Три птицы на одной ветке - Александр Чуманов

И это называется у них зима — явно больше двадцати в тени! Впрочем — по Цельсию. А здесь-то, кажется, — по Фаренгейту… Или — по Реомюру?.. Чего только нет в голове, и зачем они, спрашивается, нужны простой русской бабе, эти Фаренгейты, Реомюры да еще Кельвины? Цельсий-то родной и то — ни к чему.

Однако уточнить надо у Софочки. Нет, лучше — у Джона. Есть возможность благоприятное впечатление произвести, а также языковая практика…

Земельной собственности в хозяйстве было достаточно. Соток тридцать, не меньше. А сколько акров? Тоже надо поинтересоваться. Правда, земля используется крайне нерационально. Даже по нашим меркам. А китайцев бы человек сто прокормилось запросто.

Еще бы, двадцать миллионов бывших каторжников захапали целый материк. Небось, у них на душу населения этих акров поболе будет, чем у нас. А выращивают ерунду всякую. Хотя, надо признать, красивую ерунду. И пахнущую божественно. Из старых знакомых — кедр, довольно чахлый, кусты лавровишни, а еще фикус — уж ему-то здесь лафа. И фантастическое изобилие роз!

Завидно, конечно. Тоже засадила бы на Торфянике все четыре сотки одними розами. Если бы редьку да малину не требовалось культивировать… Надо захватить домой несколько черенков. Вдруг приживутся. А не приживутся — и пес с ними…

А еще полезную площадь занимала обязательная, по-видимому, площадка для гольфа — без этой «лапты» гражданину свободного мира — мгновенная смерть — просто трава, хорошая, густая, живучая, неизвестного сорта.

Однако ни кролики, ни кенгуру мимо не пробежали ни разу. Конечно, кто их пустит в частные владения, но и по ту сторону сетчатого ограждения не было видно ни животных, ни людей…

В целом Эльвире понравилось. Больше бы понравилось, если б жрать так не хотелось…

Джон, насколько она смогла понять, трудился менеджером в небольшой фирме, но, возможно, это была его собственная фирмушка, и под словом «менеджер» здесь, как и в России, понимается все, что угодно.

Звезд с неба он, пожалуй, не хватал, даже недавно, как обмолвилась в одном из последних телефонных разговоров дочь, пережил некоторые финансовые трудности, однако он, этот рядовой австралиец, вряд ли уступал большинству «новых» русских, которые наживали богатство, ежеминутно рискуя не только свободой, но и самой жизнью. Которые по пути к благополучию сами нередко лишали жизни мешающих им, а заодно и случайных людей…

Нет, как бы ты ни любила Родину, отмахиваться от очевидного — слишком глупо…

Конечно, земля в Австралии наверняка дешевле, чем в Японии, Европе, да и Америке, но вряд ли она дороже, чем в России. Но земля в России, с одной стороны, не стоит ничего и попусту зарастает бурьяном либо превращается в помойку, а с другой, так и не понять, уже она продается или все еще нет.

— Мама! — вдруг услышала родной голос углубившаяся в рыночные и политические категории Эльвира. — Мама, иди сюда!

Дочь стояла на высоком крыльце террасы в шортах и маечке, жмурилась от яркого солнца. Кажется, она пребывала в безмятежном состоянии духа. Кажется, самовольная прогулка матери ее не рассердила. И тут вдруг опять, как в самолете, нестерпимо захотелось супа.

— Мамочка, айда обедать, Джон уже приехал!

— Иду-иду, Софочка, я просто умираю от голода!

Ели черепаховый суп, жаркое из кенгуриного мяса, пудинг, пили апельсиновый сок. Все Эльвире понравилось. И она подумала, что если подобный обед — заурядное явление, то бабушка здесь наверняка бы умерла с голоду. Но, может, и нет, если иметь в виду времена, когда доводилось кушать много чего, мягко выражаясь, нетрадиционного перед лицом угрозы голодной смерти…

Впрочем, вскоре выяснилось, что обеды здесь чаще обыкновенные, без экзотики. Просто Эльвире Софья устроила что-то напоминающее демонстрацию и испытание. Однако апельсиновый сок австралийцы действительно пили ведрами, давали его безо всякой меры даже грудным детям, и это — фантастика — не вызывало у детей никакой аллергии…

А внука Эльвире не показали и в этот раз. Оказывается, однодневная няня как раз прогуливала малыша в коляске за пределами поместья.

За обедом дочь с зятем изредка обменивались короткими фразами; изредка поглядывая на тещу и одновременно поедая жестковатое жаркое. Зять умудрялся и в такой ситуации не снимать своей улыбки, уже начинавшей слегка раздражать, потому что хотелось по старой привычке все же видеть иногда нормальное человеческое лицо — даже унылое, если есть на то причины.

Софочка тоже лучилась вся под стать зимнему австралийскому солнышку, такому зимнему, что, если бы предложили сейчас отправиться на океанское купание, Эльвира бы ни минуты не колебалась — только сбегать надеть купальник, который она захватила из дома, опасаясь, что в Австралии такие давно не продаются, а продаются лишь симптоматические «веревочки», против которых она бы ничего не имела, кабы не формы, дававшие мало поводов для гордости.

Конечно, очень скоро она убедится, что в Австралии старых толстух на душу населения ничуть не меньше, чем в России, посмеется над своими заблуждениями, но и в дальнейшем будет во всех мелочах стараться не ронять престиж не столько свой личный, сколько — своей страны, потому что на чужбине — проверено многократно — бес «низкопоклонства» редко владеет душами даже русских людей, гораздо чаще на смену ему приходит чувство, граничащее с отвращением.

Мол, вы, ребятки, конечно, молодцы, все у вас о’кей, да только не пошли бы вы в задницу с вашим высокомерием, ибо что вы знаете о жизни, коли никогда не бывали в нашей шкуре, которая еще не самая кирзовая в этом мире, но нет вам никакого дела ни до кого, и никакой Бен Ладен, никакие уэлсовские «морлоки» вас уже не отрезвят: проснетесь однажды в необъятной постели с электроподогревом, поглядите в окно сквозь жалюзи, а там — Конец Света…

Отобедав, зять сунул в рот мятную жвачку — там тоже уважающие себя люди без них шагу не ступят и пуще рака страшатся кариеса, одну ведь рекламу смотрим, — поцеловал жену да и был таков. Отношение к работе у них — этого не отнимешь — подобающее, но нужно ли оно нам — вопрос вовсе не такой простой, как на первый взгляд кажется…

И мать с дочерью остались одни. Наконец можно обстоятельно поговорить, определиться в дальнейших делах по всем пунктам.

Тут-то Софочка и сняла лучистую улыбочку, с заметным удовольствием сняла, глазища восторженные притушила, приняла озабоченный вид, стала со стола убирать. Мать кинулась было помогать, но дочь непреклонным жестом отослала ее на террасу, дескать, успеешь еще, немного уж осталось.

И пока Эльвира дышала океанским воздухом — его присутствие ощущалось явственно, но, может, это был запах неизвестных пока растений, смешавшийся с известными запахами, Софочка быстренько привела столовую в исходно-стерильное состояние. Дома-то она никогда ничего по хозяйству не делала, без нее было кому, но врожденная склонность к порядку и чистоте успешно заменяла опыт.

Погудела и смолкла посудомоечная машина, погудел и смолк пылесос — что уж она там пылесосила, неведомо, Эльвира, по крайней мере, ни крошки не обронила на пол в процессе обеда…

А потом мать была приглашена внутрь, они с дочкой уселись на диван, посадочная поверхность которого была даже более эргономичной, чем у самолетных кресел, впрочем, такого добра уже и в некоторых российских домах навалом.

Возле дивана стоял низенький столик с открытой коробкой конфет, два красивых стакана, бутыль минералки, коробка с соком. Апельсиновым, конечно же.

— Ну, вот, так мы и живем, мамочка, — произнесла наконец Софочка давно просившуюся с языка фразу.

Возможно, вся предыдущая многотрудная жизнь дочери — осознанно или нет — была лишь затянувшейся прелюдией к этому апофеозу высшей истины.

— Хорошо живете, доченька, я бесконечно рада видеть тебя счастливой, — возможно, от Эльвиры ожидались какие-то более значимые слова, но ничего другого на ум не пришло, зато было тревожно, как пойдет разговор дальше.

Но Софочка тянула время, может, ждала продолжения триумфа, медленно откупоривала минералку, наливала содержимое в стакан, пила маленькими глотками, будто бы наслаждаясь напитком. Но нет, праздник, какой грезился, не состоялся…

Пришлось Эльвире тоже плеснуть себе глоток. В горле защипало, как и должно быть, по вкусу — ничего особенного, «Обуховская» приятней…

— В общем, мама, мне наконец предложили работу, от которой, как ты понимаешь, отказываться не приходится. Работать буду дома, но много, это будет курс моих лекций для Интернета, нужно показать себя с наилучшей стороны, тогда будут и другие предложения. Конечно, если бы у меня было гражданство, я с моей квалификацией уже могла бы зарабатывать не меньше Джона, но тут очень строгие правила, для неграждан — большие притеснения, а что ты хочешь, без этого нельзя, если без этого — враз припрутся дармоеды со всего мира, камня на камне не оставят. Сейчас Кирюша с прогулки вернуться должен, с няней я рассчитаюсь, и все, ты здесь теперь — полновластная хозяйка. Хозяйствуй, балуй нас русской кухней, пестуй Кирилла, а я оставляю за собой право изредка, только в случае крайней необходимости, тебя немножко поправлять. В первое время, пока ты не узнаешь здешние особенности, думаю, ничего тут обидного нет, правда, мамочка?