Сара Джаннини: девушка в голубом платье - Татьяна Покопцева

нашей жизни. Каждый сам за себя. Я хочу домой, в Вьетри-суль-Маре.

– Туда можно добраться и на машине. Можем поехать вместе. – Димитрий замешкался. – Как хорошие знакомые. Я дам тебе время. Привыкнуть.

– К чему?

– Ко мне.

– Нет, я сама поеду. Спасибо.

– Тогда я улечу завтра в Париж. Принесли горячее. Давай есть, а то остынет.

Было видно, что настроения у него не было. Сара тоже ела молча. Когда они поели, Димитрий спросил:

– Провожу тебя?

– Нет, не нужно, спасибо.

– Тогда мы прощаемся навсегда? – Димитрий был огорчён.

– Да.

– Я могу тебя поцеловать?

– Не нужно, Димитрий. – Она протянула руку. Он протянул в ответ.

– Я понял. Тогда, пока.

– Пока. – Сара отвернулась и поспешно вышла из ресторана.

Оказавшись возле дома, она стала доставать из сумки ключ, когда услышала знакомый голос:

– Какой сюрприз!

Сара обернулась. На неё смотрел Даниэль.

– А я тебя здесь давно жду. Ты тогда убежала, телефон мой заблокировала. Хорошо, я узнал твой адрес. Ты что, знаться не хочешь? А как мой хлеб ела восемнадцать лет, забыла?

Сара в ужасе смотрела на Даниэля. Цеплялась глазами за прохожих, которые проходили мимо. Вспомнила сцену избиения Стефано, никто не помог тогда, что же ей ожидать сейчас.

– Что ты хочешь от меня, папа?

– Хочу, чтобы тебя не было на этом свете, Линда!

– Я не Линда, папа! Я Сара!

Она стала подходить к нему ближе и ближе, а он пятился назад. Вид у него был страшный: помятый пиджак в пятнах, брюки грязные, синяки под глазами, возможно, он долго не спал или спал на улице, сторожил Сару.

– Нет! Ты Линда! Ты восстала из мёртвых, шлюха! Уйди! Уйди! – он стал размахивать руками.

Сара подошла к нему и постаралась обнять.

– Не трогай меня, Линда! Не трогай!

– Папа! Папочка! Что с тобой?

Даниэль достал маленький ножик из внутреннего кармана:

– Я убью тебя! Убью прямо сейчас! Пусть я сяду в тюрьму, но уничтожу тебя. Ты всю мою жизнь испортила, проклятая! Убью тебя!

Даниэль накинулся на Сару, она отступила, но он полоснул по руке, брызнула кровь. Пошатываясь, он отступил назад:

– Я не могу жить без тебя, Линда. Прости меня. – И он ударил ножом себя. Упал сначала на колени, потом на живот.

– Помогите! ПОМОГИТЕ! – закричала Сара.

Туристы в ужасе отскакивали от неё. Сара плакала и держала голову отца также, как совсем недавно держала Стефано. К ней подошли мужчина и женщина, вызвали полицию и скорую. Сара поехала в больницу. Папу отвезли в реанимацию. Она достала телефон и набрала Димитрия.

– Сара? Ты уже дома?

– Я в больнице! – Сара начала рыдать.

– Что произошло?

– Папа сошёл с ума! Ждал меня возле квартиры, напал с ножом и кричал, что я Линда.

– В какой ты больнице? Пришли мне адрес! Я сейчас!

Димитрий поймал машину и поехал в больницу. Он вошёл в приёмный покой, Сара вышла к нему навстречу. Она была такая красивая и спокойная, рука перевязана. Димитрий сделал шаг, чтобы обнять её, но остановился.

– Как ты?

– Хорошо. Уже хорошо.

– Отец?

– Лучше. Хотел попасть в сердце, но обошлось, жить будет. Врачи говорят, что он был в состоянии аффекта. Он и не вспомнит, что сделал.

– Пойдём домой, я провожу тебя. Завтра будет всё хорошо.

– Да, пойдём.

Сара машинально взяла Димитрия за руку, и они вышли на улицу. Через полчаса были в квартире на Пьяцца Навона.

– Заходи, будь как дома, я сейчас поставлю чайник. – Сара бросила ключи на стол в прихожей.

– Здесь мило. Так просторно.

– О, ты ещё дом Линды не видел. Вот там был простор! – Сара рассмеялась.

– Ну наконец-то! – сказал Димитрий.

– Что?

– Слышу твой смех.

Сара улыбнулась.

– Чай?

– Да, можно.

Они сели за стол и смотрели друг на друга, как будто видели впервые. Димитрий поймал себя на мысли, что перед ним незнакомая прежде Сара Джаннини, не беспомощная и послушная, а свободная сильная молодая женщина. А Сара смотрела на него и думала, что как бы хотела, чтобы он её обнял. Но Димитрий был зажат и выглядел уставшим.

– Когда папу выпишут, я заберу его домой. В Вьетри-суль-Маре. Буду присматривать за ним.

– Сара, эта жертва никому не нужна. Давай я найму сиделку? Тебе будет девятнадцать. Ты ещё можешь поступить в Университет!

– А я не хочу. Ничего не хочу.

Димитрий смотрел на её потухший взгляд и понимал, что не может её заставить изменить свое мнение.

– Ну, может, какое-то время отдохни, соберись с мыслями, а потом, у тебя столько возможностей!

– С какими мыслями я должна собраться? Раньше думала, что хочу танцевать. А сейчас… сейчас я просто хочу вернуться туда, где я была раньше. И давай это обсуждать больше не будем. Ты… ты можешь как-нибудь меня навестить там.

– Не думаю, что нам нужно еще видеться. Я подам прошение, нас развенчают. – Не дожидаясь ее ответа, Димитрий быстро продолжил. – Потанцуем? – Он встал и протянул Саре руку.

Они встали. Димитрий положил руки ей на талию и взял её ладонь. Она как пушинка качалась в его объятиях. Наклонила голову и положила на плечо Димитрию. Он знал, что это их последний танец. И он больше никогда не увидит Сару Джаннини. Он чувствовал под своей рукой талию Сары, её тепло, её силу, её хрупкость.

– Спасибо за танец, – прошептал Димитрий, останавливаясь, – мне пора, Сара.

– Я провожу тебя до двери.

Димитрий пошёл к выходу, остановился и обернулся к ней. Замешкался, сомневаясь, как поступить. А она побоялась приблизиться. Они постояли друг напротив друга, и Димитрий, тихо сказав «жаль», вышел из квартиры. Сара побежала на террасу и смотрела, как фигура Димитрия удаляется, и вот он скрылся в глубине улицы.

Они оба разошлись в невероятной тоске и с угрызениями совести, что не поговорили о важном и не признались друг другу в том, что было очевидным.

15

Стоя на набережной, Сара смотрела на Скалу Двух Братьев. Она сюда пришла не случайно.

– Привет, Стефано. Я не умею складно говорить, я не поэт. Но у меня кое-что есть для тебя. Я нашла сонет у Петрарки и посвящаю его тебе. И жди меня. Там, где ты сейчас. Когда я очутилась на свободе, думала, что попробую всё на свете, буду путешествовать, но мне всё это не нужно. Потому что свобода не в том, чтобы делать что хочется, а чтобы чувствовать, что хочется и не бояться.

Сара посмотрела по сторонам. Никого не было. Достала скрученный листок бумаги, развернула и начала читать:

«Уходит жизнь – уж так заведено, –

Уходит с каждым днём неудержимо,

И прошлое ко мне непримиримо,

И то, что есть, и то, что суждено.

И позади, и впереди – одно,

И вспоминать, и ждать невыносимо,

И только страхом божьим объяснимо,

Что думы эти не пресёк давно.

Всё, в чём отраду сердце находило,

Сочту по пальцам. Плаванью конец:

Ладье не пересилить злого шквала.

Над бухтой буря. Порваны ветрила,

Сломалась мачта, изнурён гребец

И путеводных звёзд как не бывало».

Свернула письмо и бросила в воду. Постояла немного, увидела, как бумага полностью намокла и утонула, потом достала из сумки письмо Димитрия Франческе. И тоже выбросила в воду. Подождав немного, она развернулась и пошла домой.

Лужайка была не покошенная, видно было, что здесь никто давно садом не занимался. Она открыла дверь и крикнула:

– Папа! Я дома! Несу тебе фрукты!

Отец молчал. Он был слаб. Ходить не мог, Сара катала его в инвалидном кресле. Она понимала, что долго папа не протянет. Поэтому каждый день она уделяла ему время: читала, играла на пианино, выкатывала его в сад, чтобы он погрелся и посмотрел на море. Сейчас, порезав фрукты, она вынесла их на лужайку, где Даниэль сидел под тенью раскидистого дерева.

– Сара, доченька, сейчас лето?

– Да, папа.