Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стулов, выходите, – сказал комендант по-английски.
– В чём дело? – Седой Молчун медленно сел.
– Надо побеседовать, – улыбнулся особист.
Молчун с секунду смотрел ему в глаза и стал обуваться медленными плавными движениями. Стало очень тихо, и в этой тишине было слышно, как скрипит затягиваемый на ботинке шнурок. Все молчали, даже Приз не рычал, а сидел рядом с Ивом, положив голову ему на колени, и смотрел не на вошедших, а на одевающегося Молчуна.
– И вещи берите, – так же мягко сказал особист.
Тот молча вытащил из-под кровати свой мешок, выгреб содержимое тумбочки на кровать и стал укладывать. И уже собрав мешок, вскинув его на плечо, вдруг выдохнул:
– Значит, что? Рожей не вышел? Не нужен я России? Так?! – он говорил по-английски тихо, но с бешеной злобой в голосе. – Так шваль всякую уголовную… спальников, погань рабскую… выкормышей охранных, волчат недобитых… Им, значит, пожалуйста. А мне… я – русак, чистокровный, мне, значит, заворот, так?
– Вам будет дана возможность высказаться, – Олег Михайлович сделал короткий приглашающий жест, а пришедшие с ним бойцы слегка качнулись, указывая направление движения. – Идите, Стулов.
К двери Стулов должен был пройти между кроватями Эркина и Ива. Напряжённо щуря глаза, Эркин ждал. После слов о спальниках он был готов ко всему. Но Стулов не рискнул идти мимо Приза и обошёл стороной мимо кроватей Романа и Фёдора. Тихо прошёл, без звука. Мягко и быстро переместились бойцы, оказавшись вплотную к нему, зажав, но не дотрагиваясь, и так, втроём вышли в коридор, за ними особист. Последним вышел молчавший всё время комендант, плотно без стука прикрыв за собой дверь.
Белый до голубизны, Ив смотрел прямо перед собой остановившимися расширенными глазами. Все сидели неподвижно, словно только шевельнись – и придут за следующим, и этим следующим будешь ты. В кулаках курильщиков тлели забытые сигареты. И первым заговорил Грег:
– Ив, тебя ведь мальцом совсем угнали, так? Ну, раз язык забыл.
– Ну да, – кивнул Роман. – От родителей забрали, а там приёмники с распределителями, да приюты, то, да сё. Тут не то, что язык, имя с фамилией забудешь.
– Так переделывали на английский лад специально, – плавно вступил Фёдор.
– Да, – Эркин прокашлялся, восстанавливая голос. – У меня… жена. Она Женя, а по документам, ну, имперским, Джен.
– Во, точно Мороз, – Грег глубоко затянулся. – Ты как в Империю звался?
– Мэроуз, – ответил Эркин.
– Ну вот. А я Торманс, а правильно – Тормозов.
– Так что, не Ив ты, – сказал Роман.
– А Иван, – сразу подхватил Фёдор, – а Морган… Моргунов, наверное.
– Да, Моргунов, – ответил за Ива Грег.
Ив хотел что-то сказать, но только вздохнул, как всхлипнул.
– Ты, когда в Центральном будешь, последи, чтобы тебе правильно в бумагах записали, – Грег докурил сигарету и тщательно загасил окурок.
Ив молча кивнул, обвёл их влажно блестящими глазами. Фёдор плевком погасил свой окурок и встал.
– Пошли на ужин, мужики, – сказал он по-русски.
– Да, – согласился по-английски Эркин. – Пора ужинать, – и стал обуваться.
Из барака они вышли все вместе, у левой ноги Ива, как всегда, шёл Приз. На них поглядывали, но с вопросами не лезли, понимая, что сейчас ни до чего.
Когда Эркин подошёл к Жене, она только молча испуганно посмотрела на него. «И как это все всё уже знают?» – мимолётно удивился Эркин и, тут же забыв об этом, улыбнулся:
– Всё в порядке, Женя.
– Эркин, если что, – быстро и тихо говорила Женя, пока они шли в общей толпе к столовой, – ты не спорь, не задирайся. Я… мы всегда с тобой будем, вместе.
Алиса, сразу ставшая тихой и серьёзной, двумя руками держалась за его руку.
Ужин прошёл нормально, но чуть тише обычного. Ив сидел за одним столом с Фёдором и Грегом. И проходя мимо него к выходу, Эркин молча отдал ему свой хлеб, чего раньше не делал. Ив покачал было головой, но Эркин был уже у двери.
Как всегда, он проводил своих до женского барака. Темнеть стало раньше, и фонари включали уже на ужине. Алиса убежала в комнату, а Эркин и Женя постояли немного, совсем немного, минут пять, не больше. Дождь. И поздно уже. Женя всё расправляла воротник его рубашки.
– Эркин, ты только осторожней, Эркин.
– Со мной всё в порядке, Женя.
– Эркин, что сегодня было в бане?
– Ничего, Женя. Этот… он упал, поскользнулся.
– Эркин, это ты коменданту скажешь. Я должна знать правду.
Она пыталась говорить строго, но губы у неё дрожали, а в глазах стояли слёзы. Эркину до боли остро хотелось поцеловать эти глаза, он даже нагнулся, но коснуться губами её лица не посмел.
– Женя… клянусь, ну… ну, я не знаю, как… всё в порядке, Женя. Со мной всё в порядке.
– Господи, – Женя порывисто обняла его, прижалась щекой к его груди, – господи, ну, ни одного дня спокойного. Ладно, всё, – и так же порывисто отстранилась. – Всё, Эркин. Ты промок весь, простудишься, до завтра, Эркин.
Поцеловала его в щёку рядом с шрамом и убежала внутрь. Эркин дотронулся пальцами до щеки, словно мог нащупать след от поцелуя и пошёл в свой барак.
В их семнадцатой было полно народу. Сидели на кроватях, стояли в проходах.
– Ну, проводил своих? – встретил его Фёдор.
Эркин кивнул в ответ. На его кровати уже сидели шестеро, и он сел рядом с Ивом. Приз лежал под кроватью.
Говорили все сразу, перебивая друг друга и перемешивая слова на двух языках.
– Он с последней машиной приехал. Знает его кто?
– Нет, откуда?
– Не видали раньше.
– Нет, он не наш.
– Прибился откуда-то.
– Ладно, не об том речь.
– А об чём? Сегодня его, а завтра… Завтра кого? Тебя, меня?
– А есть за что? – хмыкнул Фёдор.
Минутная пауза, смущённые ухмылки и опять бестолковый мечущийся разговор.
– Дык того, на врага ж работали.
– А что, подыхать надо было?
– Ладно, дело прошлое, сейчас-то чего делать будем?
– А что?
– А наше дело телячье…
– Без пол-литры не решить.
– А чего решать-то? Чего мы можем?
– Как чего?! Нас вон сколько, это ж сила!
– Пошёл ты…! Сила, сила…
– Сила есть, ума не надо!
– У тебя ни того, ни другого.
– Я т-тебя…
– Остынь…
– Ну, чего заладил? Сила, сила… А куда её?
– Заступаться пойдёшь?
– Ага, аж бегу! Про пособничество не слыхал?!
– Да на хрена он нужен? Никто ж его не знает!
– За что взяли, не знаем.
– Так пойди, да спроси…!
Разговор шёл на такой густой смеси русской и английской ругани, что Ив,
