Каждый день декабря - Китти Уилсон

славно потрудились и постарались придать им сходство с теми, кому они предназначаются. У папиного снеговика поварской колпак – еще мне хотелось дать ему в руку бутылку вина и листок с судебным запретом, но я решила быть хорошей дочерью. У мамы и Розы – замысловатые елочные украшения в форме снежинок. Марша слепила снеговиков для родителей: у одного в руке маффин, у другого – телефон. Все правильно. Я знаю Реми семь лет и не припомню случая, чтобы он был без телефона.

Теперь я могу купить достойный подарок для Шардоне – она бы не оценила подарок из соленого теста, – хотя установить звукоизоляцию в ее спальню мне, конечно, не по карману.

Сейчас я собираюсь составить список покупок. Нужны подарки Луизе, Реми и, само собой, Марше. Еще на днях я видела на Etsy чудесные мини-картинки с изображением Иисуса, на которых он в ореоле света – понятия не имею, как я на них наткнулась, это было поздно ночью, но Темперанс они, безусловно, понравятся. Еще нужен подарок Рори. Это должно быть что-то особенное – не признание влюбленности, а знак признательности за веру в мой шекспировский проект, желание помочь и бессловесные проявления внимания с тех пор, как он снова вошел в мою жизнь.

Список готов наполовину, когда телефон подает сигнал.

Он лежит экраном вниз рядом на диване, и, когда я переворачиваю его, в животе у меня начинают порхать бабочки. Это мог быть кто угодно, но я знаю это томительное, волнующее, трепетное чувство – оно мне памятно с двенадцати лет, когда взрослый мальчик, живший по соседству, улыбнулся мне по пути в школу.

Это нелепо.

В этом даже есть что-то нездоровое.

Возможно, это вовсе не он.

Мама желает знать, зачем мне понадобилась та рождественская свеча.

Это он, и бабочки трепещут крылышками от радости!

Неудивительно. Наверное, она опасается, что у тебя появились криминальные намерения.

Если так, то это она толкнула бы меня на преступный путь. Но, учитывая ее недавнюю эскападу и тот факт, что в «Кабот Серкус» я теперь ни ногой, это вряд ли.

Я смеюсь, вспоминая, как забавно он пересказывал ту историю. Я заочно прониклась симпатией к его маме.

Это отчасти ломает мои рождественские эльфийские планы. Я надеялась, что ты поможешь мне взять штурмом грот Санты в садовом центре. Он дерет по двадцать фунтов за ребенка, и я подумала, что мы с тобой можем стать рождественскими Робин Гудами: отберем у него мешок и бесплатно раздадим подарки.

Только маме, бога ради, не говори. Она тебя подобьет охватить инициативой все гроты в общенациональном масштабе, а потом двинуться дальше и бороться со злом преступным путем.

Ага, я подозревала, что от нее будет больше толку, чем от ее изнеженного сына.

Это было грубо! Я всего лишь пытаюсь сказать, что если ты пообещаешь не сбивать маму с толку, то, может, придешь к нам завтра на обед? Если, конечно, у тебя нет других планов.

Прийти завтра на обед? В эти выходные у меня единственный план – отдыхать после сумасшедшей недели, и сегодня я весь день лежу на диване, смотрю рождественские фильмы производства Hallmark и ем сладкие пирожки. Я уже полностью восстановилась. Хочу ли я познакомиться с его мамой и отчимом? Я понимаю, что мне следует держаться подальше от Рори, пока моя влюбленность поддается контролю, и я не совершаю ничего такого, что могло бы его смутить. Но хочу ли я познакомиться с женщиной, которая воспитала такого сына – во всех смыслах образцового джентльмена?

Э-э … да!

Конечно, я хочу с ней познакомиться. Как бы ответить, чтобы это не выглядело слишком экспансивно? Я слишком долго размышляю, и тут на экране появляются точки – Рори начинает печатать новое сообщение, и вдруг точки исчезают. Потом они появляются снова – и снова исчезают. Что он пытается сказать, но постоянно передумывает?

Я понимаю, что до сих пор не дала ответ. А что сказать мне?

Спасибо, я приду.

Кратко и по делу. Я знаю, что должна остаться дома, и все же такой шанс я ни за что не упущу.

Свеча бросает

Так далеко лучи, как в мире злом

Сияет добротой благое дело[35].

Двадцатое декабря

Белл

Утро ясное, сухое и немного солнечное. Я узнала прогноз и тщательно продумала свой наряд на сегодня. Хочется выглядеть респектабельно, пристойно и в присущем мне стиле – все разом.

Я считаю, что решение найдено. У меня есть платье чуть выше колена с незаметным узором, но, если приглядеться, то видно, что это танцующие олени. Луиза купила его мне пару лет назад на Рождество – я влюбилась в него с первого взгляда и потом страдала по нему несколько недель. Оно у меня любимое. У меня от него крышу сносит. По крайней мере, так однажды выразилась Шардоне.

Никогда не считала, что когда сносит крышу – это хорошо, скорее в этом есть что-то стихийное, но, возможно, сегодня – такой день. Вчера вечером я даже потратила время на то, чтобы освоить макияж глаз по видео на YouTube. Практиковалась три часа, но так и не научилась. Как ни старайся, все равно вид такой, точно на меня напал разъяренный трубочист.

К счастью, в «Доме надежды» этим утром затишье, и, как только я заканчиваю уборку, Ариана делает мне макияж. С тех пор я стараюсь не шевелить никакими лицевыми мышцами. Дома я надеваю платье, изо всех сил стараясь не запачкаться, что является непростой задачей. Но я довольна результатом. Будь здесь Шардоне, она бы меня похвалила. Возможно, не узнала бы меня, но похвалила бы.

К платью я надеваю единственные приличные кожаные ботинки – их подарила мама пару лет назад, но сейчас они уже теряют вид. После работы я начистила их до блеска, памятуя наставления бабули, и должна сказать, что сейчас они выглядят в десять раз лучше. Давно следовало это сделать.

На кровати лежит запасной наряд, более повседневный – на случай, если Рори решит, что я перегнула палку. Я понимаю, что главное – это чувствовать себя комфортно, только в одночасье избавиться от ощущения собственной неадекватности невозможно, а кроме того, мне не хочется подвести Рори.

Я слышу, как подъезжает его машина, и у меня перехватывает дыхание. Это нелепо. Звенит звонок – сердце отчаянно стучит. О, господи. Я еду знакомиться с его мамой.

Рори

О, господи, Белл едет знакомиться с мамой! И я действительно не знаю, как к этому относиться. Мне следовало сказать «нет», как только мама заговорила об этом, вообще не допускать развития этой темы. Но завтра у нее операция. И если знакомство с моей подругой по университету, с которой я периодически встречаюсь, поможет маме расслабиться, скрасит ей сегодняшний день и избавит от переживаний о завтрашнем, тогда, разумеется, об отказе не может быть речи.

Я стою перед входной дверью дома Белл и нажимаю на звонок. Пожалуй, следует ее предупредить, что мама придет в большое возбуждение. Кажется, у нее сложилось совершенно неправильное представление о наших отношениях с Белл, и она мечется по дому, вытирая пыль и напевая «Любовь витает в воздухе». Белл это не смутит, я уверен. Кому как не ей знать, что у родственников порой бывает помутнение ума.

Белл говорит мне подниматься – я иду по лестнице и репетирую речь.

– Боюсь, мама все неправильно поняла. Я не хочу, чтобы ты чувствовала…

Она открывает дверь, и у меня пресекается дыхание. На меня смотрят огромные глазищи, чье тепло согревает, а улыбка неуверенная, чуть испуганная, и она снова напоминает мне лисичку.

Она сногсшибательно красивая – я просто теряю дар речи.

Белл

Обед был замечательный: тушеное мясо, хрустящий хлеб и масло.

– Не могу поверить, что вы – дочь Ника Уайльда. Подумать только! Знай я заранее, я бы приготовила что-нибудь изысканнее, типа о-ла-ла! Хотя, если честно, я этого не делала. Все приготовил Рори. Он такой хороший мальчик.

– О, господи. Мне тридцать один!

Рори притворно закатывает глаза, должно быть, копируя свою подростковую привычку. Я невольно смеюсь.

– Для меня ты всегда будешь моим мальчиком. Так хорошо, что ты дома и проведешь с нами Рождество.

– А знаешь, Белл помешана на Рождестве не меньше тебя. Я даже рискну сказать, что ее случай – более клинический!

– Да, я обожаю Рождество. Когда кругом все светится и проникнуто предвкушением и радостью от возможности проявить любовь к дорогим тебе людям, – говорю я.

– Да! Да! Именно так. Непременно