Киоко. Милосердие солнца - Юлия Июльская

в роли сэнсэя, хотя и ворчал поначалу, что с неусидчивыми детьми невозможно работать. Норико поддерживала связь и сообщала, как движутся работы в Минато.

Земли уже были возделаны и засеяны. Самураи упражнялись и крепли. Деревни разрастались. Ёкаи обучались вместе с людьми, и Юномачи теперь хотя и казался тесным городом, а всё же было здесь то, чего Иоши всегда не хватало в Иноси. Сплочение, единство.

В столице все были за себя и за императоров. Каждый желал выслужиться перед правителями, соревнуясь с остальными. Он и сам хотел быть лучшим, тихо тая свою ненависть к Хотэку — тогда самому младшему из отцовского отряда, кого никак не удавалось одолеть.

Теперь же всё это казалось глупым ребячеством, игрой, в которой не могло быть победителей. Всё это было таким неважным… Сейчас, когда угроза была настоящей, он был рад каждому сильному самураю, и, если появлялся кто-то, кто мог бы состязаться с Хотэку, Иоши был безмерно счастлив. Больше сильных воинов — больше шансов на победу.

Ёкаи, казавшиеся ему злом, теперь заполонили улицы города. Многие жили прямо у стен дворца и ежедневно приходили сюда заниматься. Выбираться на улицу стало всё сложнее: каждый день там царило столпотворение, как в столице во время праздников. Но это, пожалуй, единственный изъян, который и изъяном-то по-настоящему не был. Всеобщий дух единства витал вокруг каждой тропы, каждого дерева, каждого павильона. Он окутал дворец с его стенами, распространился по городу и, хотелось верить, дальше, за его пределы. В те города и деревни, куда направились остальные. До самого Минато, куда тоже постепенно стекались люди и ёкаи.

— Первейший, там Чо-сан… — В павильон Совета влетел стражник. Запыхавшийся, неуклюжий, едва не снёс стол с картами.

— Что случилось? — Иоши пытался узнать парня, но лиц во дворце стало так много, что он уже перестал их различать. Этот был точно знакомый, он его не раз уже видел. Похоже, давний стражник, не из новых. Отчего тогда так паникует?

— Кажется, она отравилась. К нам прибежала её служанка, велела позвать вас, — быстро говорил он, едва успевая дышать.

— Почему не лекаря? — спрашивая это, Иоши уже направлялся к выходу. Оба стражника, что всюду его сопровождали, шли за ним.

— Лекаря тоже, он уже там. Но она звала вас. Требовала, чтобы вас привели поскорее. Какой-то сильный яд.

Стоило предусмотреть это. Стоило найти какую-то защиту для Чо. Он и не подумал, как легко можно отравиться, если всё время окружён тем, что убивает парой капель. Иоши торопился за стражником и слушал его бессвязное бормотание. Тот всё говорил, говорил, говорил…

А потом Иоши вдруг понял, что тяжёлая поступь его сопровождающих прервалась. И даже не смог сообразить, когда именно он перестал её слышать. Он обернулся — сзади никого, они забрели глубоко в сад, дальше — стена и ворота Ветров, выходящие в голое поле.

— Первейший, она там, мы почти пришли! — Стражник пробрался через кустарник и скрылся за ним. Иоши, боясь опоздать, прыгнул следом.

А дальше его настигла боль. Такая знакомая, что он тут же понял, как глупо попался. Проклятые шиноби…

«Норико!» — только и успел подумать он.

Страхов посевы взойдут

Этого дня Мэзэхиро ждал так, как не ждал ни одного другого. Весь дворец готовился к приезду истинного императора — его сына. Иноси полнился слухами. Тут и там шептались о юрэй, полагая, что Иоши лишь призрак былого воина, но Мэзэхиро и не думал выступать с речью, издавать указы и что-то менять. Сначала нужно самому убедиться, что тот, кого они назвали Иоши, действительно его сын.

Он стремился сохранить в тайне его приезд, но дворцовая жизнь и тайны — почти невозможное сочетание. Кто-то проболтался. Неизвестно, был это кто-то из воинов или служанок, готовящих покои, а всё же слух просочился. Однако его это не волновало. Волновал только приезд сына. Он воспитывал воина, не предателя. И этот воин должен занять надлежащее ему место.

— Господин! — В Светлый павильон ворвался стражник и глубоко поклонился. — Они прибыли, — задыхаясь от волнения, сказал он. — Первейший!.. Первейший прибыл.

Мэзэхиро тут же поднялся, рука невольно легла на рукоять катаны, проверяя, на месте ли меч. Он носил бы и лук, да только понимал, что при близком ударе в спину тот уже не поможет.

— Где они?

— Въезжают в Жемчужные ворота. — Стражник поднялся, готовый выполнить любой приказ, но Мэзэхиро прошёл мимо и поспешил к выходу на дорогу Синего дракона. Наверняка вся столица собралась вдоль неё, приветствуя возвращение императора. Ему как сёгуну стоило бы ждать и принимать прибывшего в тронном зале, но как отец он устал от ожидания и стремился скорее встретить того, чью душу, как считал, давно унёс Сусаноо в чертоги одного из богов.

Повозка уже остановилась, когда он её увидел. Её обступили стражники. Придворные дамы держались поодаль и громко переговаривались, то вздыхая, то восклицая. Он стоял в тени ивы. Кто-то, быть может, и не узнал бы с такого расстояния, но у Мэзэхиро не было сомнений. Это он. Это его сын. Не юрэй, хотя и был бледен. На его щеке и подбородке запеклась кровь. Он смотрел гордо, хотя и выглядел усталым.

Его одежды были измяты и порваны, изваляны в грязи. На них было множество следов борьбы, и Мэзэхиро невольно загордился, что Иоши не сдался в руки без боя.

Некоторое время он стоял в стороне, наблюдая, как Иоши осматривается. Ему хотелось думать, что за этими воротами он вспомнит свой дом, вспомнит своё истинное предназначение, но всё же в чудеса Мэзэхиро давно не верил и потому не сильно огорчился, увидев на лице сына, помимо усталости, хмурую злобу и недовольство.

Неторопливо, шаг за шагом Мэзэхиро начал приближаться. И с каждым шагом он всё явственнее ощущал волнение, которого не чувствовал со времён своих первых достижений. Эта встреча волновала его больше, чем первый вызов, чем первая победа и первая любовь.

— С возвращением, — услышал он собственный голос, когда был уже достаточно близко, чтобы быть уверенным: слова долетят.

Иоши поднял на него взгляд, но Мэзэхиро не нашёл в нём того, что жаждал увидеть. Его встретили не радость и любовь, но этого он и не ждал. Его встретили даже не холод и неприступность, не вызов, с каким Иоши всегда старался держаться, пока был юнцом. Стоило их глазам встретиться — и на Мэзэхиро обрушилось равнодушное спокойствие, на какое его сын, как ему раньше казалось, и вовсе не был способен.

— Ты изменился, — сказал Мэзэхиро.

— Так случается, когда тебя убивает