Небо выше облаков - Янина Логвин

не станет? Что, если, избавившись от кокона, научившись заново улыбаться, он вновь останется в этом мире один?!

Нет, мои родители никогда его не отдадут, и вырастят, как родного, но для малыша это станет настоящим потрясением.

Аппетита нет, голова снова кружится. Я вхожу босиком в спальню, задергиваю шторы и сворачиваюсь на кровати клубком. Закрываю глаза, забывшись… Всего пять минут отдохну, а потом перезвоню Андрею. Надо узнать, как обстоят дела с обследованием Андрюшки.

* * *

– Света?! Света…

В комнате полутемно, и я вздрагиваю, не сразу узнав мужскую фигуру, склонившуюся надо мной. В этой квартире я успела привыкнуть к одиночеству.

– Андрей, ты?

– Я. Ты не отвечала на мои звонки, и я сам открыл дверь. В детдоме мне сказали, что с тобой случился обморок, и ты уехала домой. Почему ты мне не позвонила? Как ты себя чувствуешь?!

Он только успел задать вопросы, а его рука уже легла на шею и скользит под волосы. Андрей наклоняется, пробует губами сначала лоб, затем висок. Опирается коленом о постель, почти накрывая собой.

Под халатом я обнажена, и это ощущается неожиданно интимно.

– Шибуев, что ты делаешь?!

– Температуры нет, но пульс пониженный. Похоже на потерю сил. Ты никогда не страдала анемией? – он резко встает, чтобы раздвинуть шторы. Вновь возвращается, садится на кровать. – Посмотри на меня, Света, я хочу увидеть твои зрачки.

Ему бесполезно сопротивляться, да я и не успеваю. Руки Андрея вновь касаются моего лица и плеч. Он приподнимает меня, чтобы подложить под спину еще одну подушку.

– Ты смеешься? Какая анемия с моим ритмом жизни и аппетитом?

– Даже не думал. Судя по всему, у тебя упало давление, и мне хотелось бы понять причину. Что ты чувствуешь? Шум в ушах? Судороги? Боль в сердце? Тошнота, дрожь, холодный пот. Что беспокоит, Света?!

– Ничего. Я совершенно точно жива, Андрей.

– Подожди, где-то здесь должен быть тонометр!

– Ох, не надо…

Давление оказывается низким, и Шибуев не дает мне встать. Просит, на минуту отлучившись в ванную комнату, чтобы вымыть руки:

– Дашь мне тебя осмотреть? Подмышки, живот. У тебя точно нигде не болит? – протянув ладонь, накрывает ею холодные пальцы ног. Всматривается в лицо.

Я изумляюсь, действительно чувствуя слабость.

– Да ты шутишь?

– Я разве похож на весельчака? – черные глаза не смеются. Напротив, они смотрят очень обеспокоенно.

– Нет, не дам! – я поджимаю ноги и туже запахиваю на груди халат. – Со мной все в порядке, Андрей. Просто нервы сдали. У нас сегодня девочка из окна выпрыгнула – Наташа Белугина. Десять лет всего, вот мы и переполошились. Но, слава богу, она жива.

– Да, слышал. Это ужасно. Завтра я сам к ней зайду.

Андрей достает из кармана сотовый и нажимает набор. Не подносит к уху, просто вслушивается в тишину в квартире.

– Света, где твой телефон? – задает вопрос. – Ты меня напугала, я не мог до тебя дозвониться.

Странно, но эта тишина в квартире с его появлением словно истончилась. Как все-таки приятно оказаться не одной. Хотя я вряд ли завтра в этом признаюсь.

– Не помню. Наверно, в машине оставила, – и я на самом деле не помню. Сейчас я хочу одного – закрыть глаза и снова уснуть. Но рядом Шибуев, и пульс учащается. В ответ на черный взгляд память настойчиво подсовывает картинки воспоминаний.

Андрей протягивает руку и ласково гладит меня по волосам. Смотрит внимательно, и я неожиданно краснею под его хмурым, задумчивым взглядом.

– Перестань, Шибуев, ты меня смущаешь.

– Не перестану.

– Андрей…

– Светка, я испугался. Почему ты всегда от меня бежишь? Почему хочешь казаться сильнее, чем есть на самом деле? Я ведь рядом, тебе ничего не стоит меня позвать. И я знаю тебя, как никто. Так почему я узнаю все от чужих людей? О том, что тебе нужна помощь? Может, нам стоит пересмотреть условия в нашем договоре, и больше доверять друг другу?

Ох, что-то мне подсказывает, что это опасная тема. И нотки упрека, звучащие в голосе Андрея, – опасные, потому что попасть на их крючок легко, а что потом?

Когда все закончится, что делать дальше? Смириться и молча делить его с другими? Реветь ночами от одиночества, потому что, когда Шибуев привяжет к себе, станет невыносимо?

– Я и так беру слишком много, ты знаешь.

– Давай я сам решу, много или нет.

Он выглядит обеспокоенным и сильным. Уверенным в себе молодым мужчиной. На секунду мне даже жаль его видеть таким, я так люблю его особенную улыбку – хитрую и шаловливую. Он тот, с кем действительно многие хотят быть рядом, – я успела в этом убедиться. Мечтают усмирить, влюбить, обуздать. Подчинить, оставив себе: мне ли не знать, какие чувствительные струны способен разбудить и заставить звучать в женщине Андрей. Я и сама однажды не смогла ему отказать. Когда твое тело живет на сто процентов – такое не забыть.

Но только я тоже его знаю, как никто. И сейчас мне кажется, что даже лучше, чем он сам.

– Что ты чувствуешь ко мне, Шибуев?

– То есть? – вопрос для Андрея звучит неожиданно, и он озадаченно хмурит брови.

– Ты все расслышал, я спросила прямо. Хочешь пересмотреть условия договора – ответь.

– Ну, много чего, ты и сама знаешь. Я полагал, что это видно.

– Что? Дружбу, уважение, привязанность? Или, может, любовь? Ты чувствуешь ко мне любовь, Андрей? То чувство, которое, как ты считаешь, можно объяснить простой физиологией? Что говорит твоя душа, когда ты смотришь на меня? Может, что ты жить без меня не можешь?

В глазах Шибуева появляется растерянность. Он отнимает руку и сжимает ладонь в кулак.

– Свет, ну зачем этот детский сад? Совсем на тебя не похоже.

А вот здесь он ошибается.

– Значит, не так уж ты меня хорошо знаешь, Андрей, как думаешь. Вот и я о том же: ни к чему. Однажды ты сказал, что у тебя никогда не будет для души, а сам хочешь запутаться в сказке, которую я придумала. Не заставляй меня выглядеть глупо, пожалуйста, и в душу не лезь. У меня ужасный характер и странные представления о семье. Я и так очень стараюсь помнить, что твоя жизнь и время мне не принадлежат. И ничего не испортить.

– Ты о чем?

Я не сразу признаюсь: тема неприятная. Не стоило говорить, и я понимаю, что совершаю ошибку, но женское в себе так сложно подавить, особенно когда чужие упреки накладываются на свои собственные.

– Вчера приходила Рита, твоя медсестра. Темноволосая девушка – часть твоей работы.

– Что… что она хотела? – судя по выражению лица