В гвардейской семье - Анатолий Недбайло

свои соображения Уманскому. — Знаю его еще с курсантской скамьи. Был старшиной нашей группы.

Хорошо летает. С людьми работать умеет.

— Ты побеседуй с ним, выясни, согласится ли. Знать-то и я его знаю. А вот как воспримет то, что был в

свое время твоим начальством, а теперь придется ходить у тебя под началом?..

Но опасения оказались излишними.

— Сколько наших ребят, воспитанников Ворошиловградской школы, осталось в полку? — спросил я как-

то Николая.

— Трое: Семейко, ты и я, — ответил он.

— Хорошо бы воевать рядом. Знаешь, переходи-ка ко мне в третью эскадрилью заместителем. А?

— Я солдат: прикажут — перейду!..

Теперь слово было за командиром полка.

Тем временем в соответствии с приказом Наркома обороны наш полк в составе дивизии перебрасывался

на 3-й Белорусский фронт.

Мы стали готовиться к перебазированию. [135]

Глава восьмая

1.

Маршрут проложен. Складываю карту, снова разворачиваю ее, опять складываю. Надо же: линия второго

отрезка нашего пути пролегла совсем близко от Изюма. Как хотелось бы хоть заглянуть в родной дом, обнять своих близких!.. Вздохнул, сложил карту. И кнопки планшета хрустнули сильнее обычного.

...Эскадрильи взлетают с интервалом в двадцать минут. Пора и нам. Взлетаю, выполняю над аэродромом

круг, иду на второй — высота уже пятьсот метров...

Две четверки «ильюшиных» третьей эскадрильи берут курс на север: впереди — большой перелет.

Солнечный свет струится с высоты. Видимость — преотличная. Стальное сердце самолета работает

ровно, ритмично. Настроение приподнятое. На какую-то минуту как бы отрываюсь от суровой

действительности, чудится, что нет войны, что никакая сила не способна нарушить эту благодать, разбудить дремлющую под южным солнцем землю. Даже не верится, что всего несколько дней тому

назад это небо расчерчивали огненные трассы, оно было покрыто дымом, гремели раскаты орудийного

грома. Но это длилось только минуту!

Переключаю СПУ:

— Дима, как идет вторая четверка? (Ловлю себя на том, что чуть не называю своего стрелка Антоном...)

— Все в порядке, товарищ командир: идет за нами. Осматриваю пространство — и вновь перевожу

взгляд вниз, на зеленеющую крымскую землю. Трудно мне расставаться с ней! Здесь я стал членом

партии, командиром эскадрильи. В крымском небе уже сдавал экзамен на командирскую зрелость.

Под крыльями — Сиваш. Значит...

— Прощай, солнечный Крым! — кричу, открыв форточку фонаря, и встречный ветер уносит мои слова в

синеющую даль...

Теперь нас ждет Белоруссия.

Во время перелета совершаем четыре посадки — в Запорожье, Харькове, Орле и Смоленске. В Харькове

и Орле «сидим» по двое суток в ожидании штаба полка и тылов. Есть время побывать в городе. [136]

Иду по центру Харькова. Сердце сжимается от боли; развалины, обугленные стены, пустые глазницы

окон.

В Орле — то же самое. В груди закипает злость. Знаю: отныне врага буду бить еще сильнее.

...Но вот уже сложный перелет остался позади. Нас приютила небольшая белорусская деревушка

Жваненки.

Местные жители искренне рады нам, улыбаются. У многих на глазах слезы радости. В деревне в нашу

честь сегодня праздник, и я впервые вижу белорусские национальные костюмы. На улицах, на сельской

площади — песни, музыка, танцы. Девчата наперебой приглашают нас, и мы быстро осваиваем и

«Бульбу», и «Лявониху», и еще с пяток задорных белорусских танцев. На танцплощадке пыль столбом.

Но мы не замечаем ее, целиком захваченные весельем. И нет ничего приятней этой музыки, этих

девичьих улыбок, этого разудалого перепляса!

А совсем рядом, в нескольких минутах ходьбы от деревенской площади, — широкое поле, как бы

приткнувшееся к темнеющей громаде леса. Не сеют на том поле и не пашут: оно сейчас служит

фронтовым аэродромом.

Тут и там, раскинув крылья, стоят наши «ильюшины». Июньское солнце выжгло траву, и поле стало

желтовато-бурым, только вдоль леса, где больше тени, где сохранилась в почве влага, трава сочная, густая, зеленая.

Скоро мы обжили новое место. И потекли за днями дни — суровые будни войны.

В этот период в третьей и первой эскадрильях произошли некоторые изменения. Моим заместителем стал

старший лейтенант Николай Давыдов, служивший до этого в первой эскадрилье командиром звена.

Прибыло пополнение — три молодых летчика, а Карпеев, Кожушкин и Масленцев были назначены

командирами звеньев. Командиром первой эскадрильи стал Дмитрий Жабинский, его заместителем —

Николай Семейко. Леонид Беда, как и прежде, командовал второй эскадрильей, заместителем был у него

Анатолий Брандыс.

Теперь летный состав полка наполовину состоял из молодежи — необстрелянной и не имевшей опыта

боевых действий. Невольно вспомнилось, как мы вдвоем с Игорем Калитиным точно так же, как эти

новички, стояли перед командиром полка и отвечали на его вопросы. Немногим больше года прошло с

той поры. А сколько событий, [137] сколько пережито! Каких прекрасных ребят унесла война!..

В каждом из троих новичков я видел себя, для них же я был тем, кем в свое время были для меня «Бик», Кривошлык, Ляховский... Мы поменялись ролями, произошло смещение во времени. Но задача

оставалась прежней: новички должны стать вровень с ветеранами, их надо обучить искусству воевать. У

каждого из них есть стремление летать, крушить врага. Каждый видит в этом свой священный долг.

Школу идейной закалки они проходят успешно. Значит, им нужна боевая учеба. И я забочусь о том, чтобы каждый свободный час был посвящен им, чтобы новички быстрее совершенствовали свое летное

мастерство.

Собрав «пополнение» под крылом своего самолета, рассказываю о боевом пути нашей дивизии, нашего

полка, о ветеранах эскадрильи и их подвигах, о тех, с кем придется бок о бок жить, плечом к плечу

служить и воевать.

Вижу, смотрят на меня очень внимательно, слушают сосредоточенно. Есть ли вопросы? Да, есть: интересуются, какая бывает обстановка над полем боя. «Рисую» — как можно обстоятельнее, подробнее, правдивее. Подчеркиваю: трудностей много, опасностей — не меньше.

— Вам не раз придется пробиваться сквозь огненный заслон, прежде чем выйти на цель. Представьте

себе: до начала атаки — всего лишь полминуты. Каждая из этих тридцати секунд на учете, каждая словно

бы спрессована напряжением ваших мускулов, ваших чувств. Ни одного неверного движения — все

действия должны быть расчетливыми, точными. А рядом рвутся зенитные снаряды, и запах пороховой

гари проникает в кабину. Кажется, что все трассы «эрликонов», все снаряды многочисленных зениток

предназначены одному тебе. Что вот-вот свалится на тебя «фоккер» или пара «мессеров». Нервы на

пределе... Но ты не трусь! Веди машину своим курсом — держись строя. Думай о том, что огненную

стену ты уже прошел — коль командир не предпринял противозенитного маневра; что вражеские

истребители будут отбиты твоим верным другом — воздушным стрелком, сидящим к тебе спиной и зорко

оберегающим тебя от всех случайностей. Приучай себя к мысли, что в любом случае победу должен

одержать [138] над противником ты. И учти, что бой не любит слабых, не прощает ошибок, неуверенных

действий. Никакого страха, никакой растерянности! Смелость, решительность — высшее качество

гвардейца. Надо быть собранным, выдержанным и наблюдательным. Так что — тренировки,

тренировки!.. Никого не выпущу в бой, пока он досконально не овладеет самолетом, техникой

пилотирования, не выучит «на зубок» район боевых действий.

Вышло, что я почти слово в слово скопировал Ляховского. «История повторяется!» — улыбнулся своим

же мыслям и посмотрел на «подопечных». Ребята почему-то сникли. Не такого, видимо, разговора

ожидали они от меня.

— Скорее бы только! — произнес Киреев. — А то война вот-вот закончится, а мы так и не понюхаем

пороха!..

— Ваше стремление похвально! — ответил я Кирееву. — Но спешить не будем: в бой надо идти хорошо

подготовленным. Те дни, когда мы с ходу посылали новичков в бой, уже миновали. Так что приступайте к

изучению опыта наших передовых экипажей, «вживайтесь» в обстановку, хорошенько ознакомьтесь с

районом боевых действий. Кстати, о наблюдательности. Ну-ка, попробуйте по памяти нарисовать

циферблаты своих часов. Только не подглядывать!.. Какие цифры на них, какие стрелки...

Ребята заинтригованы. Рисуют, припоминают отдельные «тонкости».

— Готово?

— Так точно!