На доблесть и на славу - Владимир Павлович Бутенко

И затопотал подкованными сапогами к берегу, вдогон лазутчикам. Но Журавский не торопился поднимать бойцов, окликнул жестким вопросом:

– Красноармеец Лупашников, почему бросил пост?

– Разведчик приказал.

– Здесь я отдаю приказы! А где Шаганов? Я же предупреждал, чтобы не отпускал его ни на шаг. Бегом назад!

На прежнем месте Якова не оказалось. Всполошенный Федот метнулся туда-сюда, – никого. Нарушая строжайший запрет командира, позвал:

– Яшка!

И моментально взлаял на высотке пулемет, стеганул по берегу огненной очередью. Его поддержали автоматы. Боец по-пластунски пополз назад, матеря непутевого донца, вероятно, перебежавшего к немцам. Не зря у особиста был на примете!

Старший сержант с нетерпением дожидался Федота на берегу, скрываясь от обстрела. И не жалея поникшего терца, воскликнул:

– Проворонил! Что же, придется, Лупашников, отвечать. Не миновать тебе штрафбата…

2

Исполняющий обязанности командира 37-го полка Ниделевич, в недавно надетых погонах капитана, непривычно торчащих на плечах, выслушал доклад казака, слегка улыбаясь.

– Ну, расскажи подробней, как дело было. Почему не поставил в известность своего командира? А если бы в плен попал?

– Да ничего особенного, товарищ капитан. Решил догнать патруль. Их трое было. Полз за ними до блиндажа. Уже замерзать стал, когда, гляжу, вышел за ограждение толстяк, видно, по нужде. Только распоясался – я подбежал, автомат в спину и повел…

– С голым задом? – засмеялся чернобровый красавец Ниделевич и оглянулся на офицеров, находившихся на полковом командном пункте.

– Никак нет. Он на ходу штаны застегнул. А вот через реку… Чуть фельдфебель не утонул! Он, оказалось, плавать не умеет, а габариты… Наши приняли за немцев, тоже стали стрелять…

– Слушай, за что лейтенант Кузнецов на тебя зуб точит? Еле убедил не привлекать тебя к дисциплинарной ответственности. Правда, что… ну, с отцом?

– Да. Случайно…

– А ты не оправдывайся! Что есть, то есть. Все равно бы предатель не ушел от расплаты… Значит, так. Парень ты, гляжу, отчаянный. К тому же бывший партизан. Перевожу тебя во взвод охраны штаба. Лейтенант Байков оповещен. Найди его и доложи.

– Есть, товарищ капитан.

В тот же час Яков перебрался в штабную землянку, где размещались охранники. Старшина Писаренко, отменный усач, похожий на Буденного, определил новичку место на нарах и проводил к коновязи, приказав впредь следить за содержанием офицерских лошадей и особенно командирской трехлетки Мальвы.

С первого взгляда Якову стало понятно, что разномастный косячок лошадей, хотя и находился при штабе, не отличался ухоженностью. Коновод, седочубый ополченец дед Варфоломей, обрадовался помощнику и не преминул тут же пожаловаться:

– На всю конюшню – один. Всех, кто моложе, – в окопы. Вот какая оказия! А тут ишо и силов кот наплакал. При моем возрасте. Ни соли, ни мяска, ни чесночку. Хлебца, и то не всегда дают. Сморился вконец!

– Дороги протряхнут – снабжение наладится, – подбодрил Яков бледного и заметно отощавшего старика. – Держись, дед! Зато рыбы вдосталь! На Севере одной рыбой питаются. И ничего, еще и детей рожают.

– А ты почем знаешь?

– В школе изучали. А у нас, в Азовском море, рыбы не меньше.

– Не-ет, паренек. Без соли рыба – не рыба! Ажник в кишках от нее ноить. А ты – молодой, кровя… фунциклируют, – ввернул лукавоглазый бородач перенятое у кого-то словечко. – А моя абы-абы текет. Не сегодня завтра застыня.

– Гм. А сколько ж тебе лет, дедушка? – поддержал Яков шутника. – На вид – не больше двадцати.

– На той неделе ишо титьку сосал, – нашелся ополченец, исподволь наблюдавший за тем, как Яков щеткой охаживает бока гнедого дончака, вопреки своему норову, покорно стоящего у коновязи. – Энто гривач штабного начальника. Прокуда! А тобе слухае… Умеешь, умеешь с ими ладить.

И эти слова бывалого коновода были дороже Якову любой командирской похвалы.

Совместное совещание командования 5-го Донского казачьего кавкорпуса и 2-го гвардейского мехкорпуса было назначено в полдень, на наблюдательном пункте, вблизи села Ряженого, откуда открывалось правобережье и – за Миусом – господствующая высота 101,0. Лейтенант Байков, командир охраны штаба и ординарец Ниделевича, взял с собой в поездку сержанта Упорова и Якова, опасаясь стычки с вражескими диверсантами, время от времени засылаемыми в тылы красноармейцев. Снова по размокшей, неприютной степи волоклись космы тумана. Только к середине дня их развеял ветер, и посветлело.

Обоих бойцов отрядили в оцепление вдоль холма, на котором и находился НП. Кроме Якова и его сослуживца, охрану несли солдаты из других подразделений. За рекой, на невысоких пегих буграх, где таились дзоты, было непривычно тихо. Молчали и наши. И это тревожное затишье могло оборваться в любой миг…

Яков еще издалека заметил, как в разлете лога показались две легковушки и кавалькада корпусного начальства. Конники спешились и поднялись на наблюдательный пункт, где их ожидали приехавшие ранее на совещание командиры полков.

Упоров, служивший давно при штабе, окликнул Якова, спросил:

– Хошь, командиров покажу? Все туточки.

– А ну!

– Вот тот, с краю, круглоголовый, с ноздрями широкими, – полковник Лев, всей артиллерией в корпусе заправляет. Хитрован, но настоящий командир! Пробивной, одним словом… От него слева – коренастый, темноглазый, казак на загляденье, – Привалов Никифор Иванович. Начальник политотдела. Гражданскую войну прошел. И теперь сто боев принял, отступал до Кавказа, пока сюда назначили. Я с ним в ногайских бурунах не раз встречался. Ума – палата, храбрый невозможно, а душой – большой человек. Сказано, наш брат, донской казак. Он Хоперского округа, с хутора Рябовского. Я и племяша его знаю – Антона Казьмина. Моя жинка с тех мест. Образованнейший командир! И притом – острослов…

– А тот, что в высокой папахе?

– А это и есть начштаба корпуса Дуткин.

– А Селиванов?

– Рядом с Приваловым. В самой середине. В заломленной папахе и с тростью в руке. Вылитый Суворов! И росточком не вышел, могуты нет, а генерал всем генералам! В сутки, знаю от верного человека, спит не больше трех часов. А завсегда на ногах, по корпусу носится со своим шофером Зоей, то есть Зиновием. По фамилии Бурков… Видишь, трость завсегда при генерале. Смолоду кавалерист, привык. Говорят, десять языков знает. В Персии жил. Не человек – история!

– Генерала Горшкова я узнал, – отозвался Яков. – Стройный, совсем еще молодой наш комдив.

– А командир 12-й дивизии Григорович за ним. Узколицый, с густючими бровями. Этот зря не улыбнется…

Между тем комкор Селиванов и начальник политотдела отделились от свиты и по боковому ответвлению сошли до полухолма, приблизились к Якову настолько, что он разглядел синеватый цвет глаз легендарного генерала. Селиванов, хотя и был невысок, всем своим видом, осанкой, жестами внушал ощущение внутренней силы. В ладном полушубке, в