Крик болотной птицы - Александр Александрович Тамоников

— Кто ты такой, чтобы мне с тобой говорить? — зевнув, равнодушно спросил Лысухин.

— Тот же, кто и ты, — ответил ночной гость.

— Вижу, — все так же равнодушно произнес капитан. — И о чем мы будем говорить?

— Ну, тема всегда найдется… — уклончиво ответил ночной гость.

— А почему ночью? — спросил Лысухин.

— А это смотря какой разговор, — все так же неопределенно ответил незнакомец.

— По ночам я веду только любовные разговоры с барышнями, — недовольным тоном произнес Лысухин. — А беседы на разные прочие темы — днем. Ты, как я вижу, не барышня. Так что если у тебя есть такая нужда, то подруливай днем. А сейчас я хочу спать.

Незнакомец еще какое-то время посидел на нарах, вздохнул, поднялся и ушел. Лысухин поглядел ему вслед и презрительно хмыкнул. Он прекрасно понимал, кто этот незнакомец и для чего он разбудил Лысухина. Провокатор он, вот кто — тут и сомневаться не приходится. Ведь не для душевных излияний он уселся к Лысухину на нары. Кто же будет изливать душу перед незнакомым человеком, особенно в плену? Значит, провокатор.

Другой вопрос — как Лысухину с ним поступить, когда он подойдет к нему днем? А в том, что он подойдет, капитан ничуть не сомневался. Провокаторы — они такие. Им надо выполнять задание. Значит, подойдет и еще раз попытается затеять разговор. Скорее всего, попытается устроить какую-нибудь провокацию. Должны же немцы окончательно убедиться, кто таков Лысухин на самом деле! Что ж, убедить их не так и сложно, — но вот как быть с провокатором? Приблизить его на всякий случай к себе? Демонстративно набить ему морду?

Сколь ни размышлял Лысухин над такой дилеммой, к окончательному выводу он так и не пришел. А потому этот вопрос он решил отложить на утро и спокойно уснул.

Да, а прозвище себе он придумал еще загодя. Здесь он ничуть не терзался ни раздумьями, ни воспоминаниями, а решил назваться своей детской кличкой. Друзья и ровесники в детстве звали его Лысым — это было производное от его фамилии. Вот и сейчас он решил назваться Лысым. Хотя никакой лысины у него не было даже в помине.

Глава 17

Утром Старикову и Лысухину удалось переброситься несколькими словами по пути в столовую.

— Провокатор? — не разжимая губ, спросил Стариков.

— Был, — коротко ответил Лысухин.

— У меня тоже, — сказал Стариков. — Держи его при себе.

— Понял, — ответил Лысухин.

На том они и разошлись. Дилемма, над которой мучился Лысухин минувшей ночью, разрешилась сама собой. Хотя желание набить провокатору морду у Лысухина не пропало. Но после короткого общения со Стариковым это уже было сугубо теоретическое желание. Ну или желание, отодвинутое на неопределенное будущее.

Конечно же, ночной гость не заставил себя ждать и подошел к Лысухину сразу же после завтрака. Разговор был ни о чем — так решил капитан. Назвали лишь друг другу свои прозвища — оказывается, ночной гость прозывался Змеем, — Лысухин пообещал по всем затруднительным вопросам обращаться к своему навязчивому собеседнику, да на том и разошлись. «Пускай, — подумал Лысухин, — этот Змей побегает за мной подольше. Никуда он от меня не денется. Надо же ему выполнить хозяйское задание. А вообще скучно все это. Потому что всё на виду. Предсказуемо. У них, у этих провокаторов, все написано на лбу. Глянул — и прочитал. А все, наверно, потому, что других немцам взять неоткуда. Да оно и хорошо, коль неоткуда. Коль так, то и нам с Петром будет проще».

В тот же день Стариков и Лысухин приступили к своим новым обязанностям. Некий немецкий офицер с погонами майора велел им для начала присмотреться к тому, как работают их более опытные коллеги. И — поучиться у них.

— Советую вам, — сказал майор на ломаном русском языке, — как можно быстрее усвоить науку и приступить к самостоятельным действиям. От этого будет зависеть мнение о вас со стороны немецкого командования и ваша дальнейшая судьба.

Ни Лысухин, ни Стариков ничуть не удивились таким словам майора — они их ожидали. Не удивились они и тому, что их наставниками оказались те самые провокаторы — Змей и Веселый. Более того, Старикова и Лысухина это даже обрадовало. Полезно все-таки знать, кто именно находится с тобой рядом. Сами же смершевцы подчеркнуто не обращали друг на друга внимания — по легенде, они должны были делать вид, что ненавидят и презирают друг друга. Они это и изображали, тем более что рядом были два внимательных зрителя — Веселый и Змей.

По сути, это был показательный урок — и для Старикова, и для Лысухина. Вначале их привели к баракам, в которых обитала основная масса заключенных. Бараки были расположены в виде огромной буквы «П». Внутри этой буквы находилась вытоптанная земляная площадка. На площадке, опять-таки в виде буквы «П», в две шеренги были выстроены заключенные. Их было много — человек, наверно, двести.

— Это — не все, — пояснил Веселый сразу и для Старикова, и для Лысухина. — Всего в лагере заключенных больше шестисот человек. Не считая, конечно, инструкторов. Просто агитировать всех сразу — дело сложное. Не докричишься. Поэтому агитируем частями. — Он рассмеялся, довольный своей незатейливой шуткой.

Стариков и Лысухин внимательно смотрели на заключенных, перебегая взглядом с одного лица на другое. Вернее сказать, с одной фигуры на другую, потому что почти никто из узников не смотрел на агитаторов и стоящих поодаль вооруженных солдат. Все смотрели в землю, не поднимая головы.

До этого ни Старикову, ни Лысухину не доводилось видеть пленных советских солдат, а тем более узников концлагеря. И конечно, это зрелище произвело на них соответствующее впечатление. Особенно на эмоционального и потому не слишком уравновешенного Лысухина. Стариков интуитивно угадывал настроение своего боевого товарища, он даже подспудно опасался, что Лысухин не справится с эмоциями и вытворит что-нибудь этакое — необдуманное, а потому и смертельно опасное для них обоих. Но Лысухин ничем себя не выдал. Он лишь переступил с ноги на ногу, произнес нечто невразумительное вроде «так-так-так», да и больше ничего.

— Сейчас мы будем агитировать этих глупых и несознательных личностей, — весело произнес Веселый. Он во