Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон

Он глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. Горячий воздух двигался через заросли, треща сухими стеблями тростника и гоня перед собой стайки певчих птиц и попугайчиков, летевших как брошенные щедрой рукой яркие разноцветные конфетти. Дым набился в легкие, и каждый вздох доставлял ему боль.

— Кларенс! — закричал он так громко, как мог. Бесполезно. За шумом в зарослях тростника он едва мог слышать себя, не говоря уже о муле. Конечно же, глупое животное не дало себя зажарить. Скорее всего, он уже порвал тряпичные путы и ускакал в безопасное место.

Что-то коснулось его ноги, и, посмотрев вниз, он увидел голый чешуйчатый хвост опоссума, скользнувший в кусты. «Что ж, это направление так же хорошо, как и любое другое», — подумал он и нырнул следом в кусты цефалантуса.

Где-то рядом раздалось хрюканье; небольшая дикая свинья выскочила из порослей рвотного чая и перебежала ему дорогу, направляясь влево. Дикая свинья, опоссум — славились ли эти животные хорошим чувством направления? Он мгновение колебался, потом последовал за свиньей; она была достаточно большой, чтобы проложить заметный путь.

След был хорошо виден; маленькие участки вырванной травы и комья земли виднелись тут и там среди кочек. Дым становился гуще, ему пришлось остановиться и откашляться, согнувшись вдвое и схватившись за горло, словно он боялся, что оно может порваться. Смахнув слезы с глаз, он выпрямился и обнаружил, что след исчез. Острое чувство паники сжало его внутренности, когда он увидел струйку дыма, изящно струящуюся через подлесок.

Он сильно сжал кулаки, чувствуя вонзившиеся в ладони ногти и используя эту боль, чтобы сосредоточить свой ум. Он медленно поворачивал лицо, закрыв глаза для концентрации, и искал дуновение свежего воздуха или горячего потока, которые могут подсказать ему, в каком направлении двигаться.

Ничего. Дым был всюду, и его клубы низко стелились над землей. Теперь он мог слышать огонь; хриплое хихиканье, словно кто-то смеялся сквозь полузадушенное горло.

Ивы. Его ум уцепился за эту мысль. На некотором расстоянии Роджер мог видеть их верхушки над зарослями тростника. Ивы растут возле воды, значит там река.

Маленькая красно-черная змея скользнула через его ногу, когда он достиг воды, но он не обратил на нее внимания. Не было времени и не было никакого страха, кроме страха перед огнем. Он бросился в середину потока и упал на колени, наклоняясь лицом, как можно ближе к воде.

Воздух здесь был прохладнее, и он с жадностью глотнул его и снова закашлялся, сотрясаясь от мучительной боли. Куда бежать? В какую сторону? Вниз по потоку или вверх. Какой путь не приведет его прямо в середину пожара? Но не было ничего, кроме чернеющих облаков, и не было никакой подсказки.

Прижав руки к груди, чтобы задушить кашель, он почувствовал бугор кожаной сумки. Замеры. Проклятие; он может смириться с собственной смертью, но не с потерей результатов своего многодневного труда. Спотыкаясь, он подобрался к берегу и стал отчаянно рыться в мягкой почве, вырывая пучки длинной жесткой травы, потом сунул сумку в сделанную яму и забросал ее пригоршнями грязи, ощущая комфорт от ее влаги. Он должен был вспотеть, но пот высыхал, не успев выступить на поверхность кожи.

Камни. Ему нужны камни, чтобы отметить место; камни не горят. Он вернулся назад в воду и стал шарить по дну. О, Боже, вода была холодной, она была влажной. Он схватил большой булыжник, покрытый зеленоватой слизью, и выбросил его на берег. Потом еще рассыпь камней поменьше, потом плоский и еще один достаточно большой. Хватит, огонь уже приближался.

Он торопливо сложил из камней пирамидку и, вверив свою душу Господу, побежал по воде, спотыкаясь и скользя по каменистому дну. Он бежал, пока дым не схватил его за горло, не заполнил его нос, голову и грудь, и петля на шее не выжала из него весь воздух, оставив под веками только черноту с красными искрами огня.

Он боролся. Боролся с петлей, боролся с веревками на руках, боролся в первую очередь с черной пустотой, которая сдавила его грудь и запечатала ему горло, боролся за драгоценный глоток воздуха. Он резко выгнулся, собрав каждую унцию своей силы, и покатился по земле, размахивая освободившимися руками.

Его рука ударилась обо что-то мягкое, и оно удивленно взвизгнуло.

Потом чьи-то руки схватили его за плечи и ноги; его посадили, и он пытался и не мог сделать хотя бы один вдох. Что-то сильно ударило его между лопаток. Он закашлялся и смог протолкнуть достаточно воздуха внутрь, в обугленный центр, и сгусток черной мокроты, теплой и слизистой, как гнилая устрица, поднялся из груди к его языку.

Он выплюнул его, задохнувшись от боли, когда желчь поднялась по его кровоточащему горлу. Потом снова сплюнул и выпрямился, задыхаясь.

Он не обращал внимания ни на что, кроме чуда воздуха и возможности дышать. Ему смутно слышались голоса и мелькали размытые лица, но ничего не имело значения, только поток кислорода в его груди, насыщающий иссушенные клетки, как вода губку.

Влага коснулась его рта и он, моргая, попытался что-нибудь увидеть. Его глазные яблоки были высушены; свет и тень размазывались в однородное пятно, и ему пришлось сильно моргать, пока бальзам слез не оросил их и не пролился прохладой на его лицо. Кто-то держал чашку возле его губ. Женщина с почерневшим от сажи лицом. Нет, не сажа. Он мигнул, прищурился, мигнул еще раз. Она была чернокожей. Рабыня?

Он сделал маленький глоток, не желая прерывать дыхание даже ради удовольствия почувствовать прохладу в саднящем горле, но ощущение было превосходным. Подняв руки, он взялся за чашку и удивился. Вместо ожидаемой боли сломанных пальцев и онемевшей плоти он ощутил здоровые, послушные ему, руки. Он автоматически потянулся к отверстию в горле, ожидая нащупать янтарный мундштук, но нашел только цельную плоть. Он дышал, и воздух проходил через его нос и скользил по горлу. Мир вокруг него дернулся и выровнялся.

Он находился в какой-то хижине. Рядом стояли несколько людей. Большинство из них были черными; все были одеты в лохмотья и выглядели совсем недружелюбными.

Женщина, поившая его водой, казалась испуганной. Он попробовал улыбнуться ей и закашлялся. Она взглянула на него из-под рваной тряпки, повязанной на голове, и он увидел, что белки ее глаз были красными, а веки опухшими. Его глаза, наверное, выглядели так же, если судить по ощущениям. Воздух все еще бы полон дыма, и он мог слышать отдаленный треск лопавшегося от жара тростника — звуки умирающего огня.

Возле двери свистящим шепотом велся разговор. Разговаривающие, нет, спорившие мужчины поглядывали на него со страхом и недоверием. Снаружи полил дождь; Роджер не мог чувствовать его запах, но холодный воздух ударил ему в лицо, и он услышал скороговорку дождя, бьющего по крыше и по деревьям.