Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Когда мы вернемся на переговоры, они должны будут с таким же рвением доказывать и своим народам, и всему миру, что это так же правильно, как правилен наш нынешний отказ от переговоров.

Но это, так называемая, «большая политика». А каков Пономарев! Он теперь мне и Загладину внушает, что никак невозможно и «было бы неправильно» говорить о каких бы то ни было переговорах. Рейган и Ко спекулируют на том, что мы, мол, все равно вынуждены будем вернуться в Женеву, несмотря на установку ракет. И поэтому надо им показать, что им не удастся успокоить общественность. Будто мы с Загладиным вчера родились, ни о чем не ведаем, а от него не слышали «решимости» вести политически серьезный разговор с друзьями на данном Совещании.

К Черненко он действительно обращался. Даже послал ему текст до рассылки, чтоб заручиться согласием до Громыко. Но тот продержал два дня, не прочел и разрешил делать рассылку, то есть — подставил Пономарева под громыкинскую оплеуху.

А Громыко, захватив монополию на внешнюю политику, играет в престижно-дипломатические игры, будто мы в 30-х годах, или в 50-ых. Если Андропов и дальше будет это терпеть, мы очень опасно можем приблизиться к ядерному порогу.

9 декабря 1983 г.

Около 12 ночи. Провели Совещание. Мое брюзжание оказалось беспредметным: все довольны, все поставили свои галочки (и перед своим начальством, и перед Москвой). Все во всем согласны, в том числе — в осуждении румын, которые — «отступники» и «капитулянты», но рвать с ними не нужно, а надо «работать». И вообще — будем давать отпор и сплачивать всех, кто за мир. Коротковолновое общение то с теми, то с другими (венгры, болгары, немцы) убеждает, что все очень хорошо понимают правила (нашей) игры в ядерную дипломатию и стратегию, а так же и то, что деваться некуда и надо втихоря приспосабливаться и урывать, где безнаказанно можно это сделать.

Мы, аппаратчики, выполнили свою службу четко и быстро: речи, доклад, коммюнике, стенограммы, записи, информация по итогам, заключительное слово, а на этот раз также письмо к своей партии (почему не было румын), и к братским партиям не соцстран (на эту же тему). В 16. 0 °Cовещание кончилось, а в 20. 00 уже были готовы все «вытекающие» из него бумаги.

10 декабря 1983 г.

Очередной том «Истории марксизма» в издательстве «Прогресс» (рассылается по «списку»). Амбарцумов — автор предисловий, создает новый (для элиты) стиль критики анти и-немарксизма и попутно реабилитирует Бухарина: в советских типографиях о нем ничего похожего не печаталось на протяжении 50 лет! Парадоксально (впрочем, закономерно), что Пономарев — автор учебника по истории КПСС, который чуть ли не каждый год переиздается и по которому учатся все студенты и проч., понятия не имеет о том, что через вот такие издания фактическая информация о подлинной истории нашей партии уже знакома большому числу советской интеллигенции, во всяком случае — думающей и неравнодушной. Возможно она доходит и до студентов.

18 декабря 1983 г.

Вчера еще раз встречался с ирландцами. Теоретические дискуссии кончились тем, что они попросили денег… Мол, прежние источники «ресурсов» практически закрылись в виду ужесточения охраны банков и усовершенствования их электронной защиты. «Зав. техническим отделом» (так называется у них группа по ограблению банков на нужды партии) недавно погиб при очередной операции. Деньги иссякают, а надо «строить» партию, надо издавать газеты и литературу, надо участвовать в выборах.

Я, естественно, объяснял им, что вопрос трудный, деликатный, у него много сложных аспектов. А про себя думал — не выйдет у вас, дорогие товарищи.

Сегодня встречался с Клэнси. Героический человек. Ослеп, но полон мужества и энергии создать объединенную, новую компартию в Австралии. Обласкал я его, приободрил. И думаю, можем мы ему помочь — через ВЦСПС, главным образом. Однако, весь этот «объективный» процесс концентрации левых сил рухнет, как только не станет Клэнси.

Собираюсь на днях пойти в отпуск, в Пушкино, наверно. Даже боязно как-то уходить в физическое одиночество и пробовать себя после всего, что случилось, на лыжную и бассейновую выносливость. Лет 10 я там уже не отдыхал.

29 декабря 1983 г.

Нахожусь в Пушкино. Погода мокрая, лыж не получилось.

Приезжал на Пленум. В новом помещении специально для этой цели: встроено в казаковский дом напротив Свердловского зала. Хрусталь, белый мрамор, палевое дерево, кресла пост-модерн. Видимо, наследие Павлова, который ходил там вчера уже отставником и, должно быть, легко отделался: его бы в самый раз из партии попросить.

Андропов не был. Прислал свое выступление, которое было роздано. И, что хорошо, что именно так сделали, в отличие от одного, помню, Пленума при Брежневе, когда выступление роздали, но попросили всех молчать, что оратор отсутствовал, и в газетах дело представлено так, будто он был.

Очень спокойный, серьезный текст, вновь подтверждающий «новую эпоху», и только — о внутренних делах. А дела, видно, сдвинулись, но только-только. Это можно определить и по выступлениям. «Спектр» выступавших был более широким, чем обычно. Как правило, самоотчеты и обязательства секретарей обкомов и министров, которые, кстати, с подачи Гришина, выступавшего первым, по-прежнему считали необходимым информировать Пленум ЦК, что «товарищ Андропов Юрий Владимирович — Генеральный секретарь Центрального Комитета коммунистической партии Советского союза, Председатель президиума Верховного совета СССР». Только Горбачев, Тихонов (их выступления — тоже новшество — по крайней мере за последние 10 лет) и директора заводов, а также доярка отошли от этой «нормы» и называли Андропова просто товарищем Андроповым или Юрием Владимировичем. Впрочем, персональный восхвалений почти не было (опять за исключением Гришина и еще Багирова, наследника Алиева в Баку). Но — и это очень хорошо воспринималось — желали Ю. В. скорейшего выздоровления под аплодисменты.

Опять же со времен Брежнева осталась «традиция» вставать, хлопая, когда в президиуме появляется Политбюро. Как школьники — в классе. И наоборот: утрачена, к сожалению, хорошая партийная традиция — не хлопать после выступления каждого, как в театре или на торжественном заседании. Это тоже, кажется, возникло при Брежневе, и то не сразу, а примерно, с начала 70-ых годов, когда появилось выражение «и лично» и начался квази-культ Леонида Ильича.

Откровенно говоря, для меня было неожиданным избрание Соломенцева и Воротникова членами Политбюро, хотя первое — логично в нынешней ситуации ужесточения контроля за партийными нравами (вернее — «непартийным поведением» должностных лиц), а второе — просто хорошо для России. Воротников, говорят, мужик умный и самостоятельный, хотя и не очень церемонный.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});