Каждый день декабря - Китти Уилсон

Я подаю руку, чтобы помочь ей выйти. Она смотрит на меня, как на сумасшедшего, потом решает подыграть и опирается на нее.

От прикосновения ее руки мой мозг уходит в крутое пике, и я мобилизую все свои навыки самоконтроля, отточенные многолетней практикой. Ее прикосновение отозвалось во мне разрядом в тридцать тысяч вольт, но она не должна об этом догадаться. Что происходит? Не такой мне представлялась наша дружба с Белл. Мне хочется выпустить ее руку и в то же время хочется вести себя естественно, насколько это возможно. Если выпустить руку, это будет что-то означать. Это не зарождающийся роман, да и я не подросток. Я просто выражаю дружескую признательность за то, что она скрасила мое пребывание на родине. Иные жизненные сценарии не рассматриваются. Очень скоро, через две недели, я улечу на другой край земли, и, возможно, мы никогда больше не увидимся.

Когда мы танцевали в Тинтесфилде, у меня была аналогичная реакция, но тогда я списал ее на то, что давно не держал женщину за руку, и мой организм просто ошибся. Но теперь это случилось опять. Второй раз такое объяснение ведь не прокатит? Нет, прокатит, говорю я себе. Если честно, прошло много лет, а ты не самый тактильный чувак. Это просто дружба, а опасения чего-то большего – это лишь твои переживания, выходящие на первый план, вечный страх, что ты нечестно ведешь себя по отношению к Джесс. Я продолжаю рассуждать, успокаиваю себя, а Белл по-прежнему держится за мою руку.

– Этим вечером я буду изображать героиню георгианской эпохи, – объясняет она, делая реверанс.

К тому моменту я уже запер машину, и мы, поднявшись по лестнице, вошли в квартиру. Наконец-то сухо! Я прикрываю дверь спиной и, по-прежнему держа Белл за руку, прямо в прихожей разворачиваю ее в повороте. Мы с ней преуспели в искусстве бального танца.

– Сдается мне, мадам, что вам очень нравится разыгрывать исторических героинь – на этой неделе вы уже это делали, – говорю я, радуясь тому, что организм пришел в норму, и голос не выдает моих мимолетных сомнений.

– Верно подмечено, это мое призвание, – соглашается она. – Не хочется лишать вас шанса последовать моему примеру. Я знаю, что в глубине души вы мечтаете стать злодеем.

– Есть такое дело, – говорю я, подкручивая воображаемый ус. – Добро пожаловать в мою берлогу.

Я распахиваю дверь и с гнусной улыбкой предлагаю ей проследовать в гостиную.

– Мама предупреждала меня остерегаться таких, как вы.

Она вошла в образ и семенит, изящно переступая ножками.

– И тем не менее вы пришли.

– Да. Попалась, как муха в паутину, – с усмешкой говорит она и останавливается как вкопанная, обозревая помещение. – А это что?

– Это, мадам, приготовленное для вас ложе. Позвольте вам помочь.

Я хорошо потрудился: поставил на окно елочку и украсил ее гирляндой с белым светом и игрушками из ее магазина – выбирал те, о которых она говорила, что они ей очень понравились, но, как она сама призналась, были не по карману. В конце вечера елочка со всеми игрушками должна стать ее подарком – хотя Белл, безусловно, очень скрасила мне декабрь, но иметь в доме, пусть даже временном, постоянно мигающее напоминание о рождественском сезоне – это лишнее.

Я подвожу ее к дивану, в одном конце которого лежат две белоснежные подушки, а в другом – два аккуратно сложенных пледа. Один – шелковисто гладкий, а другой – такой пушистый, что того гляди мяукнет. К дивану придвинут небольшой столик, на нем – пульт от телевизора и миска с орешками на перекус.

Комната выглядит уютно, а еще я разжился у мамы ароматической свечой (их у нее миллион) с «рождественским» запахом – сосны, клементинов и эвкалипта. На мой взгляд, средство для чистки унитазов пахнет примерно так же, но надеюсь, что Белл этот запах обрадует. По крайней мере, мама пришла в неописуемый восторг, когда я спросил, можно ли позаимствовать свечу.

– Я знал, что эта безумная рабочая неделя тебя доконает, и сделал тебе рождественское гнездышко, в котором ты сможешь съесть рождественский ужин… – Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами. – Это всего лишь жареная индейка со «свинками в одеяле»[32] и еще кое-чем. Многого не жди, до твоего отца мне далеко. – Я пожимаю плечами.

– Я… у меня просто нет слов. – Белл обводит взглядом комнату, перебегая глазами с одного предмета на другой. – Нет слов. Тут даже… – она замирает и принюхивается, – пахнет Рождеством.

Она поворачивается ко мне – такое ощущение, что сейчас она бросится мне на шею, но в последний момент она останавливается и вместо этого поправляет волосы. Потом, пристально глядя на меня, неловким движением опускает руки.

– Это какое-то безумие. Ты сделал это для меня?

– Конечно.

– Это … потрясающе. Елочка просто красавица, а какие игрушки! Те самые, которые мне нравятся. Ты приготовил для меня рождественский перекус и ужин. Я сейчас заплачу. Только сейчас понимаю, насколько соскучилась по вкусной еде. Всю неделю живу на сэндвичах, самсе и тостах. Но… – она снова делает паузу, – с чего вдруг? Если, конечно, не брать в расчет тот факт, что ты – святая душа и стал моим рождественским ангелом всех времен.

– Что значит «с чего вдруг»?

– С чего вдруг ты так расстарался?

– Огромному большинству не придет в голову задавать такие вопросы.

– Возможно, но они об этом, безусловно, подумают.

– Нет, я почти не сомневаюсь, что большинство людей примет это как должное. С чего вдруг? Пожалуй, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты – мой друг. Признаться, ничего хорошего от этой поездки я не ожидал. Из-за прошлого, как ты понимаешь, и из-за того, что я вернулся…

Тут до меня доходит, что я не сказал ей о причине своего возвращения в Великобританию и мамином диагнозе, а про Джессику она наверняка знает – соцсети вездесущи, и у нас общее прошлое. Я настолько привык держать все в себе, не вижу необходимости делиться личной информацией, так что откуда же Белл знать, почему я вернулся? Вообще-то я сознательно проигнорировал этот вопрос, когда она задавала его прежде. Я опускаюсь на диван, раздумывая над тем, хочу ли рассказать ей, и понимаю, что дело не в том, хочу я того или нет – скорее будет дико, если не расскажу.

Она подходит и садится радом – такое ощущение, что сейчас она похлопает меня по ноге. Но нет – она мешкает и роняет руку себе на колени. Я смотрю на нее – наши глаза близко-близко, и взгляд у нее такой, точно она молча говорит, вот я здесь, внимательно слушаю, мне интересно. Затем, все так же глядя мне в глаза, она отправляет в рот горсть орешков. В уголках ее рта появляется улыбка, во взгляде – озорство, когда она закатывает глаза, желая показать, как это божественно вкусно. Я прекрасно понимаю, почему она не нарушает тишины. Она ждет, что это сделаю я.

Белл понравилась бы маме, хотя вряд ли из этого знакомства получится что-нибудь путное. Сойдясь накоротке, они как пить дать попадут в современный аналог объявлений о розыске преступников на общенациональном уровне. Но мама хорошо разбирается в людях, и я знаю, что она не только не будет против того, чтобы я рассказал Белл, она хочет, чтобы я с кем-нибудь поговорил.

Я делаю глубокий вдох.

– Я вернулся, потому что маме диагностировали рак груди.

Слезы, возникшие из ниоткуда, вдруг начинают жечь глаза. Я быстро моргаю, прогоняя их. Это не я. Я не плачу. Мне многое удается, но лучше всего – спасать чужие репутации и контролировать свои эмоции. В этом я – ас. Просто я впервые произнес это вслух кому-то помимо мамы.

Белл открывает рот. Я взрослый и разумный человек, а не излишне эмоциональный ребенок и знаю, что все, вероятно, – нет, обязательно – будет хорошо, поэтому я быстро добавляю:

– У нее вторая стадия, но вовремя схватили, и в сравнении с тем, как все было десять лет назад, прогнозы сейчас оптимистичнее. Я почти уверен, что на этот раз у нее все будет хорошо.

На этот раз, говорю я. Вероятность рецидива высока, возможно, в другой раз ей не настолько повезет. Нет. По этому пути я не пойду.

Белл немножко подается вперед – я понимаю, что она хочет меня ободрить и успокоить. Я отодвигаюсь. Подлый внутренний голосок предупреждает: если она до тебя дотронется, тебе конец. Я боюсь шквала, который может вызвать простое проявление сочувствия.

Я мотаю головой, чтобы отогнать эту тревожную мысль. Сейчас не время поддаваться эмоциям. Факты – вот что важно.

– Операция на следующей неделе, прямо перед Рождеством. Ее врач настроен очень оптимистично. Маме сделают лампэктомию, остальное оставят, посмотрят вокруг, что происходит