Трубачи. Повесть о воинах 276-й трубопроводной бригады - Геннадий Ильич Кулаков

автотрассы, ведущей от Советской границы до столицы ДРА. Область известна многим советским военным крупнейшей в Афганистане авиабазой Баграм, высокогорным перевалом Саланг, а также Панджшерским ущельем.

Важное стратегическое положение провинции, наличие сильного, хорошо организованного активного партизанского движения обусловили присутствие здесь значительных советских сил: штаба мотострелковой дивизии, подразделений двух ее полков, отдельного парашютно-десантного и саперного полков, батальона охраны Баграмской авиабазы, авиационных частей, обслуживающих их подразделений.

Глава 8. Будни трубопроводчиков

Зимой в горах Афганистана был снег, а в долине – слякоть, настроение тоже было как-то не очень. Если была работа, то делали, если не было перекачки, то приходилось загружать бойцов работой: чистить оружие, обсуживать станцию или затеять большую стирку, кипятить постельное и нательное белье, готовить баню, наводить порядок на территории. Если передышка затягивалась на несколько дней, то можно было приступать к чему-то более грандиозному, например, соорудить камин или печку в спальном помещении, а может быть и построить на заднем дворе баню. Идея сделать что-то полезное зрела давно, но как-то все не доходили руки. Помывочную за забором, совмещенную с туалетом, сложно было назвать баней. Вот на ГНС-47, где комбат Зверев соорудил баню для своих артиллеристов, то была хорошая баня.

На нашем посту периодически кто-то жил. Неделю у нас обитали автомобилисты, которые добирались на попутных машинах до Кабула, но, похоже, не спешили к себе в часть. Как-то жил представитель военторга с водителем. Понравилось ему у нас. У него товара была полная машина, уже темнело, перевал завалило, попросился на ночлег, это ведь лучше чем на дороге мерзнуть в кабине автомобиля, экономя топливо. Ну, что делать, конечно, разрешили остаться. Продукты у них были свои. Так жили они у нас три дня, пока движение на перевале не восстановилось.

В один из таких дней на посту появился строитель из числа гражданского персонала. Его часть находилась под Кабулом, в местечке Теплый Стан, и он возвращался из командировки Пули-Хумри. Звали его Виктором. Одет он был в обычную армейскую форму без погон, для солдата срочной службы был староват. Как и все, кто появлялся у нас, Виктор показал нам служебное удостоверение, командировочное предписание и на мой вопрос, кто у них в строительной бригаде работает начальником службы горючего, ответил, что это старший лейтенант Игорь Карамануца. Совпадений таких не бывает, на диверсанта он не был похож, ну а ладно, живи, консервов много.

Через два дня Виктор освоился и, узнав нашу затею построить камин, предложил свои услуги. Я выделил ему двух помощников, кто будет кирпичи подавать и раствор замешивать, и Виктор приступил к работе. Кирпичи были старые, но достаточно крепкие (остались от старой застройки за забором), глина под ногами (чем не строительный материал?), вода рядом. За два дня камин вырос до потолка: «Ну что, командир, прорубаем потолок, трубу надо выводить». Надо так прорубаем. Известь и дранка посыпались с потолка, как ни старались, пыли было много. Пришлось устраивать внеочередную уборку спального помещения и встряхивание одеял. К исходу третьего дня камин был готов. Задняя стена была стеной соседнего помещения, кладовой, сам камин даже чем-то походил на камины в старых домах при царском режиме.

Когда камин был готов, наступил самый торжественный момент, протопить его. Дров было немного, но на одну-две растопки вполне хватало, и страсть как захотелось испытать: получилось или нет, будет дымить или нет. Как выяснилось, Виктор камин делал второй раз в жизни. Первый опыт был на собственной даче, не совсем удачный, так как переделывал два раза.

Выдержали сутки, чтобы глина немного подсохла, и, сложив дрова домиком, поднесли спичку. Пламя медленно стало разгораться от щепочке к веточке, от веточки к сучку и постепенно перешло к полену. Огонь становился все ярче и ярче, дыма не было, от кирпичей шел немного пар, комната стала наполняться теплом. Потрескивание дров становилось все отчетливее, уже начали падать на пол мелкие угольки из камина, огонь постепенно заполнил все пространство камина, на стенах топки стала появляться копоть.

Виктор улыбался, работа удалась, надо бы подбросить дров, да с этим как раз и была проблема. На одну топку еще могли набрать, и то еще следовало пилить и колоть бревно единственно оставшееся от последнего выезда в кишлак за дровами. Вроде бы ничего серьезного не произошло, но от появления камина в помещении как-то стало по-домашнему тепло, как от огня, так и от улыбок на лицах бойцов.

В середине января 1983 года после отпуска по болезни в роту вернулся Игорь Павлов. Он не выглядел абсолютно здоровым человеком, заостренные черты носа и подбородка, впалые глаза – болезнь явно наложила отпечаток на его лицо. Тиф, а потом и «желтуха», просто так не проходят. Разговоров, конечно, было много, как оно там, в Союзе, там ведь совсем другая жизнь. Игорь был в Ульяновске, съездил в Куйбышев, был в гостях у моих родителей и передал гостинец от матери – банку варенья из черной смородины и письмо. Игорь долго отказывался брать варенье, но доводы родителей оказались убедительными. Писем от меня они не получали уже более двух месяцев и, конечно, очень переживали.

С письмами существовала отдельная проблема, они не доходили до нашей роты уже достаточно долго. Вся почта поступала в штаб 40-й армии города Кабул. Оттуда перевозилась частично на самолетах/вертолетах до аэродромов, дальше до частей на автомобилях, а дальше от КП бригады до батальона и дальше в роту. Все бы ничего, если бы ни зима. Где-то через полгода, до нас долетела новость, что почтальон топил письмами печку, ему на перевале было холодно, а там дров почти никогда не бывало. Вторым объяснением задержки писем было, то, что их подвергали проверке со стороны госбезопасности. Возможно, это было правильным решением, но письма не доходили, а других способов связи для нас просто не существовало.

Родители не сразу поняли, что мое место службы не совсем ТуркВО. Первое подозрение вызвало то, что парадную форму и шинель я отправил из Ташкента в Куйбышев на их адрес. Через месяц поняли, что письма приходят с полевой почты в/ч 38021, а это значило, что часть за пределами Союза. Хотя ни слова в письмах не было о том, что нахожусь в Афганистане, подозрения еще больше усилились. Ну а когда через два с половиной месяца моей службы не понятно где письма совсем перестали приходить, и так на протяжении почти двух месяцев, тут, конечно, сложно не заволноваться. Родители написали письмо Министру обороны с просьбой сообщить,