СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ - Юрий Рожицын

   Загнали его в какой-то дальний тупик. Едва звякнули при остановке буфера вагонов, как из на куски исполосованного прожекторными лучами неба на затемненную станцию с невидимых самолетов градом посыпались бомбы. Жарко полыхнуло ослепительно белое, пламя, ночными мотыльками запорхали хлопья сажи, дико взвыли сирены. На воинские эшелоны, пассажирские вагоны, товарные составы дождем хлынули снаряды, пули, бомбы. Эсэсовцы, забыв о мертвецах, разбежались по станционным путям, стремясь поскорее убраться из опасного места.

 — Кромешный ад! — задыхаясь, ворчал Сергей. — Иголки на земле сосчитаю, а перед собой ничего не вижу.

 — Как бы под осколок или пулю не угодить! — волоча тяжелый портфель, отозвался Лисовский. — Обидно от руки союзников погибнуть.

 — Хрен редьки не слаще, от союзников, аль фрицев... Вроде бы английские «стирлинги» бомбят?

 — Нет, «либерейторы», — вслушался Костя в гул моторов. — Они у нас как-то приземлялись... Включи фонарик, ослеп совсем...

 — Ты че, опупел? Пристрелят как миленьких, скажут, самолетам сигналы подавали.

   Недалеко отошли от своего состава, как позади раздался сильный взрыв и воздушная волна опрокинула на мазутную землю. Поднялись, ощупали себя: вроде бы осколками не зацепило, обернулись, а их поезд разорвало на куски, разбитые вагоны занялись оранжевым пламенем.

 — Приехали-и! — ошеломленно протянул Сергей, вытирая заслезившиеся глаза.

Костя содрогнулся:

 — Задержались бы на пять минут и...

   Кашляя и чихая от едкого дыма, ползли под вагонами, перебирались через тормозные площадки, скатывались в дымящиеся воронки, натыкались на скрученные жгутами рельсы, наугад брели нескончаемыми путями, потеряв всякую надежду выбраться отсюда живыми. Обошли завалившийся, исходящий паром локомотив и в густой мгле едва не угодили в огненное озерко. Тут разбилась зажигательная бомба и земля, пропитанная жидким фосфором, горела и плавилась. Неподалеку, в чадной пелене, громыхнули буферами вагоны, раздался истошный человеческий крик и оборвался.

 — Задыхаюсь! — с всхлипами втягивал Лисовский продымленный воздух. — Сил моих нет...

 — Давай портфель, я подюжей... Шибче, шибче шагай. Костя! На вход в подземный туннель набрели, когда силы были на исходе.

   Шатаясь, спустились по лестнице, прошли мимо вырванной взрывной волной толстой двери, попали в длинный, похожий на женский чулок, переход. Тускло светили сохранившиеся синие лампочки под бетонными сводами, валялись чемоданы, узлы, шляпки, брошенные в паническом бегстве. Мощный взрыв тряхнул землю над головой, в своде прорезалась узкая расщелина, из нее тонкой струйкой посыпался песок.

   Бегом домчались до лестницы, выводящей из туннеля, и у двери наткнулись на мужчину с повязкой на рукаве.

 — В бомбоубежище немедленно, господа! — вталкивая в какой-то коридор, закричал он. — Без разговоров! Приближается вторая волна бомбардировщиков!

   Проталкиваясь в полумрак, парни видели женщин и детей, немногих мужчин. Взрослые насуплены, ребятишки испуганно всхлипывают. Матери их успокаивают, закрывают плачущие рты ладонями, пытаются усыпить. «Довели фрицы  людей...» — сочувственно подумал Сергей, да и застыл с открытым ртом, сообразив, что находится среди немцев. Себе удивился, не ощутив привычной ненависти. Да и как злобиться на детишек, не спящих поздним вечером, на немок, потерявших голову от страха, непрерывных бомбардировок, тоскливой неустроенности.

   Присели в тени железобетонной арки. Неподалеку расположился малый в серо-голубой форме люфтваффе. Летчик, офицер. Вздрагивает от каждого тяжелого бомбового удара, опасливо косится на потолок. А сам, поди, хвастал после вылетов, как ловко угодил бомбами в жилые кварталы, эшелоны с беженцами. Напротив компания парней в блестящих макинтошах с непокрытыми головами. Белокурые волосы гладко зачесаны назад и собраны на затылке, как у женщин. Эти, видать, еще не нюхали пороху, для них война не потеряла интереса.

   Воздушную тревогу отменили около полуночи. У выхода из бомбоубежища стояли гестаповцы в штатском и жандармы и проверяли документы. Сергей и Костя переглянулись: неужто влипли! И деваться некуда. Останавливали мужчин, досконально проверяли паспорта, удостоверения, пропуска, тщательно сверяли фотографии. Парней в макинтошах отвели в сторону, где стояли около десятка задержанных немцев.

   Сергей расстегнул плащ, поудобней сдвинул автомат и подошел к двери.

 — Ваши документы?

 — Мой брат после контузии и черепного ранения потерял слух и речь, — поспешил Костя на выручку и подал удостоверения «гитлерюгенда». Из них на пол скользнул снимок. Гестаповец проворно его поднял, рассмотрел, прочитал надпись и, не раскрывая документов, вернул, нетерпеливо сказав:

 — Проходите!

   Вокзал, огромный, запутанный, со множеством залов, ходов и выходов, людскими толпами и многошумьем, ошеломил парней, показался нескончаемым. Они долго бы плутали по нему, не заметь Костя на стене его план. Разобрался и повел Сергея кратчайшим путем. Вышли на привокзальную площадь с чахлым сквериком и остановились у фонарного столба, беспомощно озираясь по сторонам.

 — Силезский вокзал, — объяснил Костя, — крупнейший в Европе. Настоящая крепость. Видел, стены из пушки не прошибешь.

 — Дойдем, прошибем... А не переночевать ли нам здесь? Куда попремся на ночь глядючи...

 — Опасно оставаться, снова в облаву попадем. Лучше где-нибудь в саду ночь избудем.

   Мимо торопливо пробегали редкие прохожие, не обращая внимания на развалины домов, пожарников, тушивших пылающие здания. Немцы спешили к недалекому входу в подземный туннель. Костя проследил за ними взглядом и обрадованно проговорил:

 — Метро! Поехали. В Москве я катался на метро.

 — То в Москве, а то здесь, — скептически заметил Груздев, — И к кому нам ехать, кто нас ждет? Ладно, ладно, не кипятись...

   В вагоне пассажиров битком. Парней притиснули к стенке, пожилой немец уперся Сергею в бок, но локтем почувствовал металлическую жесткость автомата и испуганно откачнулся. Поднял глаза, рассмотрел руны в петлице, череп на фуражке и втиснулся в подавшуюся толпу.

   Из метро вышли на конечной остановке и бесцельно побрели запутанной улочкой, зажатой двумя рядами домов. В подслеповатых оконных проемах ни огонька, ни искорки, лишь желтые блики от появившейся луны отражаются в стеклах, крест-накрест проклеенных бумажными полосками. Вымершие кварталы, безлюдные перекрестки улиц, безгласые трупы жилых зданий... Костя понял, что на ночлег им нечего рассчитывать, в частых сквериках не уснешь под кустом или на скамейке из-за холода и сырости. Зря уговорил Сергея покинуть Силезский вокзал. Там полно пассажиров и погорельцев, а поезда до утра вряд ли пойдут, пока не восстановят железнодорожные пути, растащат завалы, наладят сигнализацию...