200 километров до суда... Четыре повести - Лидия Вакуловская

Страшное нервное напряжение, которое она только что пережила, — вдруг прорвалось слезами. Она громко зарыдала и, обхватив руками торос, уткнулась лицом в шершавый, холодный лед.

— Что случилось? — быстро подошел к ней Копылов. — Вы слышите? Что за чертовщина!.. Послушайте, вы скажете, чего ревете? Испугались чего-то, что ли?

Таня не отвечала, продолжая нервно всхлипывать.

— Да бросьте вы обнимать лед! — сердито сказал он, отнимая ее руки от тороса. — Берите платок… Ну, что вы его держите? Вытирайте слезы… Вот так… — Он взял у нее платок и с силой стал вытирать ей лицо.

Таня тяжело вздохнула и снова зарыдала, обхватив руками лицо. Ее бил озноб, и она никак не могла его унять.

— Вы что, с ума сошли? Перестаньте! — Копылов взял ее за плечи и крепко потряс. — Ну-ка надевайте кухлянку. Не хватало, чтоб вы еще замерзли!.. Поднимайте руки… Вот так. — Он сам поднял ей руки, натянул через голову кухлянку, выбил о колено снег из малахая, нахлобучил малахай ей на голову. Потом достал из рукава своей кухлянки флягу со спиртом, отвинтил колпачок, поднес флягу к ее губам, приказал: — Пейте, не то окоченеете, пока доедем!

Таня, все еще продолжая тихо всхлипывать, отстранила рукой флягу.

— Слушайте, давайте без фокусов! — сердито сказал он и почти насильно заставил ее выпить несколько глотков спирта.

Когда Таня, успокоившись, села на нарты перед шипящим примусом, он спросил, смеясь:

— Так что же все-таки случилось, товарищ судья? Медведя увидели?

— Нет, — подавленно ответила Таня.

— Даю голову наотрез, что приняли за медведя какой-нибудь торос, — смеясь, продолжал он. — Эх вы, трусиха! А я нарочно собак погнал, хотел вам хорошую пробежку устроить, чтоб разогрелись.

— Не смейтесь, пожалуйста, — негромко попросила Таня.

— Ладно… Вы есть будете?

— Нет, не хочу, — ответила она.

— Будете, — решительно сказал он. — Держите кружку, вода закипает.

Таня послушно взяла кружку и, подчиняясь Копылову, выпила чай и съела все галеты, которые он вытряхнул из пачки ей на колени.

Они ехали еще часов восемь по льду океана, и за это время Таня всего дважды, и то лишь потому, что начинала сильно замерзать, спрыгивала с нарт и бежала за ними. Тогда Копылов придерживал собак и все время оглядывался, точно не Таня, а он теперь опасался, как бы она не отстала.

Когда она последний раз бежала за нартами, Копылов вдруг испуганно крикнул ей:

— Стойте! Не ходите!

Она остановилась, и в ту же минуту раздался треск, рядом глухо всплеснула вода. В десятке шагов от Тани, ширясь на глазах, чернела трещина. Каким-то чудом собаки пронесли через нее нарты, но нарты, должно быть, завалились передком в воду, и потревоженная вода выплескивалась и расползалась по льду.

— Идите влево, кажется, там трещина уже! — крикнул ей Копылов.

Таня пошла влево, но там трещина не только не сужалась, а, наоборот, расширялась. Сзади и в стороне снова сильно затрещал лед. Из трещины взметнулась вода, плеснула под ноги Тане.

— Стойте! Бегите к берегу! — крикнул ей Копылов. — По-моему, вас откололо!

Таня побежала назад, прямо по воде, которая, как под напором, продолжала выливаться из океана. Льдина под ней покачивалась, торбаса скользили по мокрому льду. Метрах в десяти от нее, по другую сторону трещины, бежал Копылов, придерживая руками нарты.

Вокруг с протяжным треском ломался лед, и было такое впечатление, будто весь океан щелится и расходится по швам.

Тане показалось, что трещина сузилась. Но перепрыгнуть все равно невозможно, тем более в такой тяжелой одежде. Может, сбросить кухлянку, торбаса, телогрейку и попробовать?..

— Копылов, я перепрыгну! — крикнула она.

— Бегите, бегите! — махнул он ей рукой. — Сейчас выберемся!

Пробежав еще метров сто, Копылов начал подгонять собак к самой трещине. Лайки визжали, упирались, царапали когтями лед. Наконец он уложил их на краю трещины и осторожно передвинул задок нарты на другой бок трещины. Нарты лишь концом стали на лед — передок и середина провисли над черной, гудящей водой.

— Ложитесь. Быстро! — приказал Тане Копылов. — Ну, идите, идите… Становитесь на колени… Осторожно… Не бойтесь. Хватайтесь руками… Да не смотрите вниз, там километр воды! Ложитесь! — И резко свистнул.

Собаки рванули, и нарты пролетели над гудящим проломом, взметнув брызги.

— Фу-у-ух, проскочили! — сказал Копылов, снимая малахай и вытирая им лицо. — Крепко прилив сегодня работает, наворочает торосов. — И вдруг привычно засмеялся: — Ну, что, опять натерпелись страху! Невезучая у вас поездочка.

— Я не испугалась, у меня только ноги промокли, — ответила Таня.

— Ладно, придумаем что-нибудь, — сказал он. — Давайте сперва на берег выберемся. Тут всего километров десять до Светлого осталось.

Остаток дороги собаки шли по берегу. Со стороны океана по-прежнему доносились треск и скрежетание — прилив кромсал и перекраивал ледовую крышу океана.

Собаки внесли нарты на пригорок, и внизу, в низине, показался высветленный луной поселок. Таня сидела спиной к Копылову, спрятав лицо в вырез кухлянки, и не видела ни поселка, ни луны, ни разноцветных огненных лент, появившихся вдруг на угольной черноте неба.

Сияние занялось на востоке и быстро ширилось, захватывая в плен все большую площадь неба. Разноцветным жарким пламенем полыхали, переливались, дышали огненные полотнища. Они то затухали, то снова загорались, и никакая праздничная иллюминация не могла сравниться по красоте с этим сказочным зрелищем.

Копылов повернулся к Тане и, тыча остолом в небо, спросил с оттенком гордости в голосе:

— Ну, видали когда-нибудь такое представление?

— Сияние? — посмотрела вверх Таня. — Конечно, видела.

— Сияние в пургу? — не поверил он. — Это где же вы видели сияние в пургу?

— Почему в пургу? — не поняла Таня.

— А она нам на пятки наступает. В Белом Мысе небось вовсю метет, — ответил он. — Вот, слышите?

— Ничего не слышу, — прислушалась Таня.

— Поземкой шевелит, слышите?

— Не слышу, — ответила она дрожащим от холода голосом. После того, как промокли ноги, она никак не могла согреться, хотя и переобулась, надев другие меховые носки.

— Так вам и надо, — буркнул он и тут же спросил: — Куда вас везти, в гостиницу, что ли?

— Я возле магазина сойду, — ответила Таня, решив, что, если пройти к дому зоотехника мимо складов, это будет ближе, чем огибать на нартах длинную улицу.

Завидя издали поселок, собаки оживились, побежали резвее.

В предвкушении сытой кормежки и скорого отдыха, они радостно взвизгивали, подталкивали друг дружку мордами и взмахивали обледенелыми хвостами. Копылов с трудом осадил их возле магазина, и вся дюжина псов дружно залаяла на него, словно собаки выражали недовольство, по их разумению, остановкой.

— Держите свое имущество. — Копылов достал из-под тулупа, покрывавшего нарты, Танин портфель. Потом язвительно спросил: — Куда прикажете к вам явиться?

— В поссовет, пожалуйста, я утром буду… — ответила Таня и, торопливо кивнув на прощание, скрылась за углом магазина.

Было, наверно, часа три-четыре ночи, и ни в одном доме не светилось. Даже собаки, сморенные сном, не брехали в этот час по дворам.

Таня хорошо знала дорогу и быстро шла мимо темных складов, с облегчением думая о том, что, слава богу, кончилась эта ужасная езда и она наконец рассталась с Копыловым.

После того отчаяния и страха, какие испытала она среди торосов, и после своей глупой истерики она все время находилась в подавленном состоянии. Ей было стыдно перед Копыловым и за свою слабость и за то, что вообразила его убийцей. Но сейчас, кроме разбитости и усталости, она ничего не чувствовала. Тело ее было словно исхлестано плетью; болели руки, ноги, спина, поясница, шея. Ей нестерпимо хотелось спать. Больше всего на свете ей хотелось спать.

Войдя во двор зоотехника, она увидела у сарая упряжку, а на крыльце какого-то человека, который тарабанил ногой в двери.

— Там никого нет, — сказала она, подходя к крыльцу, и, к удивлению своему, узнала в этом человеке Копылова.

Копылов тоже удивился:

— Вы?! Что еще случилось?

— Ничего, — устало сказала Таня. — У меня ключ от дома, я здесь живу.

— Вы здесь живете? — искренне изумился он. — Ни черта не понимаю! До сих пор здесь жил мой дядюшка, к тому же родной, не двоюродный. Тихон Миронович Бережков.

— Тихон Миронович в тундре, — сказала Таня, доставая из-под крыльца ключи на колечке. — Я у него временно.

— Ах, вот что… Ну и номер!.. — понял наконец Копылов. Потом фыркнул. — Ладно, живите, я где-нибудь пристроюсь.