Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон

Джейми смотрел на тушу медведя с открытым ртом, потом медленно закрыл его и покачал головой. Он повернулся ко мне и поглядел на отдаленные горы, где бесшумно блеснула молния.

— Говорят, — произнес он тихо, — что большая буря предвещает смерть короля.

Потом он очень мягко коснулся моего лица.

— Жди здесь, сассенах, я приведу коня. Мы едем домой.

Глава 85

Огонь очага

Фрейзерс- ридж

Октябрь, 1771

Время года изменилось. Она заснула прохладным вечером бабьего лета, а проснулась в середине ночи от острого холода поздней осени, замерзнув под единственным одеялом. И потом, хотя и сонная, она не могла заснуть, по крайней мере, без дополнительных одеял.

Почти не открывая глаз, шлепая босыми ногами по ледяному полу, она подошла к кроватке проверить, как там Джемми. Он спал, утонув в теплой перине, с одеялом, натянутым до маленьких розовых ушей. Она мягко положила руку на его спинку и стала ждать, когда она поднимется и опустится при дыхании. Один раз, два, еще раз.

Порывшись, она нашла дополнительное одеяло и растянула его на кровати, потом потянулась за чашкой с водой и с раздражением обнаружила, что та пуста. Ей страстно хотелось заползти в теплую постель и погрузиться в глубокий сон, но жажда была сильнее.

На крыльце должно быть ведро с колодезной водой. Зевая и гримасничая, она сняла щеколду и тихо опустила ее вниз, хотя Джемми спал крепко, и риск разбудить его был невелик.

Однако дверь она открыла осторожно и вышла, дрожа от холодного воздуха, забравшегося под рубашку. Она наклонилась и пощупала в темноте. Никакого ведра. Где…

Уголком глаза она уловила движение и резко развернулась. На мгновение ей показалось, что это был Обадия Хендерсон, который сидел на скамье, и сердце ее сжалось, как кулак, когда он встал. Потом она поняла, кто это был, и оказалась в руках Роджера, прежде чем смогла хорошенько рассмотреть его.

Безмолвно прижавшись к нему, она ощущала различные вещи: дугу его ключицы против ее лица, запах одежды, так долго носимой, что она уже пахла не потом, а лесом, через который он шел, землей, на которой он спал, и главным образом горьковатым дымом, который он вдыхал. Силу его рук на ней и колючую бороду на ее коже. Резко холодная кожа его обуви под ее босыми ногами и кости под ней.

— Это ты, — вскрикивала она. — Ты дома!

— Да, я дома, — шептал он ей на ухо. — Ты в порядке? С Джемми все хорошо?

Она ослабила свои объятия, и он улыбнулся ей незнакомой улыбкой, но знакомыми губами, видимыми в лунном свете среди зарослей густой черной бороды.

— У нас все хорошо? Как ты? — она шмыгнула носом, и глаза ее наполнились слезами. — Почему ты сидишь здесь, ради Бога? Почему ты не постучался?

— У меня все в порядке. Я не хотел пугать тебя. Подумал, что посплю здесь до утра. Почему ты плачешь?

Она поняла, что он шептал не потому, что боялся разбудить Джемми, у него был такой голос — шуршащий, деформированный, с придыханием. И все же он говорил ясно; слова звучали свободно, не так как раньше.

— Ты можешь говорить, — сказала она, торопливо вытирая глаза ладонью. — Я имею в виду, лучше.

Прежде она опасалась прикасаться к его горлу, боясь ранить его чувства, но сейчас инстинкт не позволял ей впустую потратить внезапную близость. Напряженность может возникнуть снова, и они снова могут стать чужими друг другу, но в это мгновение она могла сказать и сделать все, и потому она положила пальцы на его теплый неровный шрам, касаясь залеченного разреза, который спас его жизнь.

— Все еще больно говорить?

— Да, больно, — сказал он шероховатым каркающим голосом, и его глаза взглянули на нее, мягкие и темные в лунном свете. — Но я могу. Я буду… Брианна.

Она отстранилась, все еще держа его за руку, не желая ее отпускать.

— Заходи, — сказала она, — здесь холодно.

У меня могло быть множество возражений против огня в очаге, начиная от заноз под ногтями и ожогов на руках — иногда до пузырей — и кончая доводящим до бешенства упрямством не желающего разгораться пламени. Однако две вещи я могла сказать в его пользу: это, бесспорно, тепло и то, что в его тусклом свете любовный акт приобретал такую красоту, что о всяком стеснении можно было благополучно забыть.

Наши переплетенные тени плыли по стене, выявляя то колено, то изгиб спины или округлость бедра, словно части какого-то извивающегося животного. Голова Джейми запрокинулась; огромное существо с львиной гривой нависло надо мной, выгнувшись назад в экстазе.

Я провела пальцами по его пылающей коже и дрожащим мускулам, погладила поблескивающие волоски на руках и груди и зарыла пальцы в тепло его волос, чтобы притянуть его, задыхающегося, к темной пустоте в моей груди.

Не открывая глаз, я продолжала удерживать его ногами, не желая отпускать его тело и разрушить иллюзию единства — если это было иллюзией. Сколько раз я еще смогу держать его таким образом в зачарованном свете от очага?

Я изо всех сил цеплялась за него, за затихающую вибрацию моей плоти. Но радость достигнутая есть радость прошедшая, и через несколько мгновений я снова было только самой собой. Темная звездочка вен на моей лодыжке была ясно видна даже в тусклом свете камина.

Я ослабила хватку на его плечах и с нежностью коснулась жестких кудряшек его волос. Он повернул голову и поцеловал мою грудь, потом вздохнул и соскользнул с меня.

— А еще говорят, что у куриц нет зубов, — сказал он, осторожно касаясь пальцем глубокой ранки от укуса на одном плече.

Я невольно рассмеялась.

— Так же, как и члена у петуха, — я привстала на одном локте и посмотрела на очаг.

— Что там, моя курочка?

— Просто проверила, не загорится ли моя одежда.

В нетерпении страсти я не обратила внимания, куда он побросал предметы моей одежды, но, кажется, они были на безопасном расстоянии от огня; юбка маленькой кучкой лежала возле кровати, корсет и рубашка валялись в разных углах комнаты. Полосы материи для поддержки груди не было видно нигде.

На побеленных стенах мерцал свет, и кровать была полна теней.

— Ты так красива, — прошептал он мне.

— Как скажешь.

— Ты мне не веришь? Я когда-нибудь обманывал тебя?

— Я не это имела в виду. Я подразумевала, что если ты говоришь так, значит это правда. Ты делаешь это правдой.

Он вздохнул и пошевелился, устраивая нас удобнее. В очаге, взметнув вверх сноп золотых искр, внезапно треснуло полено и зашипело, когда его жар столкнулся с влажной струей воздуха. Я молча наблюдала, как дрова чернели, потом краснели и, наконец, сверкали раскаленным добела светом.