Небо выше облаков - Янина Логвин

я не отступлю! Сядешь у меня и не вякнешь! Еще и за Наташу ответишь, что спрыгнуть заставила! За увечья пожизненным расплатишься!

– Хватит, отпусти! Поняла я! Поняла!

Она пугается, начинает реветь и затихает. Вытирает нос кулаком, и вот в этом они действительно с дочерью похожи. Разве что горечь у каждого своя.

– Девушка, что? Уже не нужно вызывать полицию? У меня зять работает в отделе по борьбе с организованной преступностью, давайте я прямо ему позвоню? А вдруг за ней банда стоит? Всех сразу и повяжут!

Я совсем забыла о мужчине. А он молодец, сразу сообразил.

– Нет, спасибо! – я нахожу в себе силы поблагодарить человека кивком. – Она мне сейчас все вернет. Ведь вернешь?! – протягиваю ладонь, и мать Белуги трясущейся рукой отдает цепочку. Шепчет, словно яд сплевывает:

– Сука.

– Вот и хорошо, что поняла. – Я отпускаю ее и отступаю на шаг, пытаясь унять дыхание. – Девчонка у тебя хорошая, не будешь трогать – человеком вырастет, не в пример тебе. Уж мы постараемся. Завтра же найдешь ее в больнице.

– Что?

– Что слышала! Придешь и скажешь, что уезжаешь. Далеко на север – лечиться от пьянки. Скажешь, чтобы училась, и училась хорошо! Она у тебя книги любит – скажи, пусть читает. И приди трезвая, дай ей запомнить тебя матерью, для которой дочь – это не пустые слова и не способ заработка. И чтобы письма писала! И сыну, и дочери, поняла?! А теперь пошла отсюда, дрянь! Видеть тебя не могу!

Я возвращаюсь во двор детского дома с колотящимся сердцем и на непослушных ногах. Егор подбирает мои босоножки и идет рядом. Десятилетняя Надя берет за руку, прижимается к моему боку, и хлюпает носом все время, пока «скорая» перекладывает Белугу на носилки и увозит в больницу.

– Светлана Анатольевна, а Наташа выздоровеет?

– Конечно, Надя. Обязательно.

– Она больше не убежит?

– Не знаю, – и я правда не знаю.

От группки взволнованных воспитателей, окруженных детьми, отходит заведующая, подходит ближе и просит.

– Светочка, Ираида уехала, запри медпункт, пожалуйста. И останься сегодня на часик после работы, очень прошу! Сама понимаешь, надо успокоить детей – Белугина сильно травмировалась, и все на их глазах.

– Хорошо, Ольга Владимировна. Конечно.

Я поворачиваюсь, чтобы окликнуть Егора. Где-то у паренька моя обувь, но почему-то не могу найти его взглядом. Жара, волнение и перенесенный стресс – все в один момент подкатывает к горлу, заставляя ощутить приступ острой тошноты. Слабость накрывает с головой, и воздух кажется настолько плотным, что его не вдохнуть.

– Светлана Анатольевна, вам плохо?

– Что?

– Вы побледнели. Светлана Анатольевна!

Да, мне плохо. Мне вдруг становится настолько нехорошо, что даже не получается устоять на ногах. Только удивиться, что я, кажется, первый раз в жизни теряю сознание.

– Егор, помоги… – успеваю сказать, чувствуя, как подламываются колени, и слышу крик:

– Помогите!

* * *

– Ну, наконец-то она пришла в себя. Света, ты меня слышишь? Света?!

– Да, Ольга Владимировна, слышу…

Я прихожу в себя, словно выныриваю со дна темного океана на свет, и в глаза сразу же бьют солнечные лучи.

– Дети, кто-нибудь принесите скорее Светлане Анатольевне воды и мокрое полотенце! Светочка, ну и напугала же ты нас! Сначала Наташу забрали, потом тебе стало плохо, а у нас даже номера телефона твоего мужа нет!

Я лежу на лавочке, куда меня положили руки воспитанников, жмурюсь от солнца, прикрывая глаза ладонью. Слабость в теле ужасная, на висках выступила испарина, а сердце так частит, словно зашлось в испуге.

– Зачем, – я пробую сомкнуть сухое горло. – Зачем вам его номер?

– Как зачем? Позвонить, конечно! Мало ли, что с тобой, а Андрей врач! Я уже хотела бежать звонить твоему отцу – это же надо, не день, а испытание для нервов какое-то!

Я пробую сесть, и у меня получается. Дети приносят воду, и я пью долго и жадно. Найдя руку заведующей, пожимаю ее.

– Не нужно никому звонить, Ольга Владимировна, я сама…

– Что ты сама, детка? – женщина старше меня на двадцать пять лет, ей можно простить и детку. Мы все здесь для нее воспитанники.

– Всё сама. Всё.

Голова кружится, но мне уже лучше и, выровняв дыхание, я встаю. Держусь за виски, пытаясь сосредоточить взгляд: такого со мной еще никогда не случалось, чтобы мурашки в глазах. Когда в наследство от родителей получаешь крепкое здоровье, странно вдруг ощутить себя слабой.

– Давай-ка я отпущу тебя сегодня домой, Светочка, – качает головой заведующая. – Не нравишься ты мне.

– А как же вы тут сами?

– Ничего, справимся. Старшие дети помогут. А ты иди, Света. И все-таки позвони мужу, будет лучше, если Андрей тебя заберет.

Мне не хочется оставлять детский дом в такой момент, дети излишне взбудоражены, о Наташе пока никаких вестей, но силы не возвращаются, и я уезжаю домой.

Конечно же никому не звоню. Приезжаю в квартиру Шибуева, где, запершись, наконец остаюсь наедине со своими мыслями. С тем, что меня пугает.

Я живу в доме Андрея уже две недели, обустраивая его, как настоящая хозяйка. Возвращаюсь сюда каждый вечер и провожу в одиночестве ночи. Комната Андрюшки готова, холодильник полон, вещи Шибуева лежат на видных местах, словно мой муж вот-вот вернется с работы к своей счастливой и любящей жене. Я даже ковер в прихожую купила уютный и поставила в углу мужские тапочки – надеюсь, хозяин мне это простит.

Я строю иллюзию семьи и дома изо всех сил, настолько убедительно, что иногда и сама боюсь забыться. Строю, с каждым днем все больше пугаясь собственной одержимости. Жду с нетерпением, когда заберу мальчика, и понимаю, что ломаю жизнь Андрею. Ту легкую и свободную жизнь Шибуева, в которой он был никому и ничем не обязан. Которой он жил до меня и жил бы после.

Честное слово, я и подумать не могла, что все окажется куда сложнее фиктивных документов.

Я захожу в ванную комнату и становлюсь под душ, смывая с себя прошедший день. Надеваю халат и долго смотрюсь в зеркало, проводя полотенцем по мокрым волосам. Вглядываюсь в знакомое отражение девушки, в лицо без косметики – болезненно-бледное, похудевшее, и в растерянные глаза.

Что со мной могло случиться? Что сегодня произошло? Куда исчезла сильная Светка Уфимцева? Всего мгновение, и я сломалась спичкой. Легко, словно исчезла.

А что, если я, и правда, исчезну? Навсегда? Ведь это не солнце и не нервы виноваты – себе-то я могу признаться. Что-то происходит со мной, что отбирает силы, заставляя чувствовать слабость и тошноту. Неуверенность и страх.

Заставляя думать о странных вещах. Что будет, если я возьму Андрюшку, а меня