Красная Шапочка - Александр Иванович Красильников

настоящая школьная доска с желобком внизу для мелков и тряпки. Она хотела уже рассказать, в каком доме они учатся, но в это время в палату вошла Рита, та самая, что эвакуировалась из Ленинграда с бабушкой Глебовой. Рита сказала:

— Товарищи раненые, сейчас силами учащихся средней школы будет дан для вас концерт. — И Галя тоже приготовилась слушать и смотреть концерт. Посмотрела на забинтованного сержанта, подумала: «Как же он? Ведь ничего не увидит».

Оказалось, что видеть было необязательно, потому что и Рита, и Таня, и другие девочки из старших классов просто пели песни и читали стихи.

Два красноармейца после каждого номера, чтобы не отстать от других, аплодировали, хотя и у одного, и у другого правая рука висела на повязке. Они аплодировали левой, помогая друг другу. И весело подмигивали Гале, смотревшей на них во все глаза.

После концерта, когда все «артисты» и слушатели приутихли, Галин сержант, вспомнив про письмо, попросил:

— Теперь треугольником письмо сложи.

Галя не знала, как это треугольником, стала угол на угол накладывать, но ничего не получалось. Сержант, видно, догадался, что у нее не получается, и попросил:

— Ну-ка, дай мне…

Он взял листок и у себя на груди на ощупь сложил письмо.

— Поняла, как это делается? — спросил он Галю.

Галя мотнула головой, забыв, что сержант не видит.

Тут же, исправляя свою оплошность, сказала:

— Да… Поняла… Почти…

Это «почти» Галя сказала немного помолчав, и, наверное, поэтому сержант вдруг «распечатал» сложенное письмо и предложил посмотреть еще разок, как это делается.

Так она научилась складывать треугольником письма.

— Ты еще-то придешь ко мне? — спросил сержант, когда девочки собрались уже уходить, и, не дожидаясь ответа, попросил: — Ты приходи.

— Обязательно приду, — пообещала Галя. — А как же…

Теперь она знала: в госпитале у нее есть раненый сержант. Он ждет, когда Галя к нему придет и напишет за него следующее письмо его матери…

Галя еще не все рассказала маме и Берте Моисеевне про то, как она ходила в госпиталь, как тяжелая дверь из сеней медленно открылась и в комнату влетела Галина одноклассница Валя Бочкарева. Одна косичка у нее расплелась, но она не замечала. Поворачиваясь то к девчонкам, то к лежащей на кровати Полине Андреевне, затараторила:

— Самолет на улице упал. Прямо вот сейчас… Как вниз полетит, полетит, а потом и упал… Наверно, зенитчики фашиста подбили…

Девочка не могла спокойно стоять, была как на пружинах, вот-вот сорвется и побежит дальше. Удивительно, как это она не пронеслась мимо, а за Галей забежала.

— Если б разбился, взрыв слышно было бы, — усомнилась Полина Андреевна. — Может, посадили самолет-то вынужденно…

— Я побегу! — рванулась к порогу Валя Бочкарева. — Хочешь вместе? — обратилась она к Галке и посмотрела на Полину Андреевну.

— Без вас там, конечно, не обойдутся, — сказала Полина Андреевна и улыбнулась: — Ишь, любопытная Варвара…

Валя, наверное, и не услышала про «любопытную Варвару», потому что уже была за дверью.

— Ой, ну что с ней делать! — вздохнула Галя. — Косичка-то у нее совсем расплелась… — Она неторопливо направилась к двери. — Пойду посмотрю, где она свои ленты растеряла.

— Галина! — строго сказала Нина, которая сразу поняла, что сестричке не терпится удрать на улицу и посмотреть самолет. Ей и самой хотелось, но что скажет мама?..

Мама еще не успела ничего сказать, а Галя, схватив пальто, уже нырнула в дверь. И Нина увидела ее уже в окно, с розовой лентой в руке — Галя повернулась к окошку и помахала той лентой Нине.

— Вот ведь какая! — осуждающе сказала Нина и посмотрела на маму. А мама улыбнулась и попросила:

— Иди, пригляди за Галей, дочка…

Теперь по улице бежали три девочки одна за другой: впереди Валя Бочкарева с распустившейся косой, за ней Галя с лентой из этой косички, а уж за Галей — Нина, которая должна приглядеть за младшей сестренкой.

Галя ни разу не видела самолета вблизи, видела только высоко в небе, поэтому не посмотреть теперь было бы обидно. Может, тот самолет и не упал, может, он просто пролетел над крышами, засомневалась Галя. Она не устала бежать, но все-таки что-то долго не видать самолета.

— Нет, он опустился! — настаивала Валя.

Валя оказалась права, за поворотом улицы они увидели самолет. Он стоял на пустыре, широко расставив в стороны крылья. На крыльях были нарисованы красные звезды.

В толпе ребятишек и взрослых девочки увидели Мишку Сапунова и Андрюшку Солина. Они, конечно, были уже здесь.

Мишка, хотя его никто не спрашивал, стал разъяснять: самолет не упал, а сделал вынужденную посадку. Близко к самолету никого не подпускали. Пилот в шлеме и еще командир с планшеткой через плечо кого-то ждали, нетерпеливо поглядывая вдоль улицы.

Окружившие самолет люди все передавали и передавали новые сведения о происшествии.

— Это на самом деле вынужденная посадка, а летчик гнался за фашистским «хейнкелем», подбил его, но оказалось, что и наш самолет пострадал, и пришлось выйти из боя.

— «Кукурузник» не может сбить «хейнкеля», он не истребитель, а разведчик. Разведчики только разведывают… — презрительно сказал Мишка Сапунов.

Мишка говорил так уверенно, что можно было подумать, он сам давным-давно летает на самолетах.

Летчики ушли, оставив у самолета высокого парня в очках, — наверное, его и ждали, чтобы он охранял машину, и все стали расходиться, сначала взрослые, потом и дети. Только несколько мальчишек, что стояли рядом с Мишкой и Андрюшкой, не уходили… словно собрались тут остаться на всю ночь, они все обсуждали что-то, спорили. Мальчишки даже попытались подойти поближе к самолету, потрогать его за крылья, но высокий парень в очках сердито велел отойти.

Девочки заспешили домой. Вдоль улицы навстречу им, тяжело топая по пыльной дороге ботинками, шел отряд бригадмильцев. Они были загорелые, и только затылки, скрытые раньше от солнца волосами, обнаженно и как-то беззащитно белели.

А сбоку, изредка переходя на бег, а потом снова отставая, шел милиционер Черненко, невысокий, кряжистый.

— P-раз! P-раз! Р-раз-два-три!

И, наверное, потому, что получалось у ребят все-таки плохо, шли они не в ногу, дядя Петя Черненко крикнул:

— 3-з-запевай!

Над улицей неуверенно поплыл мальчишеский голос:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой…

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой.

Но припев был подхвачен дружно, сначала первыми рядами, а потом и остальными:

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна…

Идет война народная,

Священная война.

Теперь Галя увидела, как с песней ребята сразу подтянулись и дружно ударили тяжелыми ботинками