Родовые сны - К Столяров

Остроумие Бориса Николаевича при жизни было окружено легендами.

Мы тихо вошли в священный мхатовский зал. Владимир Вячеславович представил всех Ливанову. Нам предложили сесть, и вдруг Борис Николаевич заинтересовался необычным костюмом нашего "шефа". Белокуров в то время снимался с актером МХАТа Леонидом Харитоновым в кинокартине "Сын". Работа над фильмами тогда вообще проводилась очень тщательно. Роль не только целиком репетировалась заранее (в актерской среде этот период, связанный с дружеским общением, именовался застольем), но и накануне съемок обсуждался и репетировался каждый эпизод. Специально приготовленные для съемок костюмы в течение месяца, а иногда и больше, "обнашивали", то есть ходили в них повседневно, конечно, если это были современные одежды, чтобы они были удобны и на экране выглядели естественно. На Владимире Вячеславовиче был "съемочный" свитер с поперечной полосой на груди - очень модная в пятидесятые годы модель. Внимательно оглядывая своего друга и коллегу, Борис Николаевич, вероятно, уловил тонкий знакомый запах, исходящий от нашего "шефа".

Подняв бровь и отступив на шаг, Ливанов произнес своим удивительным голосом, указывая на полосу:

- Скажи, Володя, а это у тебя что... линия налива?

П. П. КАДОЧНИКОВ

Павел Петрович Кадочников был другом и ровесником отца. У них не только была общая страсть - оба заядлые охотники,- но и общая "вера" в искусстве. Павел Петрович, так же как и отец, подвергался критике со стороны киночиновников за слишком энергичное, с их точки зрения, отстаивание прав актеров в кинематографе.

Они вместе снимались в кинофильмах "Далеко от Москвы" и "Голубые дороги". Когда мы приезжали в Ленинград, обязательно бывали в доме Кадочниковых. Отец ездил на охоту к Павлу Петровичу на Карельский перешеек, где у Кадочниковых была дача. Когда у нашей собаки Эри появились щенки, Павел Петрович попросил одного для себя.

В те времена в поезд "Красная стрела" собак не пускали. Переправить щенка в Питер взялся актер нашего театра, товарищ Павла Петровича Владимир Балашов.

Мы посадили щенка в картонную коробку с дырочками, отвезли на Ленинградский вокзал, где и вручили В. Балашову.

По рассказу последнего, все шло спокойно до того момента, когда утром в купе проводница принесла чай. Щенок проснулся, стал поскуливать и потихоньку лаять. Чтобы спасти положение, Балашов, к ужасу проводницы, вдруг стал лаять!

Наверное, случился бы скандал, но, к счастью, проводница узнала популярного в то время артиста кино и, видимо, решила - артисты способны на любые шалости. Все закончилось традиционным автографом, и щенок был доставлен хозяину, с которым в радости и согласии прожил до конца своих дней.

Однажды я вместе с отцом и Павлом Петровичем ехал из Калинина в Питер на съемку кинофильма "Тайна двух океанов". День стоял жаркий, наш черный интуристовский ЗИМ основательно раскалился. Решили остановиться, попить воды, передохнуть. Притормозили в маленькой деревеньке у сельпо. Отец пошел в магазин за водой, а мы остались около машины.

Откуда-то появился пожилой небритый человек и долго, с неприязнью осматривал наш блестящий лаком и хромом автомобиль. Долго и сердито разглядывал интуристовский знак - глобус с крылышками, неодобрительно покосился на щеголеватого шофера. Скорее всего он принял нас за важных партийных функционеров. Наконец обратился к старшему - Павлу Петровичу - с вопросом-утверждением:

- Вот так, значит, и ездиете?!

- Ездим,- односложно ответил Кадочников.

Небритый незнакомец указал рукой на интуристскую эмблему с глобусом:

- Вот так, значит, вокруг шарика и катаетесь?

- Иногда приходится,- подтвердил Павел Петрович.

- Да-а-а...- на выдохе произнес наш собеседник и вдруг с неожиданной горечью воскликнул: - Го-осподи! Да когда же все это кончится?..

- Ну, вот, вроде бы, кончилось, да началось что-то другое. А когда оно кончится?!

А. Д. ДИКИЙ

Первым наставником отца в актерской профессии был Алексей Денисович Дикий. В начале тридцатых он вел актерскую студию в Доме ученых, основанную еще Марией Федоровной Андреевой. По рассказам отца, Дикий был великим режиссером, выдающимся актером, мудрым и справедливым человеком. Хорошо зная театр, он умел быть снисходительным к закулисной суете, к распространенным театральным порокам. К наградам относился скептически, считая, что они в среде творческих работников порождают зависть и групповщину. Вспоминая знаменитое актерское выражение "против кого дружим", Алексей Денисович комментировал его так: "Не важно, что тебе дали орден; важно, что орден не дали твоему товарищу".

Однажды руководство Малого театра, в котором работал Дикий, решило провести показательное собрание коллектива и заклеймить молодую и популярную Валентину Серову, время от времени появлявшуюся в театре "не в форме". Роли были распределены, теперь с обличением должны были обрушиться "хранители традиций" - "корифеи" театра.

На собрании каждое выступление, как правило, начиналось со слов: "В этих стенах..."

- Как вы могли в этих стенах, где творили Садовские...

Или:

- В этих стенах, которые видели Щепкина...

Или:

- Появиться в этих стенах, где блистал Остужев... и т. д.

Алексея Денисовича стал раздражать однообразный хор официальных борцов за чистоту стен. Его возмутило ханжество соратников по цеху. Он неожиданно встал и, вопреки договоренности, заявил, обращаясь к "знаменитым старухам" Малого театра:

- Что это вы все: в этих стенах, в этих стенах... Да в этих стенах уже много раз капитальный ремонт делали!

Н. П. СМИРНОВ-СОКОЛЬСКИЙ

Я вспоминаю рассказы отца о замечательном человеке - Николае Павловиче Смирнове-Сокольском. Он был выдающимся библиофилом, знатоком отечественной культуры - собрал одну из лучших коллекций редких книг ХVIII - XIX веков и завещал ее Центральной государственной библиотеке им. В. И. Ленина. При мне Николай Павлович был уже пожилым человеком, немного печальным и усталым, с неизменным голубым бантом на шее. Мне довелось несколько раз выступать с ним. В конце 50-х годов его имя было окружено легендами, а эрудиция, остроумие и находчивость вошли в пословицы и актерские поговорки.

В середине 40-х годов отец был членом комиссии по прослушиванию чтецов-декламаторов. Председательствовал Смирнов-Сокольский, известнейший артист эстрады прошлых десятилетий. У многих еще были на слуху его великолепные импровизации на сцене - "Утром в газете - вечером в куплете".

Один из конкурсантов проявил удивительную настойчивость, требуя для себя награды, хотя его исполнительский уровень вызывал сомнение: дикция оставляла желать лучшего, а речевой диалект был отчетливо слышен. Но чтецу казалось, что оценка комиссии явно занижена. Отец тактично перечислил его профессиональные погрешности, но самовлюбленный фигурант не желал ничего понимать. Тогда отцу пришлось обратиться за помощью к Николаю Павловичу. Тот внимательно оглядел незадачливого чтеца и, барственно растягивая слова, изрек своим сочным, бархатным баритоном:

- Видите ли, молодой человек... С тех пор как в середине пятнадцатого века Иоганном Гуттенбергом был в Майнце изобретен печатный станок, надобность в вас как в чтеце отпала.

По возвращении Александра Николаевича Вертинского из эмиграции в гостинице "Метрополь" был устроен банкет. Пришла вся старая Москва - люди, знавшие певца еще до революции. В полутемном вестибюле толпились "бывшие": старушки в потертых боа и старички профессорского вида в пенсне. Вся эта отдающая нафталином публика вполголоса переговаривалась, вспоминая прошлое, обсуждая шепотом последние события,- кого уже выпустили и кто еще сидит.

Николай Павлович энергично прохаживался, потирая руки, с нетерпением ожидая банкета.

Чаще стали раздаваться недоуменные вопросы: "Господа!.. Простите, а кого ждем? Вроде, все пришли..." Вопрос "кого ждем?" явно тяготил присутствующих. Пауза неприлично затягивалась. Наконец Сокольский не выдержал и несколько рассерженно произнес:

- Неужели не ясно? Конечно, государя императора!

На заседании одной из комиссий министерства культуры в очередной раз поднимался вопрос о расформировании нерентабельных творческих коллективов. Е. А. Фурцева предложила слить два хоровых ансамбля: Донской казачий хор с Кубанским казачьим хором. Все согласились, но резко возразил Смирнов-Сокольский:

- Это невозможно!

- Но почему? - удивилась Фурцева.

- До вас, Екатерина Алексеевна, в 1919 году это уже пробовал осуществить Антон Иванович Деникин. Ничего не вышло!

В. И. КАРАВАЕВА

В нашем кинематографе много трагических судеб, драматических биографий, великолепных актеров. А сколько нереализованных, погубленных талантов...

На моих глазах погибали такие актрисы, как Изольда Извицкая, Валентина Серова...

Мы с отцом много лет дружили и работали вместе с Зоей Федоровой, о гибели которой написано столько несуразных романов. Но даже среди этих трагических биографий судьба Валентины Ивановны Караваевой занимает особое место. По длительности страданий, выпавших на ее долю, по безысходности творческой судьбы она подобна героине высокой античной трагедии. Валентина Ивановна испытала горечь всех возможных человеческих бед.