Главное управление - Андрей Молчанов

Головные машины, видимо, нарвавшиеся на фугас, жирно чадили, закрывая нас ядовитой ядреной копотью от обзора противника, но кое-кто из солдат выжил, с озлоблением паля из-за горевших кузовов по направленным на нас вспышкам.

– Ехали бы в БМП, труба дело, – услышал я голос Олейникова. – Разлетелись бы на запчасти. Броня спасла. Так, ребята, быстро оцениваем боеприпас. Сзади, за кустами, проплешь, потом обрыв, туда не суемся, перебьют с высоты. Так что от снайпера не бегаем, а то умрем уставшими. Жмемся к камням!

В этот момент с горы ударила «муха», я в тот же момент от души пустил тяжелую очередь в апельсиновую вспышку, глубоко, нутром уверившись еще до достижения пулями цели, что попал, а в следующий миг спасительные валуны содрогнулись недовольно от распластанного удара снаряда.

Я мотнул головой, в которой будто звенела эскадрилья комаров. Один из наших бойцов лежал навзничь, у Акимова по щеке текла кровь, но он вел прицельную одиночную стрельбу, Олейников вставлял в автомат новые сдвоенные рожки, один из солдат отважно полз к БТР, из люка которого выглядывал угол другого цинка со столь необходимыми нам патронами.

На обратном пути его ранило в ногу, и пришлось повозиться, накладывая под плотным огнем давящую повязку из разодранной нательной рубахи и перетягивая ее ремнем.

Пули пели над нашими головами торжествующе и упоенно, словно наслаждались обретенной свободой полета, и эхо их, слепо уходящих в горный простор, свистело тугим разорванным воздухом.

Пулемет был тяжеленным, со зверской отдачей, явно для дота, а не для стрельбы из-за укрытия, патроны пожирал немилосердно, и каждая очередь стоила мне усилий, от которых отваливались руки. К тому же к нашей троице пристрелялись, и свинцовый рой жужжал рядом с моей физиономией, хлеща по ней колким крошевом сбитого камня. Саднило глубоко взрезанную им губу, кровь обильно заливала мне подбородок и шею.

Два жестких удара пуль в бронежилет лишили меня дыхания, и я лишь кхекал беспомощно, устремляя на врага громоздкую корягу пулемета с алевшим от перегрева концом ствола.

В какой-то миг меня посетило ощущение обреченности, и стало горько, словно от детской обиды, и вспомнилась давнее, сладкое, как земляничное варенье, далекое бытие: школьные каникулы, деревня, теплая речка, лес с черникой и с белыми ароматными грибами, еще не распавшаяся семья с ее защищенностью и уютом… Где это? Куда ушло? И неужели мне суждено туда же, вслед? Уже сегодня?

И тут же срывающийся в хрип голос Олейникова:

– В землю, дурак, не вставать! Вертушки накроют!

А после – покачнувшийся в глазах горный склон, окутанный белым мглистым туманом от разрывов ракет, застланный их кинжальными вспышками, и закрывшие небо вертолетные брюшины с трепещущими над ними веерами лопастей.

Подмога пришла, и мы выжили, на удивление выкосив при слепой обороне едва ли не взвод боевиков. Повезло нам и потому, что сработал лишь один фугас из заложенных трех, но убитыми мы потеряли более половины ребят, а каждый второй был ранен.

– А может, это по наши души спектакль? – угрюмо предположил Акимов после того, как мы из медчасти брели к палатке. Он – с зашитым виском, вспоротым пулей, я – со скобками на губе, едва шепелявящий себе под нос.

– Тогда – повезло, – выдавил я через уголок рта.

В свои злоключения – естественно, не открыв правды о похищенных деньгах, мы доверительно посвятили Олейникова, наслышанного об этой истории и хорошо знавшего родственника Тарасова, своего генерала-сослуживца.

– Ну, если что и было, – сказал он, – то вынужден признать: вы явно не мелочитесь… Но лучше бы вам здесь не задерживаться.

– Командировку еще на месяц продлили, – скорбно поведал Акимов, осторожно ощупывая заскорузлые от засохшей крови нитки на шве, тянувшемуся через добела выбритый санитаром висок. – И вообще неизвестно, где пули умнее. Где Чечня или где Решетов.

– Завтра летите со мной в Москву, – отозвался Олейников бодро. – Вы же раненые герои, спасшие, так сказать, генерала… Представления на ордена – у командира дивизии, так что примите поздравления. А Решетов, к вашему сведению, вчера с должности снят. Что сильно влияет на его возможности и полномочия. И – упраздняет его предыдущие распоряжения.

Эта новость изрядно подняла нам настроение.

Вместе с нами в Москву убывала по окончании командировки целая рота бойцов. Вечером, крепко выпив, решили отметить свой «дембель».

Орава, гогоча, выкатилась из палаток, устроив салют. Стреляли из автоматов и пистолетов вверх. Я тоже подпрыгивал, орал и радовался вместе со всеми, покуда с небес, влекомая силой тяготения, мне за шиворот не упала горячая пуля.

И тут я невольно задумался, припомнив слова Акимова: насколько менее опасна по сравнению с Чечней для нас родная столица?

Глава 7

Москва встретила нас холодным осенним дождем, словно отсекшим солнечную даль еще таявшего за чеченскими горами лета.

Самолет в Москву прилетел поздно, и из аэропорта Акимов предложил поехать на ночевку к нему домой, благо рядом располагался ночной магазин, где двое заядлых холостяков могли купить провизии и выпивки, дабы отметить свое возвращение на сохраненных конечностях в родные пенаты.

Квартира Акимова меня впечатлила. И формой – сто пятьдесят квадратных метров в закрытом, охраняемом комплексе с подземным паркингом, и – содержанием. Мебель – из дубового массива с искусной резьбой, персидские и кашмирские ковры на паркете отборной доски, плазменные панели телевизоров, совмещенная с гостиной кухня, напичканная всевозможной техникой, и парчовое убранство спален с широченными кроватями.

– Вот, вложился в свое время в недвижимость, – поведал он. – Решил, что пора пожить как человеку после мыканий по коммуналкам. Кстати, и ты подумай… Есть у меня свои застройщики, подыщем вариант…

– Что за застройщики?

– Надумаешь – познакомлю, – ответил он.

Я прикинул количество имеющихся у меня средств. И пришел к внезапному выводу, что благодаря своей службе и всякого рода оказиям вполне мог бы обзавестись подобным жилищем. Вот чудеса! То не знал, на какие шиши следующий день прожить, то не ведаю, куда деньги девать…

– Я уже надумал, – сказал я, озирая высокий потолок, отороченный изысками лепнины.

– Когда строительный бум начался, – поведал Акимов, хлопоча у плиты, – никто еще сообразить не мог, насколько выгодное рисуется дело. Коммерсанты подминали под себя строительные комбинаты, а коммерсантов в свою очередь – бандюги. Доходы блуждали шальные. Ну, пришла ко мне парочка деловых евреев, запутавшихся в отношениях с разбойниками, попросила защиты. А запутались они крепко, безвылазно, можно сказать. Ну, я и Баранов, сегодняшний шеф нашего убойного отдела, а тогда – битый уже муровец, решили терпилам помочь. Ну, и еще один проворный тип к нам подвизался, он в министерстве сейчас… Не будем лишний раз имена трепать. А денег у терпил – пшик, выжали их жулики досуха. Но зато ресурс связей – ого-го! Ну, вот мы впряглись. На правах дольщиков. Бумаги, естественно, на родственников оформили, чтобы нам задницы жандармы из УСБ не порвали… В общем, теперь существует компания «Капиталстрой». Слыхал?

Я удивленно присвистнул.

– Еще бы!

– Так что сделаем тебе хату по сиротским ценам, – продолжил Акимов. – Сейчас новый дом с пентхаусами строится, возьми себе подходящую площадь, вложи бумагу в стены, не жмись.

– А чего ж ты в ментовке колупаешься? – задал я невольный вопрос. – Сидел бы себе, палец слюнил да дивиденды считал…

– Думал, – кивнул Акимов. – Много думал. И понял: не смогу без погон и оружия. Без жизни рисковой. Без конторы. Увяну, сопьюсь или сдохну. От ожирения и тоски. К тому же как другу открою тебе: у меня бзик, как запой: пару раз в год иду в казино и возвращаюсь оттуда гол и бос. Болезнь, вероятно. А домой вернешься без гроша, перекрестишься – хоть стены остались…

– Жениться тебе надо, – сказал я.

– А тебе? – Он досадливо поморщился от брызнувших со сковороды капель шипящего жира. – Нашелся наставник… – Затем продолжил сокрушенно: – Где их взять, толковых баб? Одни дуры и хищницы… Или – прелюбодейки с внутрисемейными заморочками. Есть у меня, к примеру, одна привходящая дама. Семья у нее, пара деток, муженек. Он-то, собственно, нас и свел нечаянным образом. У дамы бизнес торговый, муженек на подхвате, а вернее – на довольствии… Ну, был бандитский наезд, он через знакомых на меня вышел, я с урками разобрался, а он, результатом вдохновленный, под крышу ко мне попросился. Вернее, супругу свою отрекомендовал. И на первом же нашем представлении она мне глазки на прощание состроила и в карман пиджака визиточку с явным значением уместила. Ну, понял я – дело за малым… А что бизнеса ее касалось как такового, проблем там – никаких. Все чисто и правильно, хотя денежно. Ну, а эпизод с наездом бандитским – горестная случайность. И вот беру я деньги месяц за месяцем за красивые свои глаза, а потом этот самый роман случается, и неудобно мне уже с любовницы получать. Да и повторяю: не за что. А деньги мне ее муж возил. Ну, он тоже понимает, что платит за пустоту, и состоялся между нами в итоге прямой разговор: что, дескать, будем мы рассчитываться по факту устранения неприятностей, коли такие случатся, а налог на безопасность аннулируем. На том расстались. Но проходит, представь, год, звонит мне моя дамочка и спрашивает осторожно: уехал ли от меня ее муж? Я спрашиваю: а он что, приехать был должен? Конечно, он тебе ведь деньги за крышу повез, как обычно… То есть ты понял? Этот тип родную жену разводил на бабки! А она мне – ни гу-гу, все вроде в порядке вещей.