В гвардейской семье - Анатолий Недбайло

В кабину проникает удушливый, кисловатый запах. «Цена» секунд повышается: вражеские зенитки ведут

огонь. Снаряды рвутся на «нашей» высоте, поэтому приказываю группе выполнить противозенитный

маневр, чтобы помешать противнику пристреляться. [143]

Идем ниже, и поле боя предстает теперь перед нами крупным планом. Густой дым застилает цели. Где-то

здесь должны быть артиллерийские и минометные позиции фашистов. Они, естественно, замаскированы, и увидеть их и без того трудно, а тут еще дым!

Вспышка. Еще одна... Внимательно всматриваюсь.

— Ах, вот вы где! — не могу удержаться от восклицания, заметив стволы, словно бы вдавленные в землю

лафеты, укрытия, ящики со снарядами. Артиллерийская батарея врага демаскировала себя. Но она здесь

не одна: в стороне замечаю еще одну огневую позицию.

А зенитки не унимаются. Ухожу в сторону и готовлюсь к атаке. Быстрый взгляд вверх: наши «яки»

барражируют. Запрашиваю станцию наведения — и получаю разрешение на «работу».

— «Коршуны», атакуем! За мной! — командую своей группе и, выполнив разворот, с пикирования

атакую цель. «Круг» начинает действовать. Штурмовики засыпают вражескую зенитную батарею

эрэсами и бомбами. Через пятнадцать минут на том месте, где только что была огневая позиция

противника, лишь столбы дыма.

Теперь — удар по другим целям.

...После шестого захода станция наведения разрешает возвращаться домой. Шестерка идет строем

«клин». Ведомые довольны: задание успешно выполнено, боевой вылет в новой операции состоялся. Мы

внесли свой первый вклад в освобождение Белоруссии от гитлеровских оккупантов.

Ко мне подходят летчики, докладывают о выполнении задания.

Радуемся общему успеху: цели поражены, а на наших самолетах — ни царапины!..

Солнце палит нещадно. Обшивка самолетов накалилась, от моторов, как от печей, пашит жаром. Над

капотами — марево. Но механикам некогда ждать, и они, обжигая руки и обливаясь потом, готовят

машины к новым вылетам. Слышу, как торопит своих подчиненных инженер эскадрильи. Звучат

команды, звенят инструменты. Стремянки переходят из рук в руки. Хлопают створки бомболюков.

Вооруженны, мотористы действуют по четко разработанной схеме, быстро, уверенно выполняют

необходимые операции. Спешат ребята — некогда! Скорее надо заправить, снарядить машины — им ведь

[144] снова туда, в гущу боя, где ждут их наступающие войска.

Хочется обнять каждого из них, сказать спасибо за усердие, за самоотверженность. Но обстановка не

располагает к сентиментам.

Прошу старшего техника-лейтенанта Одинцова обратить особое внимание на моторы, ведь в такую жару

они очень медленно остывают. Надо проверить и системы управления, вооружение, приборное

оборудование.

Суровым было фронтовое небо и здесь, в Белоруссии. В первый же день каждый летчик совершил по

нескольку боевых вылетов. Трижды вылетала и моя группа. На нас набрасывались вражеские

истребители, бешено били зенитки. Невероятным казалось, что мы без каких-либо потерь прорывались

сквозь плотную завесу огня. Возвращались усталые, взмокшие от напряжения, но гордые от сознания

своей причастности к оперативному наступлению советских войск.

— Товарищ командир, когда же наша очередь подойдет? — уже в который раз за день спрашивает меня

Киреев. В его глазах читаю нетерпение, желание скорее пойти в бой.

— Скоро, Коля, скоро! — успокаиваю его. — Вот только с зенитками на нашем участке покончим. А пока

что забирайся в кабину и отрабатывай до автоматизма действия, изучай район предстоящих боев.

Пригодится...

Второй день был не менее напряженный, чем первый.

Враг оказывал упорное сопротивление, и наши войска продвигались вперед медленно. Фашисты все

время вводили в бой резервы, много танков и артиллерии, чем прибавили нам работы. Мы появлялись

там, где особенно тяжело приходилось пехоте.

В этот день молодые летчики Киреев и Обозный получили боевое крещение. Киреев проявил себя

отлично, действовал уверенно и смело. У Обозного не все ладилось. После полетов я провел с ним

краткий разбор, указал на ошибки, дал ряд советов.

На третьи сутки зенитный огонь заметно ослабел, но вражеской авиации стало больше. «Мессершмитты»

и «фоккеры» неутомимо охотились за «илами», но к плотному боевому порядку штурмовиков,

прикрываемых «яками», подходить не решались. Не могли они подступиться к нам и тогда, когда

штурмовики становились [145] в «круг» и начинали обрабатывать цель. Но стоило только одному

оторваться от группы и отстать, как вражеские истребители мигом набрасывались на добычу. Некоторые

экипажи попадали под огонь фашистских истребителей в тот момент, когда «илы» перестраивались в

боевой порядок «клин».

Так произошло и с лейтенантом Обозным.

...Когда после штурмовки артиллерийских позиций «илы» пошли на сбор, самолет Обозного зенитным

огнем был отсечен от группы. Этим воспользовались два «фокке-вульфа» и атаковали Обозного.

Гитлеровские летчики уже дали несколько очередей, но на помощь товарищу подоспели наши

истребители. «Фоккеры» поспешно ретировались. Когда Обозный сел, мы обнаружили в его «ильюшине»

много пробоин.

— Счастливо отделался! — говорили летчики.

Этот эпизод поторопил меня с реализацией «собственного» метода сбора группы. Теоретически он был

уже разработан. Однако напряженная боевая обстановка не оставляла времени для эксперимента. Теперь

стало ясно, что настала пора внедрять его.

Накануне вылета на новое задание я кратко изложил летчикам свой замысел и разъяснил порядок

действий. После того, как самолеты произведут атаки с «круга», я подаю команду: «Конец!», — которая

на первый раз будет продублирована зеленой ракетой. На последнем отрезке «круга» мой самолет

опишет кривую, как бы переходя в новую атаку. Но это — лишь обманный маневр, чтобы ввести

противника в заблуждение относительно дальнейших наших намерений. В действительности же вместо

пикирования на цель последует резкий разворот вправо, который и будет означать начало сбора.

Как только мой самолет пойдет вправо, три следующие за мной штурмовика быстро занимают место

правее, вблизи друг от друга. Последняя пара на максимальной скорости срезает круг по направлению к

своей территории. Затем я в правом развороте «подхватываю» три штурмовика и на замедленной

скорости ввожу всю четверку в левый разворот, чтобы дать возможность пристроиться оставшейся паре.

Тем временем воздушные стрелки четверки, находясь в выгодном положении, ведут пристальный обзор

задней полусферы и в случае опасности «все вдруг» открывают плотный огонь по [146] врагу, защищая

пристраивающуюся пару. Расчетное время полного сбора не должно превышать сорока секунд.

...В районе цели нас встречает заградительный огонь. То выше, то ниже вздуваются шапки разрывов.

Идем плотным строем. Истребители прикрытия барражируют над нами, оберегая от неприятных

неожиданностей.

Вот-вот должна показаться цель, и я пристально всматриваюсь вниз. Различаю темные прямоугольники

вражеских танков. Теперь — к действию. Шестерка снижается, наносит удар в «правом пеленге», затем

становится в «круг». Штурмовики, поочередно пикируя, выполняют пять заходов подряд. «Вертушка»

действует безотказно. Горят и взрываются от прямого попадания ПТАБов танки.

— Конец! — командую я, когда последний самолет третьей пары заходит на пикирование. Затем

отсчитываю несколько секунд и энергично разворачиваю машину. Мои ведомые с разных сторон

устремились ко мне. Вот они поворачивают «все вдруг» — и полминуты спустя мы уже идем плотным

«клином шестерки».

Итак, маневр, наконец, удачно осуществлен! Расчеты оказались правильными. Быстро, слаженно и четко

действовали все летчики.

Вскоре этот метод сбора стал достоянием летчиков всего полка. А затем на одном из совещаний

руководящего состава дивизии генерал Хрюкин сказал о моем методе:

— Это наиболее совершенный и целесообразный из всех способов, которые здесь предлагались...

3.

Вражеская оборона сломлена. Противник отступает. Наши войска, прочно завладев инициативой, успешно развивают наступление по всему фронту. С каждым днем все обширнее становится

освобожденная от оккупантов территория Белоруссии. Советские войска ушли далеко вперед, оставив

позади, в тылу, немало окруженных вражеских частей.