Красная Шапочка - Александр Иванович Красильников

жила бабушка за горами, за долами, за дремучими лесами. Идет Красная Шапочка по лесу, несет в руке корзиночку с пирожками для бабушки, а навстречу ей Серый Волк. «Куда, девочка, идешь, что в корзиночке несешь?» Отвечает Красная Шапочка: «Иду я к бабушке, несу пирожки с яблоками». Поморщился Серый Волк недовольно: «Почему ж с яблоками? Лучше бы с мясом… Ну да ладно, дареному коню в зубы не смотрят». Не поняла Красная Шапочка, при чем здесь конь, да еще дареный, и пошла дальше. А Серый Волк попрощался вежливо с Красной Шапочкой, пожелал ей доброго пути. А сам за кусты и — короткой дорогой напрямик к домику бабушки. Мало того, что кровожадный, да еще и коварный был Волк… Короче говоря, проглотил он бабушку, но Красная Шапочка разоблачила коварного Волка, обнаружила под чепчиком длинные волчьи уши, острые зубы, вовремя позвала охотников с ружьями, которые и расправились с хищным зверем в его собственном логове…

Когда папа в прошлом году рассказывал Галке эту сказку, она заметила ему:

— Как же в собственном логове, если Волка охотники поймали у бабушки в избушке?

Но папа не растерялся:

— Да, конечно, в избушке. Но Серый Волк сумел удрать из избушки в лес и спрятался в своем логове. Там его и прикончили.

Мама, конечно, не смогла бы так рассказать сказку про Красную Шапочку и Серого Волка. А у папы каждый раз по-новому, он обязательно что-то прибавляет в сказке, и Галке это очень интересно.

* * *

— Мама, хочешь покажу, как треугольные письма делают? — сразу, лишь только вошла в избу, сказала Галя. Не раздеваясь, она подошла к маминой кровати и стала вынимать из сумки тетради. Вытащила она и листок газеты. Полина Андреевна тут же взяла у нее газетный лист и стала смотреть, что там написано.

— Ты, может, сначала разденешься, красавица, — выглянула из своей комнаты улыбающаяся Берта Моисеевна.

Галя уж заметила, что Берта Моисеевна, когда разговаривает с кем — хоть со взрослым, хоть с детьми, — обязательно улыбается. А когда сама с собой остается, то не улыбается. И вот что удивительно, даже если настроение у Гали не очень веселое, все равно, когда Берта Моисеевна разговаривает с ней, она тоже в ответ начинает улыбаться и становится веселой на самом деле.

— Посмотрите, Берта Моисеевна, — позвала врача Полина Андреевна, — здесь про Сталинград написано, в газете-то.

— Ну-ка, ну-ка, почитаем, — вышла Берта Моисеевна из-за перегородки. Она взяла из рук Полины Андреевны газету и близко-близко поднесла к глазам, одновременно подойдя к окну, где было светлее. Но, вероятно, без очков читать ей трудно. Она пошарила в кармане кофточки и вынула очки. Протерла носовым платком, надела, заправив дужки за уши, и снова поднесла газету к глазам. Проглядев всю страничку, она, наконец, сказала:

— Вот… письмо защитников Сталинграда Центральному Комитету и Верховному Главнокомандующему. — И стала читать вслух: — «Сражаясь сегодня под Сталинградом, мы понимаем, что деремся не только за город Сталинград. Под Сталинградом мы защищаем нашу Родину, защищаем все то, что нам дорого, без чего мы не можем жить… Вот почему мы считаем своим долгом перед Родиной не только остановить врага, но и разгромить его и освободить наши земли от фашистской тирании. С этими мыслями каждый день вступаем мы в бой, сжимая наше боевое оружие, уничтожаем мы врага».

Берта Моисеевна замолчала и раздумчиво произнесла:

— Ох, как трудно сейчас в Сталинграде, даже представить невозможно, как трудно нашим…

А Полина Андреевна представляла, потому что была там. Она помнит: над городом кружат сотни пикировщиков. Высокие столбы разрывов. С неба оседают на землю, на оставшиеся в живых деревья хлопья сажи и пепла. А самого города не видно, он скрыт багровой мглой кирпичной пыли и огня. По всему плесу Волги торчат остовы затонувших судов. Огромными фонтанами вздымается вода во всю ширину реки от Сталинграда до Красной Слободы напротив…

— Ну, ладно, ладно, — успокаивает, поглаживая руку Полины Андреевны, Берта Моисеевна. Она все видит и понимает и тут же приходит на помощь, эта удивительная женщина. Галя, наблюдая за взрослыми, уже забыла, зачем вытащила газетный листок. А Берта Моисеевна спрашивает:

— Где же ты, милая, научилась треугольные письма делать? — и стала снимать с Гали пальтишко.

— У вас, тетя Берта, в госпитале.

— О! — изумилась Берта Моисеевна, — и тебя пустили к раненым?

— Они у меня опытные медицинские сестрички, в Сталинграде школу проходили, — отзывается с кровати Полина Андреевна.

Галя объясняет:

— Мы почти всем классом сегодня были в госпитале, потому что — тимуровцы. — Она разгладила на столе газетный листок и стала загибать верхние углы.

— Не так, — поправила Нина, наблюдавшая за сестренкой, — сначала вдвое листок сложи.

— Между прочим, сама знаю, — ответила Галя и многозначительно посмотрела на Нину, мол, чего ты мешаешься.

Берта Моисеевна ушла к себе в комнату и спросила уже оттуда:

— И что же вы там делали в госпитале?

— Мы сидели около раненых красноармейцев. А еще я написала письмо маме раненого сержанта, потому что сам он не мог писать, у него глаза завязаны бинтом…

Продолжая закрывать солдатское письмо-треугольник, Галя вспомнила забинтованное лицо лежащего на койке парня, наверное, оно все обожжено. И не известно еще — будет ли сержант, после того как вылечится, видеть, может быть, на всю жизнь останется слепым. Наверное, это очень страшно, когда совсем ничего не видишь. Галя зажмурилась, чтобы представить себя на месте раненого. И сразу не смогла складывать дальше треугольник письма. Потом она отошла от стола, снова зажмурилась и попробовала с закрытыми глазами пойти к окну. Тут же налетела на стул.

— Галина, что с тобой, ты слепая, что на стулья налетаешь? — спросила, ничего не подозревая, Полина Андреевна.

Гале сразу же пришлось, конечно, открыть глаза.

Сержант с забинтованным лицом диктовал Гале: «Милая мамочка, извини, что пишу не сам, дело в том, что я ранен в правую руку, левой писать у меня не получается. Скоро меня вылечат, и тогда уж сам напишу тебе…» Зачем он маме своей писал неправду?.. Чтобы не расстраивать? А как же потом? Наверное, верит, что будет видеть. Может, врачи обещали…

Потом Галя рассказывала сержанту про Сталинград, про то, как они учатся здесь, в Николаевке. Тогда сержант спросил ее, где же у них теперь школа, ведь настоящую-то, говорят, они заняли, раненые. И тут Галя обратила внимание на то, что и на самом деле в палате, где она сидела возле раненого и где были другие ребята и девочки из их класса, справа в стену вделана самая