Игра ненависти и лжи - Л. Дж. Эндрюс

был пуст, не считая парочки угасающих углей и золы от старого огня.

– А я все думал, когда ты придешь меня убивать.

Лука, раздвинув занавеску из бусин и бечевки, вышел из задней части комнаты. Он вытер руки полотенцем и бросил его в умывальный тазик за спиной. После этого он оделся для официального собрания правителей. Черная туника и гамбезон были расшиты золотом, а черные камни в ушах он заменил на маленькие серебряные кольца.

Никогда еще я не испытывал столь жгучего желания разбить кулак о его чертову челюсть.

– Значит, мне даже не нужно спрашивать. Ты работаешь с воровкой – с треклятой гильдией, которая пыталась вырезать всю твою семью.

Лука сложил руки поперек груди и фыркнул.

– Уверяю тебя, они той ночью вовсе не за моей семьей пришли. Они пришли за лордом Штромом.

Этот человек был мне другом, или так я считал, но мне хотелось его убить.

С большей силой, чем намеревался, я швырнул мягкую лошадку к его ногам и толкнул его грудью.

– Объясни мне, что ты делаешь, иначе, клянусь богами…

– Не грози мне богами, Кейз, – ответил Лука. – Ты все равно никогда в них не верил.

Я сжал кулаки и произнес охрипшим голосом:

– Что за игру ты ведешь?

– Нет никакой игры, – лицо Луки стало серьезным. – Посмотри на меня и скажи, бывало ли так, что за время нашего знакомства я намеренно делал тебе больно?

– Так, значит, я должен поверить, что твои заигрывания с врагом Черного Дворца пойдут мне на пользу?

– Да, – он не колебался и произнес это слово с такой глубокой убежденностью, что я почти ему поверил.

Каждый член моего тела напрягся, каждый удар пульса гнал по венам горячую кровь. Я раздраженно зарычал и, отворачиваясь, впился пальцами в волосы.

– Какого пекла, Лука? Что мне теперь делать? Я служу Лорду Магнату. Единственная моя цель – притащить к его ногам предателей, в крови и слезах.

– От меня слез не будет.

Вот ублюдок. Я стиснул челюсти, чтобы не улыбнуться.

– Ты совершаешь измену против собственной семьи.

Лука склонил голову набок.

– Правда? А что, если ты помнишь события той ночи не так, как я?

Я ничего не ответил, не желая признавать, как мало вообще помнил.

Тяжело вздохнув, Лука жестом велел мне следовать за собой к высокому деревянному шкафу возле его кровати. Я держал дистанцию и стоял по другую ее сторону, пока он рылся в деревянной шкатулке на верхней полке.

Он вынул стопку старых, сложенных листков пергамента и повернулся ко мне.

– Ты помнишь, как мы мальчишками планировали спасти это разрушенное королевство? Мы поклялись, что используем наш странный месмер и станем героями этой земли, спасем ее народ от тирании моего отца.

Лука усмехнулся и посмотрел на листки пергамента.

Кожу покалывало от тревоги. Как я объясню, что в моей голове жили лишь отдельные проблески прошлого? Неполная история.

– Я знаю, – мягко сказал Лука. – Ты, вероятно, мало что помнишь.

– Откуда ты знаешь? – мой голос прозвучал остро, как шипы. – Ты позволил воровке что-то сделать со мной, Лука? Какое-то проклятие месмера?

– Я ничего так сильно не хочу, как все тебе рассказать.

– Так расскажи.

– Со временем, надеюсь, смогу, – в глазах его читалась тяжкая ноша. Лука поднял несколько листков пергамента. – Ты доверяешь мне, Кейз? Хоть немного.

– До этого утра – доверял.

Лука, казалось, не удивился моему ответу и кивнул, шлепнув пергаментом по раскрытой ладони.

– Опять же, со временем, может, сможешь снова. Позволь мне дать тебе кое-что, о чем можно подумать, пока ты решаешь, выполнить ли своей долг и сдать меня отцу или же довериться мне еще ненадолго, пока все не прояснится.

– Ты несешь чушь.

– Знаю, – он хохотнул и вручил мне стопку листков. – Взгляни на них. Я хранил их все эти годы.

Часть меня хотела отказать Луке в удовольствии. Сегодня он предал своего отца и в некотором роде меня. Но я взял пергамент и развернул верхний листок. В центре красовался детский рисунок фигуры, размазанный углем. Человек был в темном плаще и капюшоне. Угловатую надпись внизу не раз зачеркивали и переписывали, словно автор не мог выбрать верное слово. От стыда мое лицо залил лихорадочный жар, когда я прищурился, чтобы рассмотреть значки.

Никто, даже Лука, не знал, как жестоко обходилось с моими глазами записанное слово. И так сложно разобрать неаккуратный почерк, а я еще и мучился, пытаясь выстроить в голове все символы в один ряд, чтобы они обрели смысл.

Я не сомневался, что времени ушло гораздо больше, чем нужно, пока я разбирал всю надпись. Но Лука стоял неподвижно, спокойно, словно он и ожидал, что я буду молчать.

Кровь застучала в черепе, когда я провел пальцем под последним словом, озвучивая каждый слог в голове.

По-ве-ли-тель те-ней.

Треклятое пекло.

Я тут же посмотрел на другую страницу. Снова детские рисунки, но теперь рядом с укутанной тенью фигурой была еще одна. Имя второй явно было еще не выбрано, но в уголке красовались несколько вариантов, на прочтение которых у меня ушло слишком много времени: Зеркало, Трикстер, Мастер Иллюзий, Рифтер Разума.

Лука переступил с ноги на ногу, на губах заиграла полуулыбка.

– Мы никак не могли выбрать имя для моего Таланта. Дагни всегда говорила, что я должен зваться Кошмаром, как дурной сон, раз уж играю с головой.

– Дагни? – Как и с девочкой Ханной, это имя поразило меня, словно я должен был его знать.

– Крепостная, которая это нарисовала, – в его щеке дрогнул мускул. – Она была нашим другом, пока… – Лука прочистил горло и покачал головой. – В любом случае она нарисовала их до того, как покинула Черный Дворец. Ей всегда нравилось помогать нам выдумывать яркие картины, тешащие наше самолюбие.

Я заметил, что он пытается говорить спокойно, но при этом слишком сосредоточился на рисунках. Жар опалял лицо, шею; он окутывал меня лихорадкой, пока я водил пальцем по выцветающим чернилам слов.

– Что это значит, Лука? – мой голос стал совсем хриплым, с таким звуком песок скрипит под ногами. – Торгаш в тот день, он… он назвал меня Повелителем теней. Так же… так же, как и воровка.

И тут с лица Луки исчезла всякая храбрость. Он сложил руки на груди и развернулся ко мне, стиснув челюсти.

– Я знаю, Кейз.

– Что происходит?

Пекло, я презирал себя за то отчаяние, что прозвучало в голосе. Отчаяние выдает слабость, наделяет того, кого ты умоляешь, властью над тобой.

– Ты должен найти в себе желание узнать больше, Кейз. Я не могу дать тебе готовые