку Марию Корнеевну, и она тоже скоропостижно скончалась! Исполнилось ее собственное пророчество, что без мужа не сможет прожить. Я тогда учился в восьмом классе гимназии, старший брат Сергей – в Одессе на естественном факультете университета, Петр – на первом курсе Петербургской Императорской военно-медицинской академии. А младший Павлик только-только в гимназию пошел. Сестра работала в Бессарабии земским лекарем, вышла замуж за человека по фамилии Поручик и стала Марией Викторовной Поручик. Помнится, на погребение собрался весь Кишинев. Оплату похорон взяли на себя братья матери Матвей и Василий Зозулины. Оба к тому времени давно жили в Кишиневе. Матвей Корнеевич стал председателем Кишиневской земской управы. Василий Корнеевич работал инспектором прогимназий. Благодаря дядьке Матвею земство не только добавило денег на поминки, но и взяло на себя плату за дальнейшее обучение мое и Павла, по шестьдесят рублей в год за каждого. Дни похорон я запомнил как нечто, во что невозможно поверить. Ладно еще отец, изъеденный болезнями, а мамочка, совсем же не старая, сорокалетняя, жить да жить… Мне казалось, она полежит в гробу, исполнит некую роль в знак почтения к мужу, но на кладбище оживет и встанет из гроба. Но опустили отцовский гроб в могилу, а она так и не встала, и ее тоже принялись опускать в землю и закапывать. Павлуша кричал, рыдая: «Мамочка, папочка!» Мы, старшие братья, держались. Слезы текли из глаз, но мы не рыдали и не кричали. Мария стояла вместе с мужем чуть поодаль, закрыв лицо платочком. Мне тогда вспомнилось, как на уроках истории говорили о древних славянах, якобы те закапывали жен вместе с мужьями. Я, правда, в такую чушь не верил. Но вот теперь мою родную и милую мамочку погребли вместе с мужем. На похороны пришел и мой любимый учитель рисования. Вид у него был такой, будто он потерял самого близкого человека. Подойдя ко мне, он прижал меня к себе, хотел что-то сказать, но не смог. И тут я вспомнил, что портрет мамы, висевший в кабинете отца, рисовал много лет назад именно он, Николай Александрович. Тогда я понял, что бедняга был влюблен в мою маму.

В Житомирской области на Головинском карьере Щусев и Наджаров нашли необычный черный лабрадор с васильками – сверкающими искрами вкраплений василькового цвета. Извлекли монолитную шестидесятитонную глыбу, выволокли ее на катках, сделанных из молодых дубов. Из Москвы прислали восьмиколесную мощную телегу, каждое колесо шириной более полуметра. Двумя тракторами дотащили лабрадор до железной дороги. Расстояние в шестнадцать километров преодолели за восемь дней! Дважды телега опрокидывалась, а следы от ее колес оставались полуметровой глубины. По железной дороге везли на шестнадцатиколесной платформе, которую отыскали на Ижорском заводе. Во время германской войны платформа из Петрограда в Севастополь перебрасывала подводные лодки.

Приехали на Киевский вокзал, но побоялись, что под тяжестью диковинного лабрадора обвалится Бородинский мост, и перегнали на Ленинградский вокзал, а уж оттуда за несколько часов ночью перевезли глыбищу к месту ее будущей славы.

В это время уже давно шли работы, с утра до вечера звенели над Красной площадью молотки каменотесов. Щусев постоянно приезжал смотреть, а заодно и послушать музыку камня.

– Будто великан играет на гигантском ксилофоне, – сказал ему однажды каменотес Любимов, один из лучших в бригаде.

– Тяжело работается? – спросил его Алексей Викторович.

– Мы привычные, – махнул рукой тот. – Нелегко, конечно. Вон сколько шпунтов притупишь, пока один метр обработаешь. Беда!

А в полировальном бараке – гудеж и визг, каменная пыль висит постоянно. Три дня уходит на обработку одного квадратного метра поверхности камня, и это если камень не повышенной твердости. А таких квадратных метров предстояло обработать около трех тысяч! То бишь три квадратных километра.

Черный лабрадор с васильковой искрой после обработки потерял двенадцать тонн. Тверские гранитчики Митянов и Тургин вырубили на нем гнезда для пяти букв лаконичного псевдонима и вставили эти буквы, высеченные из красного кварцита. Четырьмя железнодорожными домкратами и множеством обычных установили идеально отесанную глыбу над входом. Щусев следил:

Представители государственного и