Красная Шапочка - Александр Иванович Красильников

земля и в ушах стоял гул. Это она показала черное свое лицо Феде, ученику девятого класса, мальчишке, совсем недавно носившему пионерский галстук и ловившему в озерах займища, на тихом ласковом берегу Волги, себелей[3] — самую доступную рыбешку для начинающих рыбаков.

— Горит-то как! — ежился Женька. Он храбрился теперь, когда рядом с ним были люди.

— Ты в этом лапсердаке и ночью здесь мерз? — спросил Федя, кивнув на Женькино пальто.

— Зачем?.. Ночью я спал себе. В Камышине, у тетки.

— А чего домой-то к матери не идешь?

— Я у тетки сейчас живу, в Камышине, — сник Женька.

— Теперь снова в Камышин пойдешь?

— Нет… В Николаевку пойду.

— Ну то-то, пошли тогда, — усмехнулся Федя. — Прицепщиками в колхозы почти все ребята едут, а ты тут рыбку ловишь…

Они же ровесники, знают друг друга, как все слободские мальчишки. Пусть даже и не дружат с кем, а знают. Сказать бы сейчас, как его бегство в займище называется! Ему все игрушечки… Вон они какие игрушечки-то! Полыхают баки, горят! Он, Федя, всего на год старше Женьки, а уже медицинскую комиссию прошел, и его определили в авиаучилище, ждет вызова. Выучится на истребителя и даст этим фрицам, он покажет им, как бомбить нефтебазы!..

Вдруг остановились все и снова головы в небо задрали. Еще один летит! Теперь будут на огонь всю ночь рваться… Но что это?.. Недалеко от перевоза взметнулась в небо красная ракета. След ее дугой прочертил небо, словно длинный загнутый палец показал на нефтебазу.

— У брода это, точно, у брода! — крикнул Федя. — Вот он, гад! Значит, не разговорчики чьи-то, а истинная правда эти сигнальщики!

— Федор, Евгений, за мной! — скомандовал Черненко. И все побежали к броду.

В тяжелых и неуклюжих кирзовых сапогах милиционер Черненко все равно бежал быстро, он был, как говорили о нем, легкий на ногу, может, потому, что совсем недавно играл правым нападающим в сборной слободы. Федя и Женька не отставали. Через несколько минут и лесок, за которым поляна, а за ней уже и брод недалеко.

Диверсант, выпустивший ракету, должен уйти с того места, откуда стрелял. Но куда? Влево по кустарнику или вправо?.. На ходу повернувшись к ребятам, бежавшим за ним, Черненко уточнил задачу:

— Федор, левее… Евгений, — он махнул рукой вправо. — И не зарываться! Ждать меня и не выпускать из виду!

Федя, чуть отваливая в сторону моста, наметил себе ориентиром старый корявый вяз на берегу воложки. Он бежал, словно на районных соревнованиях боролся за честь школы. Соревнования эти проходили самой последней предвоенной весной здесь же в займище. И надо было в эстафете на своем этапе не потерять выигранного раньше времени.

Женька тоже чешет правее дяди Пети, только пятки мелькают. Старается. А как же, дядя Петя Евгением его назвал. Дядя Петя — молодец, умеет он с ребятами…

Дальше Федя думает о том, как он будет действовать, если первым выйдет на диверсанта.

* * *

Галя не сразу поняла, что произошло. Она не торопясь шла через брод. Даже остановилась и покрутилась на одной пятке, делая дырочку в песке. Песок был чистый-пречистый и приятно скрипел под туфелькой. В другой раз она обязательно поиграла бы на таком песке, например, построила бы дом, в каком она жила в Сталинграде. Но сейчас, во-первых, холодновато для игры в песке, а во-вторых, у нее дело в займище, она пришла сюда не играть.

Перепрыгнув узенький ручеек, каким здесь протекала воложка, Галя стала подниматься на берег. И вот тут с ней что-то произошло. Сначала она услышала страшный рев и гул, и земля у нее под ногами задвигалась.

Галке даже показалось, что все это не наяву происходит, потому что все было хорошо-хорошо — и сразу загрохотало, засверкало. Потом Галя поняла: бомбежка! Вой самолетов, грохот разрывов не прекращались. Тогда Галка стала потихоньку подниматься на берег, чтобы посмотреть, где это. Стояла и смотрела, как бомбили фашисты нефтебазу на той стороне Волги, как вспыхивали, будто спичечные коробки, баки.

Потом самолеты пропали, улетели, только пожар за Волгой, на высоком ее берегу, не пропадал. Страшное не исчезало. Галка повернулась в сторону слободы и тут увидела человека. Он стоял в кустах тальника, в руках у него Галя увидела нацеленный в небо пистолет. Сначала она подумала: это кто-то стреляет из нагана в фашистские самолеты. Но тут в небо взвилась красная ракета. Описав дугу, ракета стала падать в сторону леска на южной окраине слободы. И тогда Галка поняла: этот человек подает сигнал фашистским самолетам, что еще надо бомбить. Вот когда Галке стало совсем страшно. Диверсант был в каких-то трехстах метрах от нее, он пока не видел ее, потому что смотрел в другую сторону, но он сейчас повернется…

Мужчина не повернулся, а быстро спустился с берега и пропал в кустах. И тут Галка вспомнила, как надо поступать, когда очень-очень страшно. Она пошла в сторону кустарника, на человека в фуфайке, она пошла навстречу страху и закричала, не слыша своего крика:

— Стой, фашист, стой!..

ТРИДЦАТЬ ТРИ ГОДА СПУСТЯ

В этой заключительной главе автор рассказывает о том, как он писал свою книгу

Эту повесть я не придумал, а пересказал. То есть все, о чем в ней написано, было в действительности. Мне это важно сказать. Велика ли беда, если пришлось изменить кое-какие фамилии и имена, и велика ли беда, если некоторые подробности, следуя логике характеров и развития событий, я домыслил.

С самой Красной Шапочкой мы знакомы давно. Лет десять назад работали вместе, в одной комнате сидели.

Однажды сидели работали, а потом она и говорит мне:

— А знаете, Александр Иванович, я ведь в войну в вашей Николаевке жила, с сестренкой Ниной, а потом и мама туда приехала. Может, мы и встречались там.

— В каком году вы жили в Николаевке? — спросил я, заинтересовавшись.

— С конца августа 1942 года и до осени следующего.

— Могли, — согласился я. — Меня в армию взяли весной сорок третьего.

Ну тут и пошло. Я свое из тех лет вспоминаю, а Галя свое. Особенно радовались, когда вдруг, вспоминая каждый свое, называли одни фамилии, имена, события. Значит, мы на самом деле были где-то рядом в то время и на самом деле могли встречаться. Ходили по одной улице и не знали, что через двадцать лет будем работать вместе…

Наверняка знаю, где жили первое время Беляковы, и хозяйку дома Марию Ивановну Кречко знаю, которая в годы войны детский дом в своей избе организовала для ребятишек, чьи родители