Зло, которое творят люди - Сандроне Дациери

Мацца потрудился приехать, чтобы сказать ей об этом лично. – Мне сообщили, что он сгорел заживо.

– Это еще не официально. И потребуется время, прежде чем станет официальным. Коллеги из тюремной полиции порядком напортачили, – сказал Мацца. – Что тебе рассказали?

– Только это. Что вас беспокоит?

Мацца вытер лоб.

– Итала, мне известно, как закрываются дела. И я знаю, какую роль сыграла ты.

– Вы сами советовали мне оказать услугу магистрату… – проговорила Итала, чувствуя, что краснеет… а такое случалось не часто. Она провела стаканом по щекам.

– Но я же не знал, что речь идет о подобных вещах. Знаешь, что произойдет, если все всплывет?

– Катастрофа. Но этого не случится. Не через меня.

– А что, если кто-то возобновит дело Контини? Оно ведь еще не дошло до Кассационного суда.

– Никто ничего не найдет. Свидетелей нет.

– А твои ребята?

– У меня все схвачено. Но чего вы боитесь? – спросила Итала, которая уже пришла в себя и начала раздражаться.

– Итала… если начнут расследование в отношении тебя и докопаются до Биеллы… Мы с тобой предприняли некие действия на грани закона, чтобы уладить ситуацию.

– Если я впуталась в историю с Контини, то именно для того, чтобы это не всплыло. Или вы боитесь, что Нитти нарушит слово? Раз уж мы говорим о нем, бессмысленно делать вид, что вы об этом не знаете.

Мацца со вздохом налил им обоим по стакану воды.

– Он был бы идиотом. Все, что ему нужно сделать, – это отрицать свою осведомленность, чтобы выйти сухим из воды. И ты не сможешь доказать, что действовала с ним в сговоре.

– Конечно нет. До суда мы встречались всего однажды. Если бы я не отправилась на встречу с микрофоном, – в шутку сказала Итала. Никогда в жизни она не сделала бы ничего подобного.

– Тебе бы понадобилась машина времени. Я буду держать ухо востро на случай, если заварится что-то странное. Хотя ты и успокоила меня, но я предпочитаю держаться начеку. И тебе желательно делать то же самое, по крайней мере, до тех пор, пока мы не убедимся, что все в порядке.

Мацца продолжал говорить, но Итала перестала его слушать и сосредоточилась на музыке карусели, которую доносил ветер. Когда она была маленькой девочкой, луна-парк приезжал в ее город на праздник святого покровителя, и для карусели использовали настоящих лошадей – пони, привязанных к своеобразному жернову. В отличие от своих братьев, Итала никогда на ней не каталась, потому что эти пони приводили ее в ужас – покрытые собственными фекалиями и облепленные мухами, вынужденные ходить кругами, пока их не продадут на убой.

Она спрашивала себя, не ждет ли и ее та же судьба.

В предыдущие два часа до встречи с Маццей Итала не тревожилась о том, что смерть Контини может создать ей неприятности. Даже если нож, который она подбросила ему, отправят на повторную экспертизу, никто не сможет определить, как он попал в его дом. Однако Мацца примчался через минуту после того, как услышал новость, и это вызывало беспокойство. О чем он умалчивает?

Поэтому отпуску пришел конец.

Мариэлле, свекрови, пришлось не по вкусу ее преждевременное возвращение. Итала забронировала для нее и сына другую гостиницу, лучше той, где они размещались до сих пор, но свекровь явно осталась недовольна ею, как и тем фактом, что их поселили в номере для некурящих.

– Ты будешь жить с Чезаре. Хочешь, чтобы он дышал твоими вонючими сигаретами?

Мариэлла презрительно улыбнулась, не вынимая окурка, зажатого в углу рта:

– Продолжай сдувать с него пылинки, и из него вырастет женоподобный гомик.

– Мне плевать на твое мнение, не кури ему в лицо. И прекрати забивать ему голову чушью. На днях он ударил мальчика за то, что тот сказал что-то про его загар.

Мариэлла приподняла бровь:

– Дети всегда между собой дерутся, так они растут.

– Только не мой сын!

– Не забывай, что он твой сын только до тех пор, пока я это позволяю!

Итала увидела, как медленно душит ее. Представила, как лицо Мариэллы становится того же цвета, что и крашеные волосы, а глаза лопаются: хлоп-хлоп.

Но она этого не сделала, и обе они знали, что она не сделает этого никогда. Свекровь повернулась к ней спиной и начала срывать с кровати белье.

– Его только что поменяли, – устало сказала Итала.

– Не хочу спать среди чужих волос.

– Оно чистое!

– Знаю я, как стирают белье в гостиницах.

– Разумеется, ты у нас все знаешь…

Мариэлла искоса глянула на нее, затем достала из чемодана белье, привезенное из дома.

– Не все, но достаточно. Оставь мне денег перед отъездом.

– Я уже давала тебе деньги.

– Здесь жизнь дороже.

Итала достала из кармана свернутую пачку купюр с портретом Караваджо, отсчитала двадцать и положила на тумбочку.

– Постарайся потратить что-нибудь на Чезаре.

– Нечего кочевряжиться, я-то знаю, как ты их заработала.

Хлоп-хлоп...

Итала вышла, так громко хлопнув дверью, что из соседних номеров высунулись постояльцы. Затем попрощалась с сыном, который остался равнодушным к ее объятиям.

– Ты вечно обещаешь, что мы побудем вместе, а потом уезжаешь.

– Ты же видел, что меня искали по делу. Мне тоже не хочется уезжать, но это правда необходимо. Всего на несколько дней.

– Все равно я буду с бабушкой.

Итала села в машину, чувствуя ком в горле, и единым духом доехала до дома в Пьяченце. Двигатель всю дорогу повторял ей, что она хреновая мать.

Вечером Амато приехал к ней с неведомо откуда взявшейся бутылкой Johnnie Walker с синей этикеткой, каких Итала никогда раньше не видела.

– Меня не было всего дней десять, а кажется, будто я вообще не уезжала, – заметила она.

– Надо уметь отключаться.

Амато налил ей стакан, прежде чем выпить самому. Итала не отличала одно спиртное от другого, но сделала вид, что оценила хваленый виски с синей этикеткой.

– По-твоему, это я не отключаюсь? Ты сам разыскал меня.

– Я же не ожидал, что ты немедленно рванешь сюда.

– Ты не виноват, так уж я устроена. У тебя есть надежные знакомые в кремонской тюремной полиции? – спросила Итала, подогрев мозги алкоголем.

– Ну, есть один… – без особой радости ответил Амато. – А что?

– А то, что мне нужна информация из первых рук.

– Хм… Зачем?

– Только чтобы закрыть эту историю у себя в голове. Хочу перестать о ней думать.

Вскоре Амато откланялся, оставив Италу мучиться изжогой. Чтобы справиться с ней, она намазала себе крекеры паштетом из тунца – другой еды в доме не было.

Новая квартира, побольше предыдущей, находилась в старинном