Я на Марсе - Николай Мизийски

ее только после того, как снова включил радиопередатчик:

— Великий Вивави, я восхищен тем, как изобретательно вы скомбинировали железную доску с магнитными фигурами! Как известно, магнит притягивает железные предметы, и они крепко к нему прилипают. Однако ваши роботы не могли бы играть в эти шахматы, ведь все фигуры прилипли бы к ним, как мухи к мухоловке-липучке. А если бы, скажем, была намагничена входная дверь космической станции, то ни Фе, который там сторожит, ни кто-либо из других ваших слуг не мог бы даже пошевелиться, потому что все приклеились бы к двери!

Бандит начал нервничать:

— Много болтаешь, глупый малец! — буркнул он не слишком любезно. — Сейчас мы не уроки по физике повторяем, а играем в шахматы! Прочие мысли — в сторону!

Я взял предложенную мне пешку. Самое важное своим союзникам я уже сообщил: для обезвреживания жестяных карликов хватит одного тяжелого, сильного магнита!

Вивави забрал мою пешку своим королевским слоном. Теперь уже оба его слона заняли сильную позицию против моего правого фланга. Если я сделаю рокировку, он наверняка атакует моего короля по открытым диагоналям. Не настолько я слаб, чтобы не замечать опасности! Только ничуть я не испугался. Важно было выиграть время, и я выигрывал его очень старательно. Схватился за голову свободной рукой и начал думать, как там дома. Что сейчас делает мама? Наверное, она очень тревожилась бы, если бы знала, в какое опасное положение попал ее храбрый сын. А папа?. Эх, чего бы ему не очутиться рядом да не подсказать мне!

Бандит выпил еще, облизал губы и стал нервно расхаживать по залу, как шахматный слон по свободной диагонали. Тем временем Фил Фел тихонько просигнализировал:

— Играй конем на «эф три»!

Вивави его не услышал. Услышал только я, но без какой-либо особенной пользы — что я, сам не знаю шахматной грамоты, что ли? Все же после некоторого размышления я нашел поле «эф три» и ловко переместил туда коня. Потом опять нажал передатчик и весело заявил:

— Чувствую себя отлично, уважаемый господин Вивави. У вас уже одним воином меньше, и фронтальная атака разделает вас в пух и прах!

Он опять не понял моего тонкого намека — подумал, что речь идет о лишней взятой пешке, а не о поврежденном полчаса назад и выведенном из строя синем роботе. От алкоголя его глаза начали краснеть. Рука при следующем ходе слегка дрожала.

— Кого ты разделаешь в пух и прах, фантазер из фантазеров? — засопел Вивави. — С такими, как ты, я могу играть одновременно на пятидесяти досках!

Потом с любопытством оглядел мой костюм и спросил, подмигивая:

— Очень чешется?

— Что, не понял?

— Живот.

Я ответил тотчас и чуть не наделал беды:

— Никакой живот у меня не чешется.

Мой противник дрожал. Голос его прозвучал резко и даже угрожающе:

— Тогда зачем ты его то и дело чешешь?

Этот тип мои манипуляции с передатчиком принял за почесывание живота! А если он усомнится?! Если расстегнет мой космонавтский костюм и обнаружит фальшивую пуговицу?

— Это вам показалось, повелитель! — быстро ответил я.

Чтобы отвлечь его внимание, я молниеносно сыграл конем в центр доски. Отвлек его, но на себя навлек другую беду: мой конь оказался под ударом его чернопольного слона. Я подумал, что Вивави слопает его сразу же, но он не слопал. Даже сел в кресло, потому что мой ход показался ему чрезвычайно странным.

— Так теряешь ферзя на двадцать втором ходу или получаешь мат на семнадцатом! — сказал он после короткого вычисления.

— Ну-ну! — сказал я почтительно и гордо. — На жертву пешки отвечаю контржертвой коня! Испугались, да?

Фил Фел ясно понял, что я ошибся, но начал хитро посмеиваться. Это заставило Вивави задуматься подольше.

— Поистине неожиданный ход! — согласился он. — Сейчас проверю снова, правильна ли твоя контржертва.

Мне показалось, что мозг его заскрипел от напряжения. Но всего лишь через минуту его морщинистое лицо прояснилось:

— Теряешь и в ста вариантах! — хихикнул он.

И взял моего коня слоном.

Раз на то пошло, я сделал другой, еще более глупый, но и более ошеломляющий ход — переместил своего королевского слона, насколько это было возможно. Надо было любой ценой задержать противника в кресле, а то он возьмет да и выглянет наружу.

— Почему ходишь двумя слонами сразу? — возмутился бандит. Потом провел рукой по лицу и тотчас любезно извинился: — Это мне померещилось…

Алкоголь оказался моим союзником: шахматные фигуры в глазах Вивави начали двоиться.

— Если хочешь, верни ход, — изрек он великодушно. — Здесь я могу взять его и конем, и пешкой.

— А тебе башмаки не жмут? — спросил я, чтобы отвлечь его внимание.

— Только левый, — ответил он кисло. — Трудно привыкать к новой обуви, особенно когда у тебя мозоли.

И преспокойно взял моего слона.

Ходы следовали один за другим. Если бы эта шахматная партия была записана, то, наверное, рассмешила бы любого шахматиста, даже самого начинающего. На пятнадцатом ходу моя позиция была расклевана, как виноградная кисть воробьями. Вивави начал мурлыкать какую-то ужасно протяжную песню. Мелодию я не запомнил, но слова запечатлелись в моем сознании совершенно отчетливо:

Шахматист я хоть куда! Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Бью любого, как всегда, и туда, и сюда! Хи-хи-хи! Ха-ха-ха!

Хотелось мне швырнуть какую-нибудь пешку в глотку своему самодовольному противнику, но благоразумие побудило меня воздержаться от этого. Я даже похвалил его:

— В вашем почтенном возрасте земные старики не могут уже ни одного звука произнести, а вы поете, поете…

— Пою, да! Четыре с половиной века назад я был солистом в оперетте.

Совершенно неожиданно из моего живота донесся голос Крума:

— Поешь-то поешь, но уже твоя песенка спета!

— Кто это сказал? — подозрительно спросил бандит.

Естественно, я не стал ему объяснять, что ношу рубашку с пуговицей, которая служит не