Исполняющий обязанности - Фридрих Незнанский

— Зато у вас вид вполне благополучный, — чуточку сварливо возразила она.

— Значит, я умею хорошо притворяться, — усмехнулся он.

— Вы? Да вы же прямо на ладони, Саша! — оживилась она. — Хотите, я скажу, о чем вы все время напряженно думаете? Занимаетесь своим следовательским делом, смотрите снимки, расспрашиваете, а сами неотрывно думаете… сказать?

— Подождите, — жестом остановил он ее. — Я, кажется, догадываюсь, о чем вы сейчас скажете. Да, сознаюсь, вы абсолютно правы. Я только об этом и думаю с той минуты, как вошел в вашу квартиру. Ну что теперь поделаешь, раз так случилось? Но ведь я также ни единым словом не выдал своих желаний, верно?

— А глаза? — засмеялась она. И вдруг оборвала смех, сделала строгое лицо. — Скоро девять дней… Я хочу, чтобы душа его, если она еще о чем-то волнуется, успокоилась. А через сорок дней он вообще может… помахать ручкой… Но на девять дней соберутся некоторые его бывшие друзья, из этих, — она кивнула на разбросанные по столу фотографии, — и я должна полностью соответствовать — и внешне, и вообще, вы меня понимаете?

Турецкий внимательно посмотрел на потолок, подумал и сказал:

— Это в субботу?

— Вот именно.

— Фотограф будет тот же?

— Я могу пригласить, если надо. Он, мне сказали, из «Ритуала». Неплохо все вышли, правда? Но только дорого берет.

— Вообще-то я могу организовать вам профессионала, и совершенно бесплатно, но лучше, если это будет все-таки ваш человек, который у остальных ваших гостей на поминках не вызовет подозрений. А позже вы мне назовете его фамилию и укажете, где конкретно он работает, хорошо?

— Как скажете, Саша. Так вот, после этого противного застолья, от которого, к сожалению, нельзя отказаться из-за мерзкого старинного обычая, я буду готова снова встретиться с вами. Если у вас не остынет желание… встретиться.

— Скажу вам тоже честно, — он приблизил губы к ее ушку и прошептал: — Эти два дня превратятся для меня в пытку, — и тихонько чмокнул в ушко.

— Ах какой вы! — сдавленно воскликнула она и буквально вся залилась краской — и лицо, и шея, и обнаженные руки…

По идее, сейчас следовало быстро и ловко подхватить ее на руки, но обычаи… но элементарная порядочность — не торопить женщину, пока она еще не готова, но… Их могут возникнуть в самое неподходящее время тысячи — этих «но». И с ними приходится считаться… Жаль, ее заботы о внешности, конечно, чепуха, уж он-то бы сейчас ей внешность не испортил — напротив, наверняка расцвела бы. Но, возможно, именно этого она и опасалась? Яркого своего цветения, которое не может пройти незамеченным… Ох эти женщины!

В конце концов, решил Александр Борисович, мы живем в цивилизованном обществе и вынуждены следовать его условностям. И он, вместо демонстрации страстного порыва, лишь провел концами пальцев по ее словно раскаленной руке. Ева в очередной раз тихонько ахнула и беспомощно закатила глаза.

Турецкий тут же поднес к ее губам чашку с остывшим чаем и принудил сделать маленький глоток, который немедленно вернул ей сознание.

— Давай действительно подождем, — просто сказал он, перейдя на «ты». — Уж наше-то наслаждение от нас не убежит… А пока расскажи мне об остальных людях на снимках. Я все-таки, как ты, Ева, изволила уже заметить, в первую очередь следователь, а не обалдевший от красивой женщины случайный гость. Вернее, совсем не случайный. И я всерьез собираюсь найти того мерзавца, который убил твоего мужа.

— Но он же утонул…

— После того как его, не исключаю, профессионально подвигли на это. Я могу появиться у тебя либо в субботу поздно вечером — если гости к тому времени разойдутся, либо в воскресенье с утра. Что тебе предпочтительнее?

— Мне… — она посмотрела на него прозрачными глазами, — желательно, чтобы ты вообще не уходил. Но… я понимаю, что жизнь есть жизнь. И у каждого свои дела и заботы. — Она вдруг упала лицом ему на грудь, ее сотрясли короткие рыдания, а потом она сдавленно произнесла, не отрывая от него лица: — Если бы ты знал, как… Господи, как я безумно устала от всех от них!.. И как я их всех терпеть не могу!..

— Вообще-то я могу тоже явиться на поминки — к сбору, так сказать, гостей и одним своим присутствием избавить тебя от нежелательных приставал. Что скажешь? — Он с интересом посмотрел на нее.

— Это было бы очень хорошо, я даже сама подумала, но… Никто не поймет.

— Нет, понять-то они все поймут сразу, но необходимо ли тебе такое понимание, вот вопрос?

— Я думаю, все-таки не стоит.

— Но про фотографа ты не забудь.

— А может, ты действительно пришлешь своего? И мне будет полегче…

— Хорошо, — ответил Турецкий и подумал о Сереже Мордючкове.

Тот и снять сумеет все что нужно, и напьется в охотку, чтобы отвести от себя любые подозрения. Главное — строго его предупредить, чтобы он до конца держал марку и не растерял по нечаянности морального облика собственного лица, как он сам однажды о себе выразился. Зато утром он сможет «болеть» сколько ему будет угодно.

Александр Борисович взял с собой групповую фотографию, на которой был наиболее отчетливо виден этот неизвестный ему пока Ваня. Подумал, что надо будет его отпечатать отдельно, и было бы совсем неплохо, если бы кто-нибудь из Галиных стариков с Бережковской набережной опознал его.

А взамен унесенной фотографии Еве была вручена визитка со всеми контактными телефонами Турецкого — для экстренной связи.

Расставались на два дня, будто заговорщики, уходящие на последнее свое дело, которое может оказаться для них трагическим. Они так стиснули друг друга в невольном объятии, что у женщины занялся дух. Она даже и не ойкнула, а бессильно обвисла на его руках. И если бы не стойкость Александра Борисовича, Ева Абрамовна наверняка бесстрашно нарушила бы самой себе данное слово и отдалась порыву страсти прямо здесь, посреди просторной прихожей. Но, к их взаимному благоразумию, этого не произошло. Иначе как бы они потом глядели друг другу в глаза, верно?

«Или ничего? Уж какое-нибудь объяснение нашли бы своей пылкой несдержанности? — подумал Турецкий и продолжил мысленно: — Обязательно отыскали бы, без всякого сомнения. А впрочем, долго искать тоже не пришлось бы — какие могут быть стеснения и неудобства там, где тебя прямо-таки одолевает вожделение?»

Тем более что и два дня были обозначены ими скорее фигурально, как точка отсчета, ибо они оба теперь прекрасно понимали, что при острой следственной необходимости встреча могла произойти, да хоть прямо завтра же — это уж куда и как повернет дело.

«Очень способная и милая женщина, — весело думал об оставленной им вдове Александр Борисович, спускаясь по лестнице к подъезду. — А ведь идея с Сережей очень неплохая!»

3

Грязнов решил сам съездить на Бережковскую набережную и вместе с Галей походить по квартирам и, вообще, хорошенько осмотреться на месте. Он конечно же доверял своим оперативникам, но предпочитал в особо сложных делах полагаться также и на личные впечатления.

С оставленной Турецким фотографии был отдельно переснят и увеличен фигурант, выступавший под именем Ваня. Ни бывшей должности его, ни места работы, ни фамилии, ни адреса в распоряжении следствия не имелось. Как не было и реальной возможности произвести, к примеру, обыск в доме и на службе у доктора Баранова — какие основания? Да никто не подпишет санкции!

Эту фотографию следователь Кучкин, по указанию Александра Борисовича, отвез к Баранову, который уже не раз встречался с Валентином Арнольдовичем, и предъявил ему. Но визит ничего не дал — озабоченный своими проблемами, Вячеслав Сергеевич категорически отрицал, что знает этого человека. Ни разу его в жизни не видел и слышит имя Иван в первый раз. Если он и врал, то очень правдиво. А больше вопросов к нему пока у следствия не возникло. Все-таки до сих пор он проходил в деле как потерпевший, а не как подозреваемый!

Что же касалось Дмитрия Яковлевича Грицмана, тут доктор Баранов был вполне искренен. Да, конечно, знал, и даже довольно неплохо. И супругу его видел не раз — милая женщина. Известно ему было и то обстоятельство, что Додик — так его все называли между собой — грешил наркотиками. Легкими, правда, до серьезных ломок дело не доходило. Правильнее сказать так — баловался, легкий кайф ловил. Но иногда действительно, когда, видимо, перебарщивал, случались с ним и неприятные инциденты. Приходилось помогать, именно по-дружески, подобно домашнему врачу, снимать абстиненцию. Но это было всего два или три раза за все время. Так что и говорить-то, по большому счету, особенно не о чем.

На вопрос, почему тогда, по его мнению, в крови погибшего, как утверждает судебно-медицинская экспертиза, оказалась слишком большая доза тяжелого наркотика — героина, явно расстроенный таким оборотом дела доктор с огорчением развел руками. Наверное, Додик, неважно себя чувствуя, допустил по неопытности передозировку, после чего и потерял над собой контроль. Мог заснуть, находясь за рулем, мог просто отключиться на краткий миг, которого с избытком хватило для ужасной трагедии… Это, кстати, и объясняет в какой-то степени причину гибели человека.