Там, где поют соловьи - Елена Чумакова

же время у нее глаза то и дело наполнялись слезами при мысли, что она расстается со своими милыми заботливыми сестрами. Она вскакивала, обнимала и целовала каждую. Ее «штормило».

– Может, зря ты торопишься? – с беспокойством спросила Наталья. – Все-таки такой срок… Неровен час, родишь дорогой. Подождала бы у нас, родила дома, а потом бы уж, как малютка окрепнет, и отправлялась в путь.

– Что ты такое говоришь?! – перебила ее Анна. – Не слушай ее, Оля, поезжай сейчас, пока тепло, пока ребеночка кормить-пеленать не надо. Опять-таки Лео рядом, есть кому позаботится о тебе. Как потом одна, да с ребенком, да в зиму? Не до Уфы, я чай, дорога. Подальше!

– Правильно, – поддержала Анну Глафира, – решила жить с Лео, будь с ним рядом, не отпускай одного. Мужчины, они, знаешь, как дети, глаз да глаз…

А Даша ничего не говорила. Она только вздыхала да тихонько гладила сестру по спине.

Наконец, на третий день, все было уложено в узлы и чемоданы, упакована провизия в дорогу, весь багаж перенесен в пролетку кузена Степана, настало время прощаться.

Труднее всего далось расставание с отцом. И Агата, и Степан Фролович понимали, что, возможно, им не суждено боле увидеться. Отца не оставляло чувство вины, что он так и не смог должным образом позаботиться о будущем своей непутевой младшей дочки. И грустно было при мысли, что, вероятно, не увидит будущего внука или внучку. Они говорили друг другу какие-то малозначащие слова, пряча за ними свою растерянность и грусть.

Уже садясь в пролетку, Агата вспомнила, повернулась к старшей сестре:

– Анна, и все-таки, как ты узнала адрес Лео? Почему решила написать ему?

– Тоже мне, задачка! – хитро прищурилась Анна. – Ты, когда приехала, депешу в Петербург отправляла?

– Да, с почты.

– А у меня муж где служит? То-то! Все депеши регистрируются. Вот Григорий и нашел адрес твоего Лео. А написала потому, что знаю – жить надо с тем, кого любишь. Ну ладно, поезжай уже! Да нас не забывай, сестренка, пиши. Ждем в гости уже втроем.

Анна перекрестила сестру, поцеловала в лоб и подтолкнула к экипажу. В какой-то момент Агате показалось, что Анна вздохнула с облегчением. А может, просто показалось?

Пролетка тронулась и вскоре свернула на Миллионную. Отчий дом, родня, все осталось за поворотом. Мимо замелькали знакомые здания гимназии, реального училища, управы, стройные колокольни храмов, запруженный торговцами, покупателями, телегами рынок на Троицкой площади. Еще один поворот, последние дома… И вот уже кони понеслись по Бирскому тракту.

Петербург встретил их теплым летним дождем. По Невскому катили коляски с поднятым верхом. Знакомые дома улыбались промытыми стеклами. И Агата счастливо улыбалась им в ответ, словно старым друзьям. Вот вывеска любимой кондитерской. А вот блестят мокрые крупы вздыбленных коней на Аничковом мосту. Коляска свернула на набережную Фонтанки, еще немного… Агата привстала от нетерпения… Вот он, дом, в который так стремилась ее душа! И все вокруг по-прежнему, будто и не уезжала она никуда.

В квартире стоял несвежий запах холостяцкого жилища. Агата раздвинула пыльные шторы, распахнула окно. В комнату ворвались легкий влажный ветер и лучи солнца, пробившиеся сквозь пелену уползающих туч. В потоке света заплясали пылинки.

– Ох, сколько здесь уборки, – оглядевшись, покачала головой Агата, – вас, мужчин, только оставь одних…

– Вот и не оставляй меня больше. Никогда! – Лео обхватил сзади ее округлившуюся фигуру, прислушался к толчкам – свидетельствам будущей жизни – счастливый, уткнулся носом в волосы любимой женщины.

Замелькали один за другим теплые, радостные дни. И снова по воскресеньям они вместе, словно не было меж ними размолвки, гуляли по набережным, по проспектам и Летнему саду, катались на пароходике по каналам, ели мороженое в кондитерской. Каждый день Агата с особым чувством готовила ужин, выглядывая в окно знакомую фигуру Лео. Узнавала его издали по стремительной походке. Как только хлопала дверь парадного, снимала фартук, поправляла прическу и спешила в коридор. Мысленно считала ступеньки, зная, что Лео преодолевает их, перешагивая длинными ногами через одну, и распахивала дверь ровно в тот момент, когда он ступал на лестничную площадку. И это был их ритуал, их маленький ежевечерний праздник после целого долгого дня разлуки.

Вот только с подвенечным платьем как-то не получалось. Сразу по возвращении в Петербург они пошли в ближний храм, потом в другой… третий. Везде им говорили одно и то же. Лео предложил отложить венчание до возвращения в Америку, где в протестантской церкви все будет проще. Агата вынуждена была согласиться. С грустью отметила, что Лео повеселел, вздохнул с облегчением. Впрочем, в огромном городе никому не было дела, венчанные они или невенчанные. Она и сама успокоилась, привыкла к существующему положению, гнала из головы неприятные мысли. Не хотелось отравлять хорошие дни ссорами. Ведь главное это то, что они вместе, а остальное мелочи, всё как-нибудь устроится. Об отъезде в Америку старалась не думать – это еще когда будет! А может быть, случится чудо, и они останутся в Петербурге навсегда! Она молилась об этом каждый день.

Агата обратила внимание, что прошло уже несколько недель после ее возвращения, но ни разу в их квартире не появились прежние друзья Лео. Это показалось ей странным. Любимый пояснил снисходительным тоном умудренного жизненным опытом мужчины:

– Все эти разговоры о справедливом переустройстве мира, о равенстве и братстве, по сути, утопия. Мечты прекрасные, но нереальные. Миром правят деньги и только деньги. Так было, есть и будет. Не стоит играть в эту игру. Пошалили и хватит. Ты ведь не хочешь, чтобы меня выгнали и с работы, и из России?

Агата согласилась с доводами Лео, но была немного разочарована. Вспомнила Матвея, друга Даши. Вот уж он бы с Лео поспорил! Его опасность не пугала и не останавливала. И он не был похож ни на искателя приключений, ни на наивного идеалиста. Скорее, он был человеком твердо убежденным в правильности учения Маркса и возможности революции. Агата в этих вопросах плохо разбиралась, не ей судить, кто прав, Матвей или Лео, но интуитивно чувствовала, что Лео в этом сравнении проигрывает. Матвей готов был за свои убеждения идти на риск, жертвы, а Лео нет. Невольно стала задумываться, а хватит ли у него духу противостоять своим родителям ради нее, Агаты, если до этого дойдет? И как ни убеждала себя, что, конечно, хватит, ведь это совсем другое, они так близки, так необходимы друг другу, их связывает будущий ребенок, любовь… Но червячок сомнения, раз зародившись, никуда не исчезал, затаился где-то в глубине сознания.

Первый снег сыпался редкими колючими крупинками, словно кто-то там, в предрассветном небе, лениво просеивал манку. Белая пороша едва прикрыла замерзшую мостовую набережной Фонтанки. Агата, стоя у