СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ - Юрий Рожицын

   Свернули во встретившийся отвод и через минуту еле живые выбрались из него. Осклизлая, сужающаяся труба встретила их невыносимым зловоньем, и Костя, теряя сознание, опустился на пол. Сергей подхватил лейтенанта под мышки  и, обмякшего; безвольного,  выволок из опасного хода.

   Постепенно пообвыкли, реже стукались о свод и стены головами а плечами, но сознание притупилось, появилось безразличие, захотелось прилечь и уснуть. Онемела спина, воспалились и слезились глаза, нарастала сонливость.

   Сергей потерял счет времени, а на часы сил не хватало взглянуть. Казалось, нет ни конца, ни краю проклятым ходам. Поплутают, поплутают, уткнутся в тупичок, а вернуться не сумеют. То-то крысам будет радости! Нет, они выйдут, обязательно выйдут, как только наткнутся на колодец. И гестаповцы, поди, додумались, куда они исчезли. Живыми черномундирники их не возьмут. «Вальтеры» и парабеллум с полными обоймами, два запасных магазина к автомату, а в третьем патронов на донышке, да гранаты. Они устроят фрицам красивую встречу!..

 — Сережка, сквозняком потянуло! Чуешь?

 — Ха!.. И дымком припахивает...

   Спотыкались, натыкались на невидимые препятствия, бежали из последних сил. Пусть ждет их наверху враг, пусть предстоит неравный бой, лишь бы не сгинуть бесследно в этом вонючем крысином царстве, уйти от смрада, гнилой плесени, жирных паучьих тенет. Луч фонарика выхватил из вязкой темноты крутую металлическую лесенку. Лисовский схватился за шершавую, изъеденную ржавчиной, перекладину, как утопающий хватается за соломинку, и, сгорбясь, приник к ней лицом. У Сергея кружилась голова, вспыхивали и гасли перед глазами радужные искорки, но он переборол слабость. Отдал портфель  лейтенанту, передвинул автомат на грудь, взвел пистолет.

 — Отойди, а то еще гранату кинут... Хоть ты в живых останься.

 — На кой ляд мне одному в живых оставаться? Лезь, а то меня вот-вот наизнанку вывернет! Лезь, говорю...

   Груздев чуть приподнял чугунную крышку, плавно сдвинул ее в сторону и, не вылезая, прислушался. Вроде бы ничего подозрительного. В настороженной тишине, казалось, пощелкивали разномастные звезды. Высунул голову, огляделся. Кустарники, обкарнанные деревья на черно-лиловом фоне, силуэты невысоких домов с крутыми крышами. Рывком выскочил из люка, распластался на мостовой. Минута... вторая... третья... Ветку ветерком не шелохнет, воробей спросонья не чирикнет. Подполз к люку, тихонько свистнул, протянул руку в колодец. Костя подал портфель, следом поспешно сам выбрался. Повалился на камни, шумно, не веря избавлению от преисподней, вдыхал холодноватый ночной воздух, пальцами блаженно ощупывал булыжники мостовой. Пока он отдыхал, Сергей на место поставил крышку люка.

   Кинулись к кустам и залегли отдышаться. Прояснялась голова, постепенно возвращались силы. Не замечали ночной сырости, ноябрьской стылости, не хотелось даже шевелиться. Приподнял шум приближающегося мотора. Сергей сдернул автомат и тоскливо подумал, как тошно живется, когда на тебя, как на дикого зверя устраивают облавы, пытаются выгнать на пулю. Он раздвинул колючие ветки боярышника и увидел, как остановилась машина у люка, ослепив парня узким лучом света при развороте. Из автомобиля вышли двое мужчин и скрылись в ближайшем палисаднике, а машина тихим ходом свернула в недалекий переулок.

   Груздев напряженно следил, недоумевая, куда подевались гитлеровцы. Но вскоре за деревцом вспыхнул крохотный огонек и тут же погас. Видать, в палисаднике прикурили от зажигалки. Устроили засаду! — догадался парень, и волосы шевельнулись под фуражкой. Задержись они под землей и тепленькими угодили бы в лапы гестаповцев.

 — Сматываемся, — шепнул он Косте,— жареным запахло! Теперь Сергей остерегался  выходящих  на поверхность колодцев подземных катакомб. Еще счастье, что деревца и кустарники протянулись вдоль бульвара, своей жидкой тенью прикрывая крадущихся парней. Перед каждым перекрестком они надолго застывали, зорко всматриваясь в мостовую: не блеснет ли луна металлом, не вспыхнет ли где сигарета, не донесется ли сдержанный говор. Но, то ли катакомбы ушли по другому направлению, то ли колодцев здесь не устраивали, засад больше не встретилось, подозрительных шорохов не слышалось.

   Небольшие дома под островерхими крышами, ровно подстриженные деревья в садах, узкие тропинки... Местность смахивала на сельскую, и Груздев недоумевал, в Берлине они или, незаметно для себя, в его окрестности перекочевали? Спало нервное напряжение, и свинцом налились мышцы, слабость и разбитость расползлись по всему телу. Костя не выдержал и спиной привалился к дереву.

 — Хоть бы собака залаяла, а то мертвечиной несет. Забились немцы в норы, носу не высунут.

 — Где бы вздремнуть, и хоть бы денек не видеть эсэсов.

 — У меня, молодые люди! — раздался русский голос, и Сергей мигом упал под куст, повернув в ту сторону автомат, но в последнее мгновенье удержал палец, не нажал на гашетку. — Не стреляйте, я безоружен!

   Груздева успокоила уверенность в голосе неизвестного, чистый русский говор.

 — Кто ты?

 — Ваш соотечественник!

 Этап пятый

Исповедь бывшего каппелевца □ Наследство штандартенфюрера □ Предательство гравера □ «Оппель-капитан» меняет хозяина □ Женевьева □ Погоня в лесу

   Костя повернулся на бок и проснулся от скрипа диванных пружин. Сперва не понял, почему не торопится вскочить на ноги и вообще никуда не спешит. Потом вспомнил, где он находится, и успокоился. Сунул руку под подушку, коснулся рубчатой рукоятки «вальтера» я лениво подумал, не подремать ли еще минуток сто. Закрыл глаза, но негромкий разговор из соседней комнаты мешал сну.

 — ...карательные экспедиции проводили Красильников, Дутов, Анненков и иже с ними, — поскрипывал голос их нового знакомца. — Владимир Оскарович не признавал этих самозванцев. Никогда, бывало, не подаст руки, только издали козырнет. Он брезговал насилием, считал, что верховный правитель компрометирует себя перед цивилизованным миром, держа на службе атаманов-самозванцев. Кстати, сам Александр Васильевич по натуре своей был добрым, отзывчивым человеком...

 — Ха! — раздраженно откликнулся Сергей. — По сю пору в Сибири ребятишек колчаками пугают. Добрый, отзывчивый... Осиновый кол в его могилу! Но как вы, Александр Магдарьевич, связались с белогвардейской сволочью, против народа поперли! Ведь учителем значились...

 — Милый юноша! Политически я был слеп, малоразвит. А тут в офицерском корпусе пронеслось: измена! Большевики продали Россию кайзеру Вильгельму. Я — русский патриот, не мыслил себя вне России. Когда в Сибири восстали чехи, я и подался туда, чтобы защищать ту Россию, которую знал. О зверствах атаманцев, поездах смерти узнал позднее, когда уже ничего нельзя было изменить...