Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

'Достойный человек', - согласился Гастингс. 'Думаю, он будет приемлем в Совете больше остальных. Уверенно считаю его таковым'.

Казалось, температура в комнате вернулась к обычным показателям. Уилл еще некоторое время участвовал в незначительных обсуждениях, после чего неторопливо оставил зал. Однако Френсис успел поймать, как взгляд его темных глаз снова обратился на Бекингема. У него на лице написано, подумал Ловелл, изумление человека, который путешествовал по знакомому маршруту и натолкнулся на препятствие там, где меньше всего ожидал таковое повстречать.

Нам только предстоит, тяжело признал Френсис, хлебнуть с этими двумя проблем. Гастингс не из тех, где охотно уступит свое место под солнцем. Сквозь всю речь о легкой руке на узде сквозила его твердая надежда, что одна из рук будет принадлежать ему. Относительно Бекингема - за ним стоит присмотреть, вероятно, первый вкус власти ударил герцогу в голову.

После того как Бекингем вызвал сопровождение и умчался вниз по Бишопсгейт Стрит, заставив дребезжать оконные рамы и выбивая из мостовой булыжники, Френсис опять присоединился к Ричарду в светлом зале. Он намеревался предостеречь друга касательно замеченной минуту назад ревности, но при виде лица последнего сдался. Дикону и так забот сейчас доставало. Не было нужды отягощать его еще одной. Ловелл взял на себя обязанности виночерпия, до краев наполнив Ричарду кубок сладким белым вином из Италии.

'Знаешь, Дикон, это довольно печально. Эдвард даже не знает, как следует, собственных брата и сестер. Как часто он с ними виделся? Девочек он вообще едва ли помнит. Я понимаю, что парень провел какое-то время в Ладлоу с младшим братом, но не столько, чтобы они стали по-настоящему близки. Как истинные братья, как ты с Эдвардом-'

Он резко замолк, так как увидел то, что Ричард предпочел бы скрыть, - внезапно навернувшиеся на глаза герцога слезы.

Френсис тактично сосредоточился на добавлении себе вина. Уже второй раз за день он заставал друга на милости у воспоминаний. Утром по пути в Лондон они проезжали Барнет, и Ричард решил показать племяннику поле битвы. Сложно сказать, получилось ли у него высечь в душе мальчика неподдельную искру интереса. Эдвард был до оскорбительности вежлив, схватившись за любезность, как за щит, единственное доступное ему оружие. В случае Ричарда, память о сражении двадцатилетней давности только растравила полученную три недели назад рану. Он до сих пор не мог говорить о брате, не испытывая боли, что Френсис и доказал по недосмотру.

С точки зрения Ловелла, оцепенение лишало всех сил. Оно начинало затапливать и казаться реальным. Боже, смилуйся над ним, следующие недели будут худшими и тяжелейшими из того, через что придется пройти. И обнаружить сейчас, что королева отказывается покидать убежище! Гастингс назвал это неловким. Нет, происходящее намного хуже. Это смертельное оскорбление ранило Дикона в самую чувствительную для него точку - в его любовь к покойному королю.

Ричард вернулся к окну. 'Как же я ненавижу Вестминстер', - неожиданно почти с яростью произнес он. 'Признаюсь тебе, Френсис, даже воздух здесь кажется мне непригодным для дыхания. Все осталось так, как мне запомнилось. Люди заботятся лишь о собственном продвижении, подлизываясь к тем, кто в силах принести их больше выгоды, низкопоклонники и подхалимы, если не хуже. Никогда не знаешь, где ты находишься при дворе. Даже мой брат, даже он не сумел защититься от засасывания в эту грязную трясину. Если такое могло случиться с подобным ему сильным человеком, что, по-твоему, произойдет с мальчиком, как Эдвард?'

'Знаешь, Френсис, чем поделился со мной Джек Говард? Джейн Шор стала любовницей Томаса Грея'. Ричард медленно покачал головой. 'Можешь поверить? Джек заявил, - постель Неда не успела остыть, когда она уже переместилась в опочивальню Грея. А Нед так заботился об этой женщине, по-настоящему заботился'.

Направившись к буфету, он потянулся за графином с вином, наполнив кубок и осушив его, прежде чем снова обернуться к Френсису. Гнев сошел с лица, оставив Ричарда очень усталым и до крайности потерянным.

'Помнишь, после полудня я решил поговорить с Эдвардом наедине, как только мы устроили его во дворце епископа? Хочешь узнать, что сказал мне мальчик, Френсис? Спросил, почему, если он король, то не в силах просто отдать приказ об освобождении своего дяди...'

Голос Ричарда потух. Они с Френсисом смотрели друг на друга, каждый не произнося ни слова, пока все еще горящие свечи на столе между ними не начали постепенно оплывать горячим воском на серебряные подсвечники.

Глава четвертая

Лондон, май 1483 года

Решение против обвинения Энтони Вудвилла, Дика Грея и Томаса Вона в государственной измене Ричард был вынужден принять с неохотой. Он чувствовал, что обнаружение в обозах Дика Грея четырех телег, полных доспехами, более чем подтвердит обвинительный приговор. Находка несомненно доказала бы намерение Вудвиллов при необходимости прибегнуть к вооруженной силе, сохранив, таким образом, свое влияние на правительство. Лично герцог совершенно не склонялся к снисходительности. Будь на то его воля, Ричард бы проследил, дабы Вудвиллы сполна заплатили за совершенное ими предательство. Тем не менее, политические соображения судили иначе. Отношения с племянником отличались слишком заметной неопределенностью, чтобы можно было позволить себе личное возмездие.

Поэтому Ричард никак не подготовился, когда на полуденной встрече Совета в стенах Тауэра Джон Мортон, епископ Или, вдруг задал ему вопрос о продолжающемся заточении родственника Елизаветы. Так как он не особо симпатизировал Мортону, ответ герцога последовал в более резкой форме, нежели тот дал бы его при иных обстоятельствах. Ричард прямо напомнил епископу о не подлежащем обсуждению доказательстве заговора Вудвиллов, в чем немедленно получил поддержку от Бекингема и Джона Говарда. Однако Мортон стойко продолжал, желая выяснить, уверен ли герцог, что эти люди, в самом деле, виновны в государственной измене.

'Да',- огрызнулся Ричард, - 'у меня нет в этом ни малейшего сомнения', и лишь тогда осознал, как искусно был расставлен капкан. Тогда, смиренно провозгласил Мортон, Совету следует принять меры, ведь измена - самое серьезное из всех преступлений, поэтому должна караться соответствующе.

Последовавшее голосование создало патовую ситуацию. Мортон и бывший канцлер Роттерхэм сражались против обвинения Вудвиллов в государственной измене. Они обосновывали свою позицию тем, что, так как до прибытия в Лондон Ричард