Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон

Спор прекратился внезапно. Высокий человек повернулся и сделал резкий жест к выходу, что заставило других мужчин удивленно и сердито заворчать. Однако они пошли к двери.

Когда ветхая дверь за ними закрылась, женщина схватила Роджера за рукав.

— Шкажите мне.

— Не так быстро, — он снова кашлянул, отерев мокроту тыльной стороной ладони. — Вы выводите… меня отсюда… потом я говорю. Все, что я знаю.

— Шкажите мне!

Ее пальцы вцепились в его руку. Ее глаза были налиты кровью от дыма, а коричневые радужки пылали, как угли. Он покачал головой.

Высокий мужчина отодвинул женщину, схватив Роджера за грудки. Что-то замерцало перед глазами Роджера, и среди зловония гари он уловил сильный запах гниющих зубов.

— Ты говоришь ей, или я вырву твои кишки!

Роджер повернулся к мужчине плечом и с усилием отпихнул его.

— Нет, — сказал он упрямо. — Вы отпускаете меня… и я… Тогда я скажу.

Мужчина заколебался; лезвие его ножа слегка дрогнуло. Взгляд его единственного глаза метнулся к женщине.

— Он знает?

Женщина, не отводя глаз от Роджера, медленно кивнула.

— Он знает.

— Это была девочка, — Роджер твердо взглянул в ее глаза, борясь с желанием моргнуть. — Вы сами… это знаете.

— Она жива?

— Выведите меня…

Она не была высокой и большой женщиной, но ее настойчивость, казалось, наполняла хижину. Она буквально дрожала от переполнявших ее чувств. На долгую минуту она впилась взглядом в Роджера, потом развернулась к мужчине и стала что-то горячо говорить ему на странном африканском языке.

Он попытался спорить, но это было бесполезно; поток ее слов хлестал, как вода из пожарного шланга. Он вскинул руки в сердитом подчинении, потом стащил с ее головы платок. Развязав его, он свернул его в подобие повязки, что быстро бормоча.

Последнее, что увидел Роджер перед тем, как мужчина завязал ему глаза, была Фанни Бердсли. Волосы свисали на ее плечи множеством маленьких сальных косичек, а глаза все еще, уставившиеся на его, горели, как тлеющие угольки. Ее обломанные зубы были обнажены, и он подумал, что она укусила бы его, если бы могла.

Они не смогли уйти без спора; хор сердитых голосов следовал за ними некоторое время, и руки щипали его одежду и конечности. Но у одноглазого все еще был нож. Роджер услышал вскрик боли, голоса затихли, и руки больше к нему не прикасались.

Он шел, положив руки на плечи Фанни Бердсли. Он решил, что они были на небольшой поляне, по крайней мере, потребовалось не так много времени, чтобы он почувствовал вокруг себя деревья. Листья касались его лица, и смоляной запах стоял в горячем дымном воздухе. Дождь еще шел, но запах дыма был повсюду. Земля была неровной; ковер из листьев был усыпан камнями, пнями и упавшими ветками.

Под край повязки пробивался свет, и Роджер мог судить о времени суток. Он подумал, что они покинули хижину сразу после полудня, а когда они остановились, свет почти полностью исчез.

Он мигнул, когда повязка была снята. Были поздние сумерки, и они стояли в лощине, уже наполовину заполненной темнотой. Взглянув вверх, он увидел над горами небо, горящее оранжевым и темно-красным цветом; в разрыве облаков сияли ранние звезды.

Фанни Бердсли взглянула на него, выглядя еще меньше под сенью высокого каштана, но такая же решительная, как и в хижине.

У него было много времени, чтобы обдумать разговор. Должен ли он сказать, где находится ребенок? Если она узнает, предпримет ли она попытку забрать ее? И если так, то как это отразится на девочке, сбежавших рабах или на Джейми и Клэр Фрейзерах?

Ни один из них ничего не рассказал о произошедшем в доме Бердсли, кроме того, что он умер от удара. Но Роджер хорошо знал их обоих, чтобы сделать молчаливые выводы из обеспокоенного лица Клэр и преувеличенно безразличного выражения на лице Джейми. Он не знал, что произошло, но Фанни сделала что-то, о чем Фрейзеры предпочли умолчать. Если миссис Бердсли появится в Браунсвилле, чтобы забрать свою дочь, то, конечно, возникнут вопросы, и, возможно, ответы никому не принесут пользы.

Однако столкнувшись с голодом в горящих глазах, он мог сказать только правду.

— С вашей дочерью… все хорошо, — начал он твердо, и из ее горла вырвался тихий полузадушенный звук. К тому времени, когда он закончил говорить, слезы бежали по ее лицу, вымывая в саже бледные русла, но ее глаза оставались широко открытыми и закрепленными на нем, словно она боялась, что моргнув, может пропустить какое-нибудь жизненно важное слово.

Мужчина с настороженным видом стоял немного сзади. Его внимание, в основном, было направлено на женщину, но он иногда бросал взгляды на Роджера и в конце рассказа стоял уже рядом с Фанни, а его единственный взгляд так же блестел, как ее глаза.

— У нее есть деньги? — спросил он. У него были индейские переливы в голосе, а кожа была темной, как мед. Он был бы красив, если бы не лишился одного глаза, вместо которого остался кусок мертвенно бледной плоти под искривленным веком.

— Да, она… унаследовала всю… собственность Аарона… Бердсли, — заверил его Роджер хриплым от долгого разговора голосом. — Мистер Фрейзер… позаботился об этом.

Он вместе с Джейми ездили на слушание суда по делу об опеке над сиротой. Джейми свидетельствовал о личности девочки. Опекунство было передано Ричарду Брауну и его жене, так же как и ее собственность. Они назвали маленькую девочку — из сентиментальных чувств или от гнева — Алисией.

— Даже если она черная?

Он увидел, что взгляд раба метнулся к Фанни Бердсли, потом в сторону. Миссис Бердсли услышала нотку неуверенности в его голосе и развернулась к нему, как гадюка, готовая к удару.

— Она твоя! — прошипела она. — Она не могла быть его, не могла!

— Да, ты говорила, — ответил он с мрачным лицом. — Они дали деньги черной девочке?

Она топнула ногой по земле и стукнула его по лицу. Он выпрямился, отклоняя лицо, но не сделал других попыток избежать ее ярости.

— Ты думаешь, я бы оштавила ее, шмогла бы оштавить ее, ешли бы она была белой, ешли была бы вожможношть, что она белая? — закричала она. Она ударяла его кулаком по рукам и груди. — Это твоя вина, что я должна была оштавить ее, твоя! Ты и твои проклятые черные бока. Прокляни тебя Бог…

Именно Роджер схватил ее за запястья и держал их, позволив ей накричаться до хрипоты, прежде чем она разразилась слезами.

Раб, который смотрел на нее со смесью вины и гнева приподнял руки, словно собираясь протянуть их к ней, и этого маленького движения стало достаточно, чтобы она бросилась в объятия своего любимого, рыдая на его груди. Он неловко обнял ее и крепко прижал к себе, покачиваясь взад и вперед на голых пятках. Он выглядел смущенным и больше не сердитым.