Я на Марсе - Николай Мизийски

что у него тоже есть притяжение, как и у всех планет Солнечной системы. Но при возвращении оттуда двигатель обратного действия повредился, и наш «Искор-1» не мог приземлиться благополучно.

Неизвестно почему, на этот раз и папа, судя по его виду, здорово испугался.

— Как тебя зовут? — спросил он, заглядывая мне в глаза пристально, как гипнотизер.

Я ответил с улыбкой:

— Александр Александров Александров из шестого «В» класса…

— Сколько будет два плюс два?

— Четыре.

— А дважды два?

— Тоже четыре.

— Назови самую высокую горную вершину в Болгарии.

— Мусала. Две тысячи девятьсот двадцать пять метров.

— Чему равен объем конуса?

— Произведению площади основания на треть высоты. Эс умножить на аш и разделить на три.

Папа вытер мелкие капельки пота, которые оросили его лоб и сверкали в лучах восходящего солнца.

— Не пугай свою мать, — сказал он укоризненно. — Если она умрет со страху, останешься без матери. А это очень грустно, не правда ли?

— Да, грустно, — ответил я и опустился на подушку, потому что локти мои задрожали. — Грустно и трудно. Мама Хлеи всего на две-три недели уехала в Южный город, и бедной девчонке приходится самой справляться со всей домашней работой.

— Какая это Хлея? — поинтересовалась мама спокойным голосом. — Должно быть, какая-то новая одноклассница?

— Нет, мама. Хлея — дочь профессора Фил Фела. Его вы тоже не знаете. Он преподаватель университета по космонавтике на Липахе.

— Что-что?

— Липах — это тамошнее название Марса.

Тотчас позвали доктора в очках. Я посмотрел ему в руки, шприца не увидел, и врач стал мне даже симпатичен. Побеседовали о том о сем, я рассказал о достижениях медицинской науки на Марсе. Одним словом, принес ему достаточно пользы.

Доктор стал шарить глазами по комнате. Потом он вперил взор в одну точку и долго не мог его отвести.

— Вы мечтаете? — любезно спросил я.

Он мне не ответил, но зашевелился снова, пересел к ночной тумбочке, взял последние книжки из популярной научной серии, раскрыл одну из них.

— Вы их прочитали? — как бы мимоходом спросил он.

— Да.

— С десяток?

— Не меньше.

— И что?

— Ничего. Не все описано точно, но земные ученые находятся на более или менее верном пути.

Врач широко улыбнулся. Эта его улыбка показала, что в детском возрасте он чистил зубы нерегулярно, потому что во рту было по меньшей мере двенадцать золотых коронок. Потом он позвал маму и папу, отвел их в сторону и стал им что-то говорить.

— В общем, не беспокойтесь! — в заключение сказал он им.

Мама и папа проводили его до дверей нашей квартиры. Оттуда они вернулись к моей постели довольно обрадованные, даже веселые.

В дальнейшем все развивалось абсолютно спокойно. Все утро ко мне приходили гости из нашего дома. Мне было очень странно, почему они не расспрашивали меня о путешествии. Наверное, их предупредили, что меня нельзя переутомлять. После школы заскочил и Крум. Я сказал ему:

— Рад, что по тебе ничего не заметно.

— И я рад, — ответил он.

— Мировое было падение, а?

— Идеальное!

Потом сочувственно добавил:

— Думаю, голова у тебя болит ужасно!

— Не болит. Вот только бинт немного давит.

— Завидую, что у тебя такая крепкая голова!

— Папа считает, что это наше семейное качество.

— Ну, побегу, до свидания, надо спешить: у нас дома — перцы, фаршированные мясом. К ним вдобавок еще кислое молоко!

Я пошутил:

— А не предпочел бы ты питаться таблетками?

Пошутил и он:

— Ха-ха-ха! Ты что, с Марса свалился?

После ухода Крума я начал думать о Хлее и строить прекрасные планы. Попрошу дядю Владимира сделать к своему телевизору приставку для волн Липаха 19–67. Как только связь будет установлена, каждый вечер буду смотреть и переговариваться с моей марсианской подругой, хоть нас и разделяют сто миллионов километров. Иной раз приведу к телевизору и своих одноклассников. Пусть все убедятся, что красивые девочки есть не только в нашем классе, но и в других местах Вселенной. А когда мне станет двадцать земных, а Хлее одиннадцать марсианских лет, я скажу папе: «Если не хочешь, чтобы я остался старым холостяком и у меня не было бы никого, кто мог бы заштопать мне носки, попроси профессора Фил Фела отдать мне дочь в жены. У тебя же более богатый опыт, чем у меня, потому что ты уже однажды просил за маму…»

Папа и профессор друг друга поймут, как серьезные мужчины, а мы с Хлеей только покраснеем — то ли от радости, то ли от застенчивости. На свадьбу мама испечет штрудель с яблоками и сахарной пудрой, чтобы не скрипело на зубах во время еды…

Только я в мечтах добрался до этого важного момента, как пришел повидаться со мной дядя Владимир.

— Был на Марсе, а? — спросил он меня напрямик.

Я ответил тоже без обиняков:

— Да, но мне досадно.

— Почему?

— Потому что ты задаешь мне такой наивный вопрос! Ты же не можешь не знать того, что знает весь мир! Я там был даже не один, а вместе с Крумом!

— Когда отправились?

— Тридцатого сентября.

Дядя Владимир вынул из кармана пиджака газету.

— Сегодняшняя, — сказал он и протянул ее мне. — Видишь дату?

Развернул я газету и обомлел: первое октября! Ущипнул себя для проверки, и мне стало больно. Значит, не сплю!

К моему носу была поднесена бутылочка с нашатырным спиртом. Глаза у меня заслезились, но в мозгу сразу просветлело.

— Ты теперь… хочешь сказать…

— Что тебе приснилось! — бухнул дядя Владимир. — Столкновение с велосипедистом, удар по голове, высокая температура, укол на ночь, твои познания в области астрономии — все это дало тебе возможность пережить длинный и странный сон, который…

— Который никогда не сбудется, да?

— О нет! — воспротивился мой дядя и